Встреча

      Наруто она любит.       Это был бесспорный факт, непреложная истина — любовь к Наруто прочно вписалась в ее жизнь, стала частью ее существа. Хината не представляет себя без любви к нему. Да и другие, кажется, тоже.       Она каждый раз ловит на себе их сочувственно-участливые взгляды, стоит только Наруто пройти мимо. Как можно не пожалеть бедную девочку с разбитым сердцем?       Но… к чему теперь эта любовь?       Она ведь уже проиграла. Окончательно и бесповоротно.       Хината смотрит, как Наруто держит Сакуру за руку, проводит нежно пальцами по щеке, а в глазах написана такая любовь, что понимает: это конец. На нее он так никогда не взглянет, никогда так не прикоснется, и от этого «никогда» хочется рыдать в голос. Или просто кричать. Громко — так, чтобы выместить всю боль, что камнем придавила сердце, не давая дышать. Может, тогда станет легче? Отпустит?       Но Хината молчит. И улыбается через обиду и жгучую ревность, на какую она и не знала, что вообще способна.       Любовь для нее всегда означала тепло и уют; но сейчас, когда в груди пустота, любовь не спасает.       «Он счастлив», — говорит она себе. С другой, но счастлив. Разве ей этого недостаточно?       Ответом ей служат подступающие к глазам слезы.       Неджи смотрит на нее полным презрения взглядом. Опрокидывает на лопатки, в который раз одерживая верх за тренировку. Хината же даже не пытается больше подняться — лишь лежит, смирившись с поражением. Иногда ей самой становится от себя тошно: за свою слабость, за свою беспомощность и никчемность.       Удар ногой по ребрам приходит неожиданно. Хината успевает перекатиться в самый последний момент — грудь вспыхивает болью. Следующий удар приходится в живот; Хината может лишь открывать рот в беззвучном крике, не в силах издать ни единого звука.       Она лежит, свернувшись калачиком, поджав к себе колени и прикрыв руками голову. Пинки сыплются на тело градом; Неджи-нии-сан остервенело избивает ее, не жалея сил. Хината не кричит и не просит его остановиться, потому что ее слабость разозлит брата ещё сильней.       Когда он, наконец, прекращает, бросает ей напоследок «не позорьте клан, убиваясь по джинчуурики, Хината-сама» и уходит.       У Хинаты же после этих слов будто открывается второе дыхание. Ярость затопляет ее разум, волна чистого гнева сметает боль и робость, ненависть в груди вырастает, взращенная на почве ревности и обиды.       Она резко поднимается на ноги, с вызовом смотрит в глаза Неджи-нии-сану, повернувшегося на движение. Не обращает внимания на мутнеющий перед глазами мир, лишь расставляет ноги, становясь в боевую стойку.       В глазах брата читается что-то, отдаленно напоминающее уважение.       Хината сражается так яростно, как никогда прежде. Брат задел ее чувства, протоптался по ее разбитому сердцу и оскорбил ее достоинство. Даже у ее терпения есть границы.       Хината слишком ослаблена и измотана, чтобы вести долгий бой.       Вместо этого она вкладывает все силы в один-единственный удар: ее кулак устремляется Неджи-нии-сану в солнечное сплетение. Но брат быстр. Он перехватывает ее руку, а затем выворачивает за спину, заламывая до хруста в суставах и оставляя Хинату беспомощно и жалко брыкаться в его хватке.       И тогда она делает то, что думала, никогда не сделает. Хината взывает к печати на лбу Неджи-нии-сана. Чакра вспыхивает в теле, пульсирует, витки фуиндзюцу устремляются к брату.                    Спустя мгновение он лежит на земле, выгибаясь от страшной боли. Брат скребёт по лбу ногтями, словно пытаясь отодрать кожу. Его лицо заливает кровь.       Хината пугается того, что наделала. Но не останавливается. Позволив Неджи-нии-сану покорчиться в агонии ещё немного, она наконец прекращает.       Брат лежит на земле, тяжело дыша. Хината же разворачивается, как и он минутой ранее, и уходит. Разве что не бросает едких слов напоследок.

