ноябрь 1944 года
Что бы ни было не так с Сикарией, на следующее утро стало еще хуже. Она проснулась вся в поту и в полубреду. Зрение было слегка затуманено, мысли путались, она ощущала себя невероятно раздражительной. Сикария едва могла открыть глаза без жгучей боли в затылке. В комнате было тускло, но даже минимальный свет, проникающий через окна, обжигал роговицы. И ее тошнило. Очень тошнило. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы заставить себя встать с постели и выпить укрепляющее зелье. Сегодня ей нужно было быть в здравом уме, но это было самое неподходящее время для того, чтобы заболеть какой-то загадочной болезнью. Может, я отравилась? Она выкинула эту мысль из головы. Никому ведь не интересна школьная дуэль? Ведь так? Ее мысли все еще путались, ей было трудно сформировать мысль. Она быстро подошла к своему тайнику с зельями и выпила успокаивающее зелье, чтобы успокоить мышцы, и энергетическое зелье, чтобы очистить разум. Почувствовав облегчение, девушка наложила ряд чар, чтобы скрыть темные круги под глазами и бледность ее обычно оливковой кожи. Если раньше она выглядела как труп, то теперь выглядела как хорошо замаскированный труп. Также наложила охлаждающие чары в надежде, что перестанет потеть. Завтрак был долгим. Ее плохое настроение не могли скрыть зелья, которые она выпила, но она надеялась, что они хотя бы скроют физические последствия до окончания ужина. Может быть, завтра она пойдет в Больничное крыло. — Почему ты получаешь «Пророк», «Нью-Йоркский журнал» и «Парижскую трибуну»? — спросил Лестрейндж, когда полосатая черно-серая сова положила перед ней три газеты. — Мне нравится знать, что происходит в мире, — сказала она между перерывами на еду. Она знала, что ей нужно поесть, но тошнота мешала аппетиту. Глаза Розье загорелись. — Ты говоришь по-французски? — очевидно. — Да, а также на латыни, русском и испанском, — и греческом. И немецком. Может, мне не стоило признаваться в этом. — Как?... — Родители, — ответила она. Венера слегка усмехнулась при упоминании ее родителей, но Сикария сделала вид, что не услышала ее. Она резко стиснула зубы, чтобы не сорваться на девушку. Лестрейндж вопросительно посмотрел на них. Венера сделала несколько хитрых, ехидных замечаний, пытаясь намекнуть, что Сикария использует смерть родителей для сочувствия. Эдвардс пропускала нападки мимо ушей, но Венера начинала ей надоедать. Впрочем, времени на раздражение у нее было немного: похоже, сегодня Вселенная была не прочь испытать ее терпение. Через несколько минут после того, как она села за стол, к ней подошел когтевранец с ее класса зелий. Казалось, что вчерашние действия Сугиямы положили начало целой цепи событий. Мальчики, которые преследовали ее, ограничивались флиртом в классе или иногда ловили ее в коридоре, но как только Сугияма предпринял публичную попытку, то открыл «шлюзы». Очевидно, это подбодрило всех сделать какой-то шаг к ней. — Привет, мисс Эдвардс, — боже мой. Этих трех слов было достаточно, чтобы взбудоражить весь стол, независимо от его напускного дружелюбия. Внимание ее друзей теперь было приковано к ней. Она глубоко вздохнула и повернулась. — Привет, Белби, — Трэвис Белби. — Тебе что-то нужно? — Привет, Трэвис! — крикнула Венера из-за стола, одарив его великолепной улыбкой. Сикария очень надеялась, что Белби переключит свое внимание на Венеру, но ей не повезло. — Э-э, привет, Дэвидсон, — его внимание задержалось на Венере менее чем на долю секунды, прежде чем он снова перевел свои голубые глаза на Сикарию. Она не могла не почувствовать небольшой укол вины за Венеру, но было ли это вызвано раздражением на Белби или состраданием к подруге, было неясно. Как бы она ни презирала присутствие Венеры, но то, что от нее так отмахнулись, должно было причинить ей боль. — В общем, Сикария, я хотел тебя кое о чем спросить. Что ж, приступай. — Я слушаю. — Малфою пришлось повернуться спиной к столу, чтобы