***
Сильная боль в спине заставила женщину едва слышно застонать. Она чувствовала как боль в её сердце не стихает. Она сжигает сердце, заставляет его гореть в адском пламени, заставляет его тосковать, заставляет его умирать. Женщина медленно повернула голову в сторону. Под ней была мокрая листва, вверху колыхались деревья. — Гомез…- хрипло прошептала Мортиша, наблюдая за сгущающимися хмурыми тучами. Минуты и слёзы небес падают вниз на влажную почву. Мортиша закрывает глаза и её слёзы сливаются с каплями дождя. Губы дрожат, душа умирает. Сердце разрывается. Небеса хотят помочь. Они хотят разделить эту участь вместе с несчастной. С той, которая осталась совсем одна. С той, которую без капли жалости выкинул погибать собственный муж. Просто выкинул как ненужную вещь. Словно они никогда и не любили друг друга, словно она была женщиной на одну ночь, с которой поиграли и выбросили как никчёмную безделушку. С той, у которой забрали то, чем она так дорожила. С той, у которой забрали детей. С той, которую лишили дома и дали приют для боли в её сердце. Все тело заныло, как только Мортиша попыталась встать. Но встать надо было. Не могла она быть здесь вечность. Рядом лежала маленькая сумочка, которую она обычно брала для того, что положить туда немного косметики, когда они с Гомесом вместе ходили в их любимый ресторан. Глаза вмиг покрылись слёзной пеленой. В сумочке были деньги. Их было достаточно, чтобы прожить хотя бы неделю. Силы покидали её и Мортише хотелось упасть на эту мокрую от слёз небес землю и зарыдать. Закричать. Умереть. Но она не могла. У неё ещё есть ради кого житьУ неё ещё есть ради кого жить
17 июля 2014 г. в 07:26
Восход. Лучи солнца пробивались в окна старинного дома. Один из лучиков слегка коснулся бледной кожи девочки, которая невольно открыла глаза, пытаясь всем своим видом выразить презрение солнцу. Унздей лениво скинула с себя одеяло, глянула на мирно посапывающего брата и направилась к окну.
Погода сегодня была слишком ужасна: солнце светило, небо без единого облачка, птицы поют…скука.
Унздей, закрыв все жалюзи в комнате, подошла к старому шкафу и достав оттуда своё прекрасное чёрное платье, переоделась.
Внезапно кольнуло сердце. Девочка нахмурилась. Ещё один недобрый знак. Что происходит? Подозрение чего-не ладного поселилось в душе Унздей. Девочка незамедлительно решила проверить всё ли хорошо с её родителями, братьями, дядей и бабушкой.
С Пагсли было всё ясно. Он всегда спал беспокойно. Часто ворочался во сне. Совсем как дядя Фестер. Унздей тихонько открыв дверь, дабы не разбудить брата, вышла в коридор. Пол тут же заскрипел. Что уж там пол, казалось, что весь дом трещал по швам. Ощущение, словно и дом чуял какую-то беду.
Комната Пуберта находилась на одном этаже с комнатой Унздей и Пагсли, поэтому девочка решила сначала проведать своего младшего брата, а затем пойти в комнату родителей.
Завернув за угол, Унздей уткнулась прямо в дверь, где обитал Пуберт. Никакого шума не было слышно, но буквально через пару секунд, Унздей услышала плач малыша. Девочка быстро открыла дверь и ринулась к колыбельке. Пуберт бился в истерике, дрыгал ногами и руками. Даже медведь сидевший рядышком его нисколько не успокаивал.
Унздей, взяв братика на руки попыталась его успокоить. И малыш действительно успокоился. Его сестра была похожа на маму, поэтому малыш притих и даже слегка улыбнулся сестре. Девочка перестала испытывать ненависть к брату. Она прошла так же быстро, как и ненависть к Пагсли. Он теперь был для неё братом, ведь этот малыш спас их семью от психопатки Дэбби и Унздей призналась, что вся семья в долгу перед ним.
Значит и Пуберт чувствовал какую-то беду. Унздей решила не оставлять брата тут, а пойти вместе с ним в комнату родителей.
Спустившись по лестнице на этаж ниже, девочка и её брат оказались снова в длинном коридоре. Пройдя до конца коридора, Унздей вновь уткнулась в дверь. Медленно повернув ручку двери, девочка открыла её, но в комнату заходить не стала. Она надеялась увидеть мирно спавших родителей, но вместо этого она увидела их с братьями няню — Салли Роджерс.
— С каких пор вы ещё и домработница? — замогильным голосом спросила Унздей, приподняв бровь.
От неожиданности няня охнула, но тут же взяв себя в руки, повернулась к девочке и слегка улыбнулась.
— Здравствуй, Унздей. Ты так тихо зашла, я и не услышала. Твой папа попросил меня здесь прибраться.
— Мама не позволила бы вам этого. Ваша обязанность следить за нами, а не за вещами наших родителей. — Отрезала Унздей.
— Эм…видишь ли, — Салли наконец оставила в покое кровать и теперь уже полностью развернулась к девочке — твоя мама тут больше не живёт и теперь все приказы отдаёт твой отец.
— Что? — глаза Унздей расширились. Малыш на руках захныкал. Вот она — беда!
— Твой папа, — замялась молодая женщина — как бы так помягче сказать…выгнал её из дома. Она ушла рано утром, когда солнце только-только выходило из-за горизонта. Сожалею, что вы не успели попрощаться.
— Мама бы по собственной воле нас так просто не оставила бы. — Уверенно произнесла Уэнздей, слегка повысив голос.
— Видимо ты ошиблась. — Усмехнулась Салли. — А теперь пойдёмте все вместе завтракать. Давай сюда малыша, я переодену его.
Унздей сделала несколько шагов назад, как только няня стала приближаться. Девочка прижала ребёнка к груди и недоверчиво глядела прямо в блестящие глаза молодой женщины.
— Вы не притронетесь ни к кому из нас. Никогда. Не смейте даже приближаться к моей и Пагсли комнате. Не смейте даже смотреть на дверь комнаты Пуберта. Я уже говорила вам «добро пожаловать в Ад», верно? Вот вы него и попали, мисс Роджерс…
Смерив презрительным взглядом свою няню, Унздей ринулась в свою комнату, крепко прижимая брата к груди.
Где же теперь их мама? Куда же она делась? Вернётся ли она?