Потерянный рай

      Пятничный вечер полон суеты. Концерт заканчивается как раз к часу пик, а может, даже отчасти провоцирует его. Вереницы машин едва-едва ползут к вокзалу, настойчиво краснеют стоп-сигналами и походят на неторопливую ядовитую гусеницу. Микроавтобус практически застывает в этом потоке, дрожит мелкой дрожью двигателя и легко поскрипывает на светофорах. В салоне душно.       Антон прислоняется лбом к тонкой шторке, отделяющей его от холодного стекла. Апрель еще свежий, к ночи больше прохладный, весна совсем не торопится. Антон закрывает глаза и громко — особенно громко в дремлющем салоне — вздыхает. Проворачивает браслет часов и бегло смотрит на время: как же медленно оно тянется, когда стоишь в пробке, застрявший в этом неудобном микроавтобусе. Тоскливо.       Антон поворачивает голову в другую сторону. С задних сидений слышно тихий разговор. Уставшие после концерта, они сейчас не очень-то настроены на общение, но, судя по голосам, Сережа и Арс еще находят силы что-то обсудить. Антон не разбирает, что именно, и решает, что сейчас важнее попытка в дрему. Он накидывает капюшон и укладывается так удобно, как это в принципе возможно. Микроавтобус дергается, Антон стукается виском об окно и коротко ругается. Фонари с улицы пробиваются через шторку и раздражают своим светом.       Когда приезжают к вокзалу, Антон раздражен и даже не пытается это скрыть. Он волочит дребезжащий чемодан по брусчатке, дергает по ступенькам и так же без особой аккуратности запихивается вместе с ним в вагон. Состав наполовину спит, наполовину заполняется новыми пассажирами. На свежем воздухе платформы команда немного оживает, курящие курят, некурящие прогуливаются рядом. Антон несколько раз бесполезно щелкает зажигалкой и успевает изжевать фильтр, прежде чем Дима прикуривает его сигарету от своей. Проводница предупреждает о скором отправлении.       Счастье, что сейчас слишком поздно для любых совместных активностей. Антон устал настолько, что даже есть ему не хочется, а хочется поскорее устелиться, улечься и уснуть, желательно до самого прибытия. Он топчется у туалетов, где успевает послушать Стаса и покивать на все его планы-идеи-советы, которые сейчас совсем не откладываются в памяти, торопливо умывается и возвращается в свое купе. Краб уже кажется спящим, Сережа, заползший на свою полку, отвернулся к стенке, и только Арс, сидящий внизу, еще подает признаки жизни. — Пиздец, — выдыхает Антон шепотом, принимаясь застилать свою полку. Арсений легко кивает, не отрываясь от листания ленты в телефоне. — Сегодня сложно было. — Согласен, — таким же шепотом отвечает наконец Арсений. Антон раздраженно дергает плечами. — Но ты старался. — А, хуйня, — Антон агрессивно запихивает подушку в чистую наволочку и успевает в процессе стукнуться о верхнюю полку лбом. — Не мой день.       Арсений больше не отвечает. Антон решает, что это к лучшему. После подушки у него остается слишком мало сил на социальные взаимодействия. Он скидывает кроссовки, толстовку решает не снимать и прямо так сворачивается в куколку из простыни. Арсений говорит ему что-то неразборчивое, видимо, желает спокойной ночи. Антон отвечает тем же и отворачивается.       Сон не идет. Антон бесконечно возится и бьется в стенки конечностями, тихо матерится и считает овец в неимоверно огромной отаре, но все бесполезно. Усталость колется мурашками в икрах и плечах, но измученный организм не собирается выключаться. Антон поворачивается на спину, вопрошает у верхней полки короткое 'да за что мне?' и смиряется с тем, что просто так заснуть не получится. Он аккуратно привстает, оглядывает спящего Арсения, сует ноги в кроссовки и честно старается аккуратно выйти из купе.       За окнами поезда уже совсем темно. Антон долго стоит в коридоре вагона и пялится в синеву неба, следя за тонкой луной, задней мыслью надеясь, что эта картина его загипнотизирует до дремы. Хрупкий полумесяц развернут в небе так, что кажется насмешливой улыбкой: никакой дремой даже не пахнет.       