сдержать себя. — Ну, скоро будет проект по зельеварению… — Эдвардс, — перебил Реддл. Он, казалось, притворялся, что Белби здесь нет, и внутренне ухмыльнулся, когда ее внимание тут же переключилось на него. Она подняла бровь. Он жестом указал на нью-йоркскую газету, все еще лежащую на столе. — Ты не возражаешь, если я почитаю это? Она слегка нахмурила брови. — Ну, читай. Она снова повернулась к Белби. Точно, он все еще что-то говорит. Он уставился на Реддла, но лицо Тома было совершенно спокойным, когда он смотрел в ответ. Реддл бросал ему вызов, чтобы он что-то сказал, и Сикария закатила глаза. Мальчишки. — Так, скоро будет проект по зельеварению, где мы должны выбрать партнера, и я хотел бы узнать, не хочешь ли ты стать моим партнером. Ложь, ложь, ложь. Она заставила себя сделать извиняющееся выражение лица. — Прости, Белби, но я уже обещала Лестрейнджу, что буду его партнером. Розье зажал рот кулаком, чтобы не рассмеяться, а Малфой выжидающе смотрел на Лестрейнджа. Он удивился на секунду, но потом расслабился, приготовившись прикрывать ее. Следующий шаг Белби привел ее в замешательство. Он отвернулся от нее и посмотрел на Лестрейнджа. — Это правда, Лестрейндж? Она громко усмехнулась. — Ты обвиняешь меня в том, что я лгу тебе, Белби? Мне не нравятся такие намеки. Он пробормотал. — Я просто... это... ну, я подумал, может ли он... просто он бы... — Значит, тебе нужно мужское слово, чтобы убедиться, что мы работаем вместе? И все? — Сикария никогда не поддастся социальному стандарту, который говорит ей, что быть женщиной, отвечающей за свою жизнь, нехорошо. — Ну, то есть... да, но это не... — она услышала достаточно. — Хорошего дня, Белби, — она отвернулась от него, не слушая дальше его заикания. Сексистский ублюдок. Когда он, наконец, понял намек и ушел, Розье дал волю своим эмоциям. — Жестоко, — сказал Нотт. — Мне нравится. — Мне показалось забавным, что ты защищалась от намеков на то, что ты лгунья, но ведь он был прав, — сказал Лестрейндж. Она улыбнулась ему. — Извини. Похоже, теперь ты работаешь со мной, — он только весело покачал головой. — Я никудышный зельевар. Мне нужна любая помощь, — поскромничал он. Прошло всего несколько минут спокойствия, пока не подошел еще один. — О, боже мой, Эдвардс, — пропел Малфой. — А вот и еще один! — Тебе доставляет удовольствие видеть меня в беде, Малфой? — Да, и мне не стыдно смеяться над твоими страданиями, — он был абсолютно правдив, и в его голосе слышалась веселые нотки. Шаги Ричарда Маккарти замедлились, когда он остановился рядом с ней. Она не обратила на него внимания, и он прочистил горло. Он пытался добиться уважения, которого не заслужил. Как он смеет? Она не стала утруждать себя любезностями; его грубость сразу же выбила ее из колеи, и Сикария даже не могла побеспокоиться о своей попытке вежливости. — Что, Маккарти? — Сикария, — почему он обращается к ней так неформально? Он звучал нелепо, словно пытался сделать свой голос глубже, чем на самом деле. — Чем могу помочь? — тон был язвительным, но она не удостоила его и взглядом. — Пойдем со мной в Хогсмид, — его одеколон начал душить ее, заставляя закашляться. Он был настолько сильным, что у нее почти слезились глаза. Она усмехнулась. Какой бы ни была его тактика, она совершенно не работала. — Это просьба или требование? — Как пожелаешь, милая, — парни рассмеялись, а увидев негативную реакцию Сикарии, рассмеялись еще сильнее. Она проткнула ножом еду на своей тарелке, услышав ласковое обращение, на которое он не заслужил права. — Что-то смешное, джентльмены? — его тон был язвительным, казалось, ему не нравилось, что люди прерывают его. — Вообще ничего... — начал Розье, не потрудившись скрыть ехидную ухмылку, но Малфой перебил. — Да, приятель, — сказал он. — Это чертовски занимательно. Тебя это не смущает? Ты выставляешь себя посмешищем. — Послушай-ка, Малфой... — сердито начал Маккарти. Она видела злобу, бурлящую в его глазах, и