О моем перерождении в полубога

«И каким же образом все так вышло? Все развивается слишком быстро, и времени на то, чтобы обдумать детали плана у нас нет, да и тот факт, что фестиваль был перенесен, тоже не является хорошей новостью. И с чего бы им вообще переносить фестиваль? Может, эти мироходцы связались с кем-то из организаторов фестиваля, чтобы те перенесли его, так как они спешат выполнить свои планы? Но могут ли эти мироходцы иметь такое влияние на других? И если да, то почему они вообще решились связаться с Харольдом? С каждым развитием событий у меня возникает больше подозрений о том, что все не так просто, но доказательств у нас пока нет, и это довольно раздражает» — задумался беловолосый, следуя за Харольдом, при этом так же краем глаза наблюдая за мироходцем, который хоть и выглядел мягко сказать, плохо, но все же он имел на своем лице странно решительное выражение. Он так же встретил Бони, фамильяра Эйфории, но он был слишком занят своими мыслями о том, что же произойдет дальше. Откровенно говоря, Люциус еще никогда не попадал в такие неприятности, даже в прошлой жизни. Неприятности масштаба возможного уничтожения целого мира, так как Люциус был уверен в том, что если философский камень будет создан, то в будущем на Скайзерн действительно нагрянет беда, и возможно Зефирион мог бы не выдержать такого давления, и попросту уничтожить этот мир, так как это было просто слишком для него. Возможно ли, что в первоначальной временной шкале все пошло именно по этому сценарию? Люциусу не было известно о Скайзерне слишком много, только рассказы Джодаха и Джейса в новелле, и это было слишком мало для каких-либо выводов. Беловолосый действительно нервничал, хоть и не подавал виду внешне, все же он не хочет показывать себя с такой стороны. Это может обернуться для него возможными неприятностями. Проявление лишних эмоций может дать рычаг давления для других личностей, а он этого не хочет. Все шло по действительно неприятному сценарию, что его сильно раздражало. Не факт, что у тех мироходцев, к которым они направляются находиться та самая кладка с фамильярами. И тот факт, что фестиваль был перенесен так неожиданно, заставляет задуматься, неужели тот, кто запланировал возможный террористический акт был в курсе того, что они перехватывают мироходцев, чтобы они не смогли провести ритуал по созданию философского камня? Если, конечно, опираться на факт, что это не было изначальным планом мироходцев. И если учитывать те ментальные закладки, которые были установлены у тех мироходцев, это было более вероятно. Только вот, все еще вставал вопрос, а кому это было нужно? На этот раз, когда они садились в машину, Эйфория, Люциус и Бони устроились на заднем сидении, когда Харольд и Армин на переднем. Не то, чтобы Люциус сильно возражал против этого, он понимал, почему Харольд делает это, в какой-то степени, это средство запугивания. Армина держат рядом с собой, как бы предупреждая, что если тот облажается, то ему определенно грозят проблемы. Эту черту Люциус признал в Харольде, да и мироходец., видимо, тоже. Люциус пришел к выводу, что этот мужчина так же был наслышан о скверном характере Харольда, и тот этим активно пользовался, чтобы давить на других, дабы получить то, что он хочет. С одной стороны Люциус был восхищен этой чертой, но он был бы больше благодарен, если бы Эрлинг не пытался бы на нем тоже использовать это давление, знает же, что этот фокус с ним не сработает. Хотя было забавно видеть это странно спокойное выражение лица, когда тот понял, что это в целом не работает на нем, и что сам Люциус подыгрывает ему. Мысли полубога вернулись к мироходцам, и возможно, тому, кто же за ними стоит. Он не мог выкинуть из головы мысли о том, что это мог бы быть какой-нибудь полубог или Бог. Хотя он просто надеялся на то, что у кого-то может быть способность к ментальной магии, но было у него странное предчувствие того, что это был кто-то из божественной расы, так как это могло бы объяснить многое. Включая то, как к мироходцам попала информация о создании философского камня, когда, если верить словам Ивлиса, Боги и полубоги приложили достаточно усилий, чтобы