***

      Хината знает: ей нет прощенья.       Ее вина слишком велика. Неджи-нии… нет. Она не смеет больше звать его братом.       Неджи.       Он… никогда ее не простит. Только не после того, как она применила силу печати; не после того, как ткнула его носом в его происхождение, напомнив, что над собственной жизнью власти он не имеет.       С прошлого вечера, когда она оставила Неджи обессилено лежать посреди тренировочного полигона, Хината не выходила из своих покоев.       Трусливо пряталась, лишь бы не встретить ненароком бр… Неджи. Не увидеть полный презрения и ненависти взгляд — или, ещё хуже, безразличия. Но действовать надо.       Под покровом ночи Хината бесшумной тенью проскальзывает в комнату Неджи. Активированное додзюцу соврать не может: он внутри. Наверняка почувствовал ее приближение, но никак не отреагировал — даже чакра в кейракукей не выдаёт эмоций своего хозяина.       Хината знает, что прежних отношений между ними больше никогда не будет, — слишком весом ее проступок — но сделать вид, что ничего не случилось было бы ужаснейшим бесчестьем. Пусть Неджи и не захочет ее слушать, пусть даже разозлится и изобьет ее до полусмерти — принести извинения она должна.       — Неджи, — тихо окликает его Хината.       Он не реагирует, продолжая сидеть в позе лотоса на кровати. Глаза его прикрыты. Хината медленно подходит ближе, склоняет голову, а затем, давя слёзы, опускается перед ним на колени.       — Неджи, — начинает она. — Знаю, что ты не хочешь меня видеть, и обещаю, что больше никогда тебя не потревожу, если скажешь, но… прошу тебя, выслушай меня на этот раз. — она замялась; множество раз отрепетированные слова застревают в горле: хотела бы Хината сказать, что повела себя недопустимо, что искренне раскаивается в своем поступке, но сейчас все это кажется фальшью. — То, что было вчера… Я поступила так, потому что мне захотелось причинить тебе боль, — вместо этого говорит она. Неджи вдруг вздрагивает и наконец открывает глаза. — А потому сейчас ты волен поступить со мной, как тебе заблагорассудится.       С этими словами Хината достает из подсумка кунай и протягивает Неджи. Она не смотрит ему в глаза: слишком тяжел его взгляд.       Наступает тишина. Не слышно ни шелеста травы, ни завывания ветра. Хината слышит лишь громкий стук собственного сердца, отдающий в ушах.       Она низко опускает голову, все так же протягивая Неджи кунай. Но тот брать его не спешит.       С каждым мгновением решимость Хинаты тает; руки начинают мелко подрагивать, струйка пота скатывается по шее к плечу.       — Пожалуйста, Нед… — чувствуя, что скоро храбрость иссякнет, начинает было она, но резкий удар по щеке прерывает ее просьбу.       Хината падает на спину ничком. Кожа на лице начинает болезненно пульсировать — щека горит.       — Пришли ко мне, чтобы умереть от моей руки? — раздается откуда-то сверху. — Я ожидал от вас чего-то похожего, Хината-сама. Только вы могли решить, что смерть — единственный выход. Но вы ведь не сделали ровно ничего плохого; вы — будущая глава клана Хьюга, и наказывать подчиненных из Младшей Ветви — ваше право и обязанность.       Удар ногой приходится прямо по животу — из Хинаты весь воздух вышибает. Она хрипит, сжимаясь от боли.       — Но раз вы отчего-то считаете, что заслуживаете наказание…       На этот раз пинок приходится по ребрам. Неджи бьет сильно, но так, чтобы не сломать кости — умело балансирует на грани.       — … то я не смею вам отказывать.       Еще пинок. Еще.       Когда каждый сантиметр тела Хинаты превращается в один большой источник боли, Неджи хватает ее за волосы, заставляя подняться на ноги.       