решила прервать их. Сикария начинала уставать. — Слушай, Маккарти, почему бы тебе просто не уйти и... Все эти смешки, похоже, достали его, потому что он вдруг сделал то, что было ему не по душе. Он потянулся к столу и схватил ее за руку так сильно, что позже останется синяк. — Не смей так говорить со мной... Он не успел закончить фразу. Она схватила его за запястье и попыталась вырвать свою руку. Розье поднялся на ноги и угрожающе шагнул к ним. Лестрейндж тоже был на ногах, Малфой сжимал его запястье, чтобы он не мог направить свою палочку. Реддл наконец поднял глаза от газеты. Венера скучающе сидела, постукивая пальцами по столу, а Нотт держал одну руку под столом, предположительно держа свою палочку. Как бы это ни было противно, Реддл не мог не почувствовать себя самодовольным, когда она тут же убрала его руку. Она никогда так не реагировала, когда он прикасался к ней. Он быстро отмахнулся от этой мысли и вспомнил, что он староста. — Как ты смеешь поднимать руку на женщину? Как ты смеешь? — прошипел Розье, но гнев Маккарти не утихал. Розье сделал еще один шаг к нему, сжав кулаки. Он попытался вырваться, но она впилась ногтями в его руку и прошипела сквозь стиснутые зубы: — Если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я так прокляну твою руку, что даже целители не смогут ее вылечить. А теперь уходи, — она оттолкнула его руку от себя, вытирая ладонь о юбку. — Давай не будем играть в эту игру... — Розье, Лестрейндж, сядьте, — Реддл теперь тоже стоял. — Маккарти, минус 40 очков за то, что поднял на нее руку. А теперь уходи, если не хочешь, чтобы я позвал вашего старосту, — раздался голос Реддла. — Кто ты такой, чтобы требовать от людей чего-то, Реддл? — Я староста, не так ли? Она сказала тебе уйти, так уходи. Я не буду повторять, — она бы хотела быть благодарной, но ее больше раздражал тот факт, что Маккарти послушал Реддла, а не ее. — Профессорский стол весьма заинтересован во всей этой суматохе. Он не лгал. Дамблдор был на грани, чтобы вмешаться, а профессор Слизнорт уже стоял и быстро махал руками в их сторону. Маккарти признал свое поражение. Он посмотрел на Сикарию. — Мы еще не закончили, Сикария. — Для тебя — Эдвардс, — вмешался Лестрейндж. — И я определенно считаю, что с тобой покончено. Ричард повернулся и быстро ушел, а трое парней сели обратно. Малфой и Нотт глубоко вздохнули. Весь зал гудел от сплетен. Очевидно, они устроили настоящую сцену. Сикария снова задалась вопросом, что это за школа, которая просто игнорирует студентов, готовящихся к драке. Она пробормотала быстрое спасибо, что было встречено одобрительными возгласами. Повернувшись обратно к столу, Сикария вздохнула и поймала взгляд Реддла. Она кивнула ему в знак благодарности, но он не ответил ей взаимностью. Он лишь опустил взгляд на газету. Мудак. На мгновение все замолчали, пока Венера не решила, что сейчас самое подходящее время снова заговорить. — Знаешь, Сикария, если ты будешь прогонять каждого мужчину, который вступит с тобой в контакт, ты никогда не найдешь себе достойного мужа. Видит Бог, в конце концов они прекратят свои попытки, когда поймут, что ты не такой ценный приз, как они думают. Ты останешься старой девой. Или проституткой, — ее гнусавый голос прорезал воздух, как порванная скрипичная струна. Лестрейндж и Нотт смотрели на нее с открытым ртом. Малфой бросил на Сикарию изумленный взгляд, который говорил: неужели ты собираешься позволить ей оставить это безнаказанным? Рука Реддла так крепко сжимала чашку, что костяшки пальцев побелели, но он заставил себя не поднимать взгляд. Она вспомнила, что Реддл сказал ей прошлой ночью, что она окружает себя людьми, которые ниже ее. Глаза Розье вспыхнули, и он с грохотом опустил вилку, пробормотав слово проститутка. Сикария покраснела. — Венера, что, черт возьми, с тобой не так? — ее тон был ядовитым, когда она копалась в сознании Венеры, чтобы вытащить каждую маленькую неуверенность, которую