Антон делает несколько кругов туда и обратно по вагону. Возвращается в купе, чтобы взять телефон и сигареты. Время уже далеко за полночь, а остановок не предвидится еще час. Антон долго и бесполезно листает какие-то видео в тиктоке — даже без звука, надеясь измотать себя фоновым потоком информации. Еще раз умывается, еще раз заглядывает в купе за водой и продолжает пялиться на темный пейзаж. Поезд останавливается раньше, чем он успевает захотеть заснуть.       Антон выпрыгивает на короткую платформу, потерянную где-то среди темных лесов, вместе с ним из вагонов выползает еще несколько таких же полуночников. Он задумчиво курит, пока ходит кругами, и недолго сидит на холодной лавочке. На улице холодно, и возвращение в теплое купе должно мгновенно спровоцировать уют, комфорт и засыпание согласно продуманному плану.       Но, видимо, Антон крайне хреновый стратег. Когда он возвращается в купе и снова окукливается, изменений в программе не происходит. Он старается не возиться и делать вид, что уснул, чтобы обмануть мозг, но тот только ехидно смеется и подсовывает всякие неприятные мысли о ляпах на сегодняшнем концерте и о том, что завтра уже будет следующий, снова никакого перерыва, снова Антон будет как селедка, если не отоспится днем в отеле. Он закрывает лицо руками и тихо страдальчески шмыгает. — Уснуть не можешь? — От шепота Арсения в виске колет короткая неожиданность. Антон разворачивает голову в его сторону и зачем-то кивает. — Типа того. Мешаю? — Есть такое. — Антон вздыхает. Все, конечно, в курсе, как он переносит туры и обилие переездов, но портить жизнь другим у него никогда нет желания. Если бы можно, он выкупал бы себе отдельное купе, чтобы не тревожить чужой сон. Арсений шелестит простыней на своем месте. — Может, помочь? — Есть снотворное? — Антон приподнимается на локте и в сумерках наблюдает, как Арсений садится и потягивается. — Есть кое-что получше. — Ребусений загадочно усмехается и делает два шага, преодолевая расстояние между полками. — Встань-ка.       Антон недоверчиво щурится. Арсений тот еще тамада, ему никакого доверия. Один раз он сообщил Антону, что от бессонницы хорошо помогает физическая активность, и потащил его гулять вокруг отеля, невзирая на глубокую ночь, дождь и ранний подъем на утренний поезд. Поспал тогда Антон действительно хорошо, но всего три часа. Он потому и решил, что температурный контраст поможет ему и в этот раз. — Знаешь, если ты снова предложишь мне какой-то альтернативный способ, я… — Способ проверенный. Ты мне доверяешь? — Арсений улыбается и поблескивает глазами в темноте купе.       Антон долго смотрит в ответ, потом с кряхтением выпутывается из своего кокона, сползает с полки и разводит руками, мол, дальше что, приседания? Арсений садится на его место, двигается к окну и укладывает подушку на колени, а потом пару раз призывно по ней похлопывает. — Арс, ну ты совсем уже… — Антон осекается, когда Сережа принимается возиться на своей полке. Его разбудишь, так он же бухтеть так будет, что точно потом не поспит никто. Антон понижает тон шепота еще немного: — Это ж тупо. — Вовсе и нет. Давай ложись, пока не передумал.       Они играют в гляделки секунд десять, пока Антон не сдается и не укладывается обратно на полку. И, получается, на поповские коленки — опосредованно, через подушку, но все равно. Он специально поворачивается набок спиной к Арсению, возится, устраиваясь удобнее. — Закрой глаза и расслабься, — советует откуда-то сверху низкий шепот. Антон закрывает глаза одновременно на происходящее и чтобы уснуть.       