Она, чуть пошатываясь, обессилено повисает на нем. Неджи другой рукой сжимает ее подбородок, поднимая к себе ее лицо. В его взгляде Хината читает безумие — и ее вдруг прошибает страх. Неджи наклоняется близко-близко, оставляя между их лицами жалкие пару сантиметров — и приникает к ее уху.       — Можете воспользоваться печатью подчинения, Хината-сама, — интимным полушепотом говорит Неджи, — но я скажу это вновь. Ваше увлечение джинчуурики позорит клан и вас саму. Своей… бестолковой привязанностью вы делаете хуже всем.       Хината вздрагивает в его хватке.       — И что такого вы в нем нашли? Что он сделал такого, чтобы вы за ним так бегали? Стоит ли он ваших слез, Хината-сама? — спрашивает он тихо, но она слышит в его голосе едва сдерживаемую ярость. — Чем… он… вас… заслужил?       Она молчит. Неджи вдруг ощутимо расслабляется.       Он отпускает волосы Хинаты и вдруг нежно проводит пальцами по ее щеке. Хината дергается от неожиданной ласки, как от удара. Она с широко раскрытыми глазами смотрит на Неджи — от его расслабленности не остается и следа. Красивые черты искажает гнев.       Он сжимает пальцы на ее подбородке еще сильней, удерживая ее, и вдруг приникает своими губами к ее.       Хината застывает.       Хината резко дергается назад, пытаясь уйти от неожиданного поцелуя, но рука Неджи крепко держит ее за затылок. Однако спустя мгновение он сам вдруг отстраняется; в глазах — отчаяние и… безысходность? Не успевает Хината расшифровать выражение Неджи, как его лицо вновь становится бесстрастным, а взгляд — холодным.       — Вам лучше уйти, Хината-сама, — равнодушно бросает он, но она чувствует: внутри у него сейчас бушует ураган.       Надо бы возмутиться, надо бы ужаснуться, надо бы пригрозить… но Хината молчит. Впервые в жизни, кажется, в голове совершенно пусто. Она не знает, что сказать, не знает, что делать, не знает, что чувствовать.       У Хинаты лишь сбивается дыхание. Что это за ощущение, что разливается внутри? Она не испытывает отвращения; наоборот, она чувствует себя цветком, что вот-вот расцветёт, птицей, что поймала попутный ветер, огнём, что полыхает в горниле.       Неджи же до сих пор глядит бесстрастно. Но она не глупа; ей не нужно объяснять, почему мужчины целуют женщин.       Она нравится Неджи.       От этой мысли сердце вдруг начинает биться быстро-быстро.       — Я не уйду, — слова вырываются сами собой.       Но Неджи принимает высказывание на свой счёт, меняя смысл до неузнаваемости. Он садит ее, слишком ослабленную, чтобы стоять самостоятельно, на кровать. Избегает ее взгляда; складка меж бровей становится глубже. Аккуратно кладёт на подушки, нежно, будто не он остервенело избивал ее минутами ранее, оборачивает одеялом.       Собирается уйти. Хината, поддавшись внезапному порыву, хватает его за рукав, тянет обратно — на большее ей не хватает сил — и, когда Неджи удивленно склоняется над ней, притягивает к себе. Их губы встречаются — он застывает, даже, кажется, не дышит. Хината на миг ужасается собственной дерзости, но не успевает ни о чем пожалеть, как вдруг невинно-мягкий поцелуй становится напористым. Неджи отвечает страстно — в движениях читается голод, когда он проталкивает язык внутрь. Хинате кажется, что она вот-вот воспарит.       Она едва не упускает момент, когда ее тело придавливают к кровати. Неджи, не разрывая поцелуя, оказывается сверху; его руки вцепляются ей в плечи, пока сама Хината отчаянно обнимает его за шею в страхе, что он уйдёт.       