она могла бы использовать против нее. Она просеивала мысли и воспоминания Венеры, пытаясь найти что-нибудь, что она могла бы бросить ей в ответ. Ей следовало бы прикусить язык, но она больше не хотела. — Это я у тебя должна спрашивать советы? У тебя, у которой никогда не было отношений без предварительного знакомства с его родословной? У тебя, у которой никогда не было настоящих друзей, потому что никто не может терпеть, когда ты жалуешься на вещи, которые не имеют значения? У тебя, у которой единственная цель — найти достаточно богатого мужчину, чтобы опустошить его банковский счет? Венера, ты жалкая сплетница, невыносимая женщина и нелюдимая сука, и мне жаль тебя. Венера на мгновение уставилась на нее, открывая и закрывая рот, как рыба, прежде чем ей удалось наконец подобрать слова. — Как ты смеешь так со мной разговаривать? — Ради всего святого, позвольте мне положить этому конец, — пробурчал Малфой. — Дэвидсон, никто не хочет видеть тебя за этим столом, так что как насчет того, чтобы ты вернулась к своей маленькой «банде», с которой ты была до того, как Эдвардс перевелась? Мы все знаем, что ты вернешься и расскажешь им все, что мы скажем, в любом случае. — Отлично, — огрызнулась та. Но всё ещё сердито стояла на месте, глядя на всех присутствующих в поисках хоть малейшего намека на то, что Малфой говорит неправду, но никто даже не шелохнулся. Она повернулась к Сикарии, чтобы сказать последнее слово. — Ты знаешь, что говорят о женщинах, у которых есть только друзья-мужчины, Сикария, — прошипела она и, топнув ногой, удалилась от стола. — Прости меня за то, что я прогнала твою подружку, Розье, — сказала Сикария, когда Венера отошла на безопасное расстояние. — Мы терпели ее только потому, что она была твоей подругой. Она вздохнула и потерла висок. — Я не должна была говорить ей этого. — Почему нет? Это была правда, — Малфой пожал плечами. — Возможно, но теперь у меня нет подруг. Она была права, когда говорила о женщинах с друзьями-мужчинами, — ее тон был язвительно-горьким. Теперь ей придется постараться и найти новых подруг. Возможно, девочка из Когтеврана, которая сидела перед ней на Трансфигурации. Клируотер, верно? Или, может быть, староста. Она милая. Кажется, ее звали Кэтрин. — Я никогда не воспринимал тебя как человека, которого волнует, как тебя воспринимают другие люди, — слова Нотта прозвучали в воздухе, сопровождаемые ошеломленным молчанием. — Ты прав, — призналась она. Она была слишком ошеломлена, чтобы ответить что-то еще. Она прочистила горло и посмотрела на часы. — Скоро начнутся занятия, нам пора идти.***
— Нервничать — это нормально, Эдвардс. Реддл — превосходные дуэлянт, — прошептал ей Лестрейндж, когда они стояли посреди класса профессора Вилкост. Все парты, столы и стулья были убраны из комнаты. — Я уверен, что у тебя все получится. После завтрака она поднялась в свою комнату, чтобы принять еще одно укрепляющее и успокаивающее зелья. Она чувствовала себя как обычно, если не считать головной боли и тошноты. — Я не нервничаю, — солгала она. — Возможно, так и должно быть, — прошептал Реддл ей на ухо. Она вздрогнула, не понимая, что он стоит за ней. Он издал короткий выдох, похожий на смех. — Прекрати, блять, подкрадываться ко мне. Это жутко, — сказала она, не поворачиваясь к нему. Он отошел от нее и направился к Малфою. — Ты уже принял зелье? — еле слышно спросил Малфой, и Реддл кивнул. Не думай об этом. Не позволяй эмоциям мешать тебе. Не будь параноиком. Она заставила себя быть совершенно пустой. По правде говоря, она была напугана, но не могла понять, почему. Такая форма беспокойства была для нее новым ощущением. Ей нужно было отвлечься. Она сосредоточилась на объяснении правил. Очевидно, этих дуэлей ждали как студенты, так и профессора, потому что директор Диппет и профессор Дамблдор, Сильва, Модулус и Слизнорт пришли посмотреть на них. — Помните, что это выставочная дуэль. Правила те же, что и