стереть эти знания из памяти людей, а так же изъять все записи которые дают информацию о философском камне, и его методах создания, так как этот артефакт действительно может разрушить мировой баланс, если попадет в не те руки. В целом, если верить словам про то, ту еще нервотрепку среди множества полубогов, если это артефакт будет создан, Люциус все еще думает о том, кому бы было выгодно так подставлять Зефириона, особенно если учитывать то, что и среди других полубогов так же возникнет тот еще хаос и конфликты по поводу того, что им опять придется проверять миры на наличие информации по созданию философского камня. Беловолосый не может поверить в то, что кто-то бы мог бы так подставить себя из полубогов. Тогда, возможно, Бог? Но зачем им это? Полубоги для них, как правило не проявляют особого интереса, и ели бы какой-нибудь Бог захотел сделать Зефириону подлянку, мог бы поступить и иначе, не вызывая такого рода хаоса. Хоть Люциус и не был свидетелем того периода времени, но рассказы Ивлиса были достаточно подробными и наполненными описаниями, чтобы он мог представить себе то, что тогда происходило. «Эйфория, не могла бы ты подробнее рассказать об этих ментальных закладках, что именно они представляют из себя? За что они отвечают?» — мысленно связался с девушкой полубог, на что та краем глаза взглянула на него, но все же ответила на его вопрос, так же мысленно, хотя она так же косилась в сторону Харольда, который смотрел на них в зеркало заднего вида. «На тех мироходцах, которых я проверила, были закладки, которые усиливали их изначальные интересы, а так же закладка на то, чтобы они были более упрямыми чем обычно, практически отрицая любые рациональные выводы, которые им могут привести другие, на пути к их цели, хотя это явно не на всех мироходцах, только на некоторых, и я действительно не могу определить того, кто эти ментальные закладки установил, что удручает» — более спокойно, чем ожидал полубог, ответила девушка, переводя свой взгляд в окно машины, наблюдая, как на большой скорости сменяется обстановка. Вот они и выехали из «темного» района Далики. — Мы не сможем проехать слишком глубоко в центр города, там перекрыли дороги для фестиваля, — неожиданно для других находящихся в машине вдруг заговорил Харольд, замедляя скорость, — Мы остановимся возле моего заведения, после чего же пойдем пешком. Другие ничего не ответили, так как это была разумная идея, да и Люциус знал, так как смотрел раньше по картам, что до центра города можно было добраться различными переулками минут за десять, когда на машине бы, если дорогу не перекрыли, пришлось бы добираться минут двадцать из-за пробок и остановок на светофорах, да и пришлось бы потратить время на то, чтобы припарковать машину, так как беловолосый сомневается, что Харольд бы так просто их отпустил одних, когда тут творилось такое. Хоть они и не обязаны были слушать его или подчиняться, но они работали над этим делом вместе, так что было бы не очень хорошо, оставлять нынешнего союзника в стороне, когда его авторитет мог бы помочь в этом деле. У полубога также мелькнула отдаленная мысль о том, а как другие отреагируют на то, что он ошивается около того самого криминального авторитета? Хоть это и не было так уж и важно в его глазах, но ему кажется, что это могло бы испортить его репутацию в глазах людей, с которыми он был знаком. Но уже поздно было жалеть, да и у него были более обширные проблемы, чем вопрос репутации в глазах некоторых людей. Когда они вышли из машины, к ним присоединился один из охранников Харольда, которому Эрлинг приказал следить за мироходцем, и вот такой большой компашкой они и отправились в сторону того самого отеля, около которого и находились те мироходцы. Люциус не мог не заметить, что Харольд что-то быстро печатал в телефоне, при этом выглядя раздраженным, он так же отметил, что Эйфория внимательно следит за Эрлингом, мироходцем и охранником, который следует за Армином. Люциус не думал, что все это может закончится хорошо, они слишком сильно выделялись на фоне других, хотя у него была смутная надежда на Эрлинга, так как он явно так же понимал, что они слишком выделялись.