Но он не уходит — наоборот, с каждой секундой прижимается все сильнее, пока между ними не остаётся и сантиметра. Все вокруг размывается, сужается, — исчезает комната, исчезает клан, исчезают границы; остаются лишь они — более не наследница и подчиненный, не слабый и сильный — двое безумцев, с головой окунувшихся в водоворот чувств.       Хината задыхается, когда губы Неджи оказываются на шее. Кожа на месте его поцелуев горит огнём. Она вздрагивает, когда его ледяные пальцы пролезают под одежду и начинают оглаживать рёбра; руки поднимаются выше, пока не подцепляют край бинтов, обмотанных на груди.       Неджи, рвано выдохнув, резко тянет ткань вверх — обнаженная кожа тут же покрывается мурашками на холоде. Контраст температур на мгновение приводит Хинату в чувства; лицо мгновенно заливает румянцем. Она стыдливо прикрывает грудь руками, но Неджи, схватив ее за запястья, отводит в стороны.       Секунду спустя Хинату уже вновь уносит в вихре ощущений, потому что губы Неджи теперь исследуют ее грудь. Она издаёт сдавленный всхлип, когда его зубы неожиданно впиваются в кожу. Внутри поднимается жар; Хината мечется, теряет рассудок, пока вспыхнувший огонь прожигает свой путь сквозь ее тело. Она выгибается, с силой вцепляется в плечи Неджи, тянет на себя, пытаясь оказаться ближе, теснее, почувствовать бешеное биение чужого сердца, выдохнуть с тихим стоном заветное имя…       Неджи над ней дышит часто-часто — Хината чувствует его нетерпение. Он оказывается меж ее коленей, там, где жар греховной страсти полыхает сильнее всего, шепчет сбивчиво «Хината» — ее возносит к облакам от нежного звучания собственного имени в его устах. Неджи никогда не просит, никогда не раскрывает своих чувств, он всегда собран и холодно спокоен — но сейчас Хината словно видит его другого: тяжело дышащего, молящего, чувственного и такого желанного.       Короткая вспышка боли, первые неуверенные движения; Неджи, будто не зная, как ее утешить, вновь целует, отвлекая от неприятных ощущений. Хината отвечает и вскоре забывается. Толчки становятся резче — они оба подхватывают бешеный ритм, упиваются друг другом, сгорая в общем пламени чувств. Они лишь вместе отдаются сумасшедшему порыву, более не думая ни о правилах, ни о положении, ни о чем — кроме них самих.       Неджи не бывает нежен — ни в битве, ни в постели, — но Хината не чувствует боли от пальцев, что крепко сомкнулись на ее бедре; резких, жестких толчков внутри, что заставляют сдавленно стонать; острых ребрах, локтях и коленях, что впиваются в тело; даже боль от долгого избиения будто исчезает — все меркнет по сравнению со жгучим жаром, что с каждым мигом разгорается все сильнее в поисках выхода.       Хината оказывается на грани потери сознания, когда чувства внутри достигают своего апогея — она кричит, более не сдерживаясь, целиком и полностью растворяясь в ярком удовольствии. Неджи с силой впивается в ее плечо зубами, прокусывая кожу до крови, оставляя рану — но она едва ли может это ощутить, пока парит в вышине.              Неджи заваливается рядом. Они лежат друг подле друга, пытаясь отойти от того, что произошло меж ними ранее — оба тяжело дышат, закрыв глаза, стараясь прийти в себя. Сознание спустя время вновь проясняется, голову медленно заполняют мысли, а с ними приходят ограничения, восстают запреты, воздвигаются барьеры. В комнате повисает давящая напряженная тишина.       Никто не произносит ни слова. Ни тогда, когда оба резко отворачиваются, ни когда впопыхах одеваются, ни когда Хината стремглав выбегает из покоев Неджи.       Им еще нужно многое осознать, о многом поговорить и многое выяснить — но не сегодня. Или, может, никогда.