всегда. Вы не можете использовать ничего, что может вызвать необратимый недуг. Вы не должны использовать ничего более опасного, чем проклятие или заклинания четвертого курса. — что? Она подняла руку, и Вилкост кивнула ей. — Боюсь, я не понимаю, профессор. Четвертый курс? Глаза профессора вспыхнули. Это была британская система классификации, о которой она никогда раньше не слышала. Она неудоуменно посмотрела на Дамблдора. Он шагнул вперед и произнес: — Мисс Эдвардс, все заклинания 3 курса, не являющиеся смертельными, с добавлением заклинаний умственной недееспособности, но без заклинаний стазиса, плегии или необратимого паралича, — она кивнула, вспомнив эту классификацию заклинаний. На третьем курсе была Темная магия. Интересно. Наблюдая за другими дуэлями, она еще раз продумала свою стратегию для Реддла. Из той ограниченной информации, которую она имела о нем, Сикария поняла, что он очень высокомерен. Все, что ей нужно было сделать, это внушить ему ложное чувство, что он побеждает, но она должна была сделать это настолько убедительно, чтобы дуэль выглядела достаточно хорошо и казалось, что она выкладывается по полной. В какой-то момент, когда Лестрейндж дуэлировал с пуффендуйцем, Реддл подошел и встал рядом с ней. — Ты все еще уверена в своей способности победить меня? Она не отрывала глаз от дуэли. — Очень, — солгала. — Тогда, возможно, ты не откажешься сделать на это ставку. Ее глаза метнулись к нему, но он не смотрел на нее. — Что ты предлагаешь? Его голос, как ни странно, был гораздо менее выразительным, чем обычно. Обычно, когда он говорил, не было почти никаких колебаний, но сейчас его голос был совершенно лишен каких-либо интонаций. — Если я выиграю, ты согласишься рассказать мне, как тебя обучали, и что на самом деле случилось с твоей семьей. Если выиграешь ты, о сможешь установить условия, какие захочешь, — предложил он, а она закатила глаза. Конечно, он каким-то образом догадался, что она солгала о своих родителях (не то чтобы это была ложь, просто это была не вся правда), и решил, что имеет право знать? Даже если бы она хотела рассказать ему (а это было не так), она не смогла бы. И не стала бы. Она резко выдохнула. — Нет. — Мне казалось, ты говорила, что полностью уверена в себе? — в ней не было высокомерия, как он предполагал. Она была слишком умна, чтобы иметь эго. Она снова перевела взгляд на него. — Ты принимаешь меня за дуру? Тебе не удастся убедить меня заключить с тобой пари, Реддл. Это была оскорбительно слабая попытка, — Лестрейндж только что выиграл свою дуэль, и они вместе с остальным классом захлопали. Он вышел из передней части комнаты и направился утешать Розье, которая проиграла всего несколько минут назад. Он лишь слегка пожал плечами, по-прежнему не глядя на нее. — Поступай как знаешь. Имей виду, Эдвардс. У меня есть способы получить то, что я хочу. Я сделаю тебе предложение, от которого, я думаю, ты не сможешь отказаться, — что это значит? — Ты мне угрожаешь? — Я не угрожаю тебе. Пусть удача будет на твой стороне, Эдвардс, — он наконец посмотрел на нее, но его взгляд был странно невыразителен. Ярость, которая обычно была в его глазах, исчезла, сменившись лишь пустотой. Она не знала, испытывать ли ей облегчение или еще больше нервничать. Он просто издевается над тобой. Не позволяй так легко манипулировать собой. Он отошел от нее, и только теперь нервы от дуэли дали о себе знать, но ей пришлось напомнить себе, что она должна быть рациональной. Он не мог ничего сделать ей, особенно на глазах у всех студентов и преподавателей. Эта мысль была единственным, что сохраняло ее рассудок. И все же она отчаянно хотела победить. Она также не могла осознать, что дуэлирует с человеком, который может ее убить. Она и раньше дуэлировала с убийцами несколько раз. Однажды МАКУСА послал ее (в качестве приманки) на дуэль с серийным хищником. Когда она дуэлировала с ним, она боролась не со страхом, а с мыслью, что если