На плечо вдруг ложится ладонь, начинает осторожно поглаживать. Антон сопит в подушку, стараясь абстрагироваться. Приятные поглаживания продолжаются, а потом вдруг пальцы впутываются в кудряшки, принимаются раскручивать и почесывать. Антон мычит тихое и возмущенное 'А-арс', а тот только шикает и продолжает наглаживать. — От края до края небо в огне сгорает, — с претензией на музыкальность раздается над головой шепотом. Антон хмурится, но быстро узнает текст и усмехается. Возится снова, укладываясь удобнее. Арсений продолжает нашептывать песню: — Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает…       Ария, конечно, лучший выбор для колыбельной. Антон хочет съязвить на эту тему, но слишком приятно расчесывает его кудряшки арсова ладонь. Поэтому он обещает себе высказать это утром, а пока соглашается послушать и опробовать методику. Подсознание само по себе рисует потерянный рай где-то за концом иссиня-черного неба, растекшегося над поездом. — Вы че, во сне болтаете? Заткнитесь, а, — бормочет Сережа, махнув рукой с верхней полки: Антон приоткрывает глаз. — Серег, заткнись сам и спи, будь другом, — Арсений на секунду останавливает поглаживания. Сережа еще недолго неразборчиво ругается и возится, а потом начинает храпеть. Арсений усмехается, когда Антон требовательно поводит плечом. — Во сне хитрый демон Серега может пройти сквозь стены…       Антон улыбается и снова чувствует мягкое тепло, расползающееся от поглаживаний. Он зевает и трется щекой о подушку, вслушиваясь в расслабленный шепот. Ему хочется верить, что добрый Арсений будет охранять его сновидения до рассвета. Хотя, как еще, у него уже не получится вылезти так, чтобы Антон не проснулся, а тогда все это будет вообще бессмысленно. — Засыпай под пенье дождя, — уговаривает его Арсений, легко поглаживая по щеке и поправляя кокон простынки.       Антон расслабленно кивает, соглашаясь заснуть где угодно, только бы заснуть. В голове почему-то всплывают овечки. Поезд мерно покачивается на расшатанных рельсах, и действительно не хватает только дождя, чтобы было совсем уютно. Антон чувствует, как у него затекает нога, пару секунд еще думает, а потом разворачивается и тычется лицом в футболку незамерзающего Арсения. — Подставлю ладони, их болью своей наполни, — Антон шмыгает в ткань, пахнущую кондиционером и чем-то непонятным арсеньевским. Снова кажется, что он делает недостаточно, что он мало старается, плохо играет и вообще все это — из жалости. Арсений поглаживает его по плечам, по ребрам спускается до талии и поднимается обратно. Его сердце бьется рядом и совсем спокойно. Антон шмыгает еще раз.       Интересно, сколько сейчас времени? Арсу ведь тоже надо выспаться, а он тут нянчится с Антоном, баюкает, как будто ему лет на двадцать меньше точно, а мамы рядом нет, и ему страшно ехать одному. Антон шарит рукой по простыне, пока не находит теплый чужой бок, и несильно сжимает футболку в складки. Арсений коротко усмехается. Антон дергает головой, чтобы смотивировать его продолжить ласку, и аккуратные пальцы продолжают перебирать кудри.       Воображение проигрывает в голове гитары, пока Антон ловит ритм дыхания и сам начинает дышать медленнее. Нежные касания заставляют жалеть о не снятой заранее толстовке, которая мешает ощутить тепло ладони. Поезд ненадолго останавливается, покачивается, и Антон чувствует, что Арсений поддерживает его бок, чтобы он не свалился с полки. Улыбается. — Засыпай, на руках у меня засыпай, — повторяет Арсений. Антон больше придумывает себе эту фразу, чем по-настоящему слышит. Разум заволакивает темный туман, обещающий крепкий сон и — наконец-то — отдых. Антону хочется поблагодарить, но он не успевает договорить даже простое 'спасибо' и наконец-то отключается.       Арсений ловит разницу в его выдохах и удовлетворенно улыбается. Он продолжает гладить мягкую макушку и оставляет вторую руку на чужой талии, задумчиво перебирает складки простыни. Уснувший Антон сразу расслабляется, приоткрывает рот и сползает по подушке совсем, когда Арсений аккуратно закидывает ногу на ногу. Если подождать еще немного, он начнет сопеть и посвистывать, как-то они даже записывали. — Ты найдешь потерянный рай, — договаривает последний припев Арсений, убирая выбившуюся из челки русую кудряшку со лба. Антон отпускает футболку, и его ладонь теперь лежит совсем рядом. Арсений берет ее в свою, медленно поглаживает костяшки и несильно сжимает. Потом вздыхает, сползает немного по мягкой спинке, придержав подушку, и закрывает глаза. Ему, вообще-то, тоже надо выспаться перед завтрашним днем.       Во сне Антон неощутимо сжимает его руку в ответ.