она проиграет, то на нее нападут, а потом убьют. Эта мысль разжигала огонь и одновременно заставляла ее бороться и подавлять свой страх. Но проблема была в том, что она не могла сражаться с таким рвением. Она не могла дуэлировать против него в классе, зная, что он, вероятно, способен убить ее. Она не могла использовать заклинания и тактику, которые она использовала бы в полевых условиях. Вместо этого она должна была использовать заклинание 3 курса против волшебника, который был сильнее ее и способен на убийство. Не будь дурой, он не сможет убить тебя на глазах у всех этих людей. Она начертила на ладони руну спокойствия, используя кончик своей палочки и разделяющие чары. Из-за этого пошла кровь. Она почувствовала как это ощущение пробежало по позвоночнику и кончикам пальцев. Она смыла кровь с руки, но оставила маленькую ранку открытой и захлопала, когда девочка из Когтеврана победила мальчика из Гриффиндора. Он милостиво пожал ей руку, признавая поражение. — Наша последняя дуэль, — провозгласила профессор Вилкост, радостно хлопая в ладоши. Было ясно, что она предвкушала поединок между двумя самыми сильными студентами Хогвартса за последние столетия. Дамблдор слегка ободряюще кивнул ей. — Мистер Реддл, мисс Эдвардс, поднимайтесь. Она повернулась к нему, оказавшись с ним на расстоянии пятнадцати футов. Она встретила его взгляд. Он смотрел на нее непоколебимо. Они поклонились друг другу, а затем заняли свои позиции, направив палочки прямо друг на друга. Профессор Слизнорт выглядел так, словно вот-вот взорвется от волнения. У некоторых студентов хватило ума наложить на себя защитные чары. Она не сводила с него глаз. — Начинайте. Дуэль была полностью невербальной. Как только сигнал к началу дуэли слетел с губ профессора, Реддл послал в ее сторону свое первое заклинание. Это была темно-синяя сфера, которая устремилась к ней. Она перенаправила ее в пол и послала в него обезоруживающее заклинание, которое он легко отразил. Он создал сферу ярко-белого пламени и направил в ее сторону, на что Сикария ответила простым заклинанием воды. Следующие несколько заклинаний проходили по той же схеме: сильное заклинание, затем подходящая защита, все происходило так быстро, что стороннему наблюдателю было трудно уследить. Все было тихо, если не считать тяжелого дыхания, тресков и ударов каждый раз, когда заклинания с чем-то соприкасались. Он заметил, что она была очень подвижным дуэлянтом, иногда полностью исключая магию из уравнения и физически уклоняясь от них. Ему нужно было устранить этот аспект. Он наложил быстрое, слабое оглушение, чтобы отвлечь ее на мгновение, и тут же направил свою палочку на пол. Виноградные лозы устремились вверх и обвились вокруг ее икр, как змеи. Все, что у нее сейчас было для защиты, — это щитовые чары разной силы и отклоняющие заклинания. Он должен был помнить, что нужно применять только то, что может пробить слабые щиты. Она посмотрела под ноги, чтобы осмотреть повреждения, и едва успела увернуться от большей части фиолетовых заклинаний, которые, словно стадо игл, пронеслись мимо нее. Некоторые из них задели лицо, и она почувствовала легкое жжение и ощутила капли крови, стекающие по щеке. Не злись, не расстраивайся. Она наложила на лианы у своих ног разрушающие чары, но оно пробило только верхний слой, и на их месте выросло еще несколько. Она быстро приняла вертикальное положение и сделала режущее движение своей палочкой, такое же, как и разрушающие чары. Он не смог вовремя уйти с дороги, и она прорезала рукав его рубашки. Из раны медленно капала кровь. Она лишь слегка прислушивалась к вздохам толпы, предпочитая отгородиться от всего, что происходит за пределами дуэли. Не паникуй, успокойся, играй в защите, пока не снимешь лианы. Она посмотрела на его лицо, пока быстро произносила три заклинания: сглаз препятствия, оглушающее заклинание и зеркальное проклятие (предназначенное для того, чтобы сбить с толку, оно заставляло жертву видеть семь копий заклинателя в каждом направлении). Все они легко блокировались, но сила, стоящая за каждым из них, означала, что для каждого из них потребуется отдельный щит. Она снова пригнулась, чтобы оценить ситуацию с лианами. Ее заклинания хватило на несколько секунд, и лианы начали медленно отступать. Реддл быстро закончил с тремя заклинаниями, которые она послала, и бросил в нее проклятие. Она сделала круговое движение в воздухе левой рукой и произнесла заклинание. Это был самый мощный щит, который она могла придумать. Она была в замешательстве. Казалось, что он сдерживается. Он пытался заманить ее в ложное чувство безопасности? Или он проигрывал намеренно? В любом случае, он не выкладывался на полную, а она все еще не могла получить преимущество. Накладывая на лианы чары ускорения, чтобы они быстрее отступали, она чувствовала, как заклинания бьют по ее щиту, истощая его. Ощущение того, как они скользят по ее ногам, заставляло ее дрожать. Давай, быстрее. Заклинания били по ней, и она чувствовала, как магический щит начинает разрушаться. Наконец, последние лианы отступили, она подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть заклинание, разрушившее последнюю часть ее щита. Заклинание было красным, и оно было похоже на взрыв небольшой бомбы, но он был настолько сильный, что отбросил ее на несколько футов назад, ударив головой об пол. Палочка все еще была в руке, и она не могла думать ни о чем, кроме щита, пока сидела и пыталась собраться. Но щитов было недостаточно. Между оборонами она «вырвала» землю из-под его ног, заставив его споткнуться. Он пришел в себя, взмахнул палочкой в форме буквы «S», и черное проклятие в форме змеи устремилось к ней, целясь прямо в грудь. Это была Темная магия. Она даже не хотела гадать, что сделало проклятие. Она знала, что защитные чары здесь не помогут, поэтому сделала единственное, что могла. Она использовала самое сильное рвущее заклинание, на которое только была способна, и скрестила руки в форме буквы «Х», когда заклинание коснулось ее груди. Змея раскололась на четыре часты, когда вошла в контакт с заклинанием. Его сила разбила окна в классе. Профессора были на грани того, чтобы вмешаться. Диппет и Слизнорт смотрели на Дамблдора, а Дамблдор — на профессора Вилкост. Она вертела палочку между пальцами, быстро перебегая от одного ученика к другому, а Сильва на протяжении всей дуэли смотрела на Сикарию, в ее глазах был ошеломленный блеск. Пока он отвлекся (всего на долю секунды) на стекло, она произнесла заклинание вакуума, которое вытянуло весь воздух из его легких. У нее было всего около четырех секунд, пока он не придет в себя. Она использовала невербальную магию, чтобы поднять осколки стекла с пола и бросить их в сторону Реддла. Он оправился от недостатка кислорода и быстро наложил заклинание щита, но это было бесполезно. Она не пыталась ударить его. С помощью стекла она сформировала осколки вокруг его щита, окружив его стеклянным куполом. У нее было немного времени, когда ей нужно было ударить по стеклу. Это должна была быть доля секунды между тем, как он опустит свой щит и попытается пробить стекло. Он опустил щит, но она уже послала заклинание, установив контакт. Intus ad extra. Позволяет ей накладывать заклинания внутри, но ему нельзя накладывать заклинания снаружи. Он произнес восстановительное проклятие, пытаясь разбить стекло, но в ту же секунду заклинание рассеялось в стекле, заставив его светиться слабым красным светом. Он произнес еще одно, и еще, и еще. Ничего не сработало. Она не могла поверить в свою удачу. Она прошептала Экспеллиармус, и палочка легко пролетела сквозь купол. Палочка выпала из его руки и прижалась к стеклу, пытаясь прорваться. — Фините, — заклинание на куполе исчезло. Вся комната задыхалась и хлопала, а она вытерла кровь со своей щеки, морщась от боли. — Эванеско, — она убрала стекло, палочка взлетела к ее руке. Она победила.