Бегущий за своей судьбой | Краснокожий первомай, рентгены дикие

      Иногда кажется, что ты живёшь не свою жизнь. Что ты должен быть не здесь, а твоя участь, например, цветы в ларьке у вокзала продавать, радуя людей. На гитаре в переходе играть, ловя на себе взгляды прохожих и улыбаясь им в ответ – максимально искренне и светло, потому что ты любишь дарить людям свет. Свет – смысл, ориентир, который куда-то тебя точно приведёт. Куда? Вопрос открытый. Об этом не знает в целом никто. Если только силы свыше – на тот случай, если вы все-таки человек веры – хотя, кажется, даже они знают не всё.       История пишется кем-то, у каждого из нас уже отведено своё количество минут и секунд. У кого-то меньше, у кого-то – больше. А кто-то вообще умирает ещё ребёнком, будучи в утробе матери. – Территория большая, думаю, не мне тебе это рассказывать, – Рома украдкой смотрит на Фёдорова, который внимательно просматривал трансляцию камер видеонаблюдения. – Твари у нас уже давно, до вас, правда, информацию доводить решили не сразу, – Худяков поджимает губы и почёсывает бороду – Мирон уже успел отметить эту привычку у нового товарища – мужчина переводит взгляд на экраны. – Приходят последнее время поштучно, хотя, бывало, целыми толпами. Ребята мои думают, что плодятся они где-то.. – В Рыжем Лесу? – Фёдоров переводит взгляд на чужой профиль. Рома смотрит ответным взглядом и хмыкает кратко: – Именно так. Там всё возможное, чтобы они могли нормально плодиться. В некоторых местах даже осталась живая почва. – Странно, что Каргинова оповестили в последний момент, – Мирон наконец садится на кресло подле Ромы и переводит взгляд тому в глаза. – Думаешь правильно, но направление мысли неправильное, – Худяков улыбки с лица не убирает. Мирон думает о том, что человек напротив слишком легко располагает к себе. – Он знал давно. Когда настала критическая ситуация, то ему звякнули уже с Министерства, он поднял кипиш. – Ему лучше не доверять, верно? – Сейчас в целом мало кому можно доверять, Мирон. Времена такие пошли. Тяжёлые.       Доверие – штука сложная. Тут можно сказать огромное количество слов о том, что это тяжёлый процесс, который редко окупает те силы, которые ты тратишь, чтобы открыться. У Мирона, правда, ситуация другая была – он доверял. Жене, Славе, остальным. А потому в этих людях он был уверен. Как и в том, что что-то дельное из их операции все-таки получится. – Вам предстоит тяжёлая миссия здесь. Гражданская оборона Украины сюда не сунется – боятся. Мы уже много раз пытались. – Эти ребята ещё покажут, что могут. Пускай и ситуация выглядит достаточно комично, но я в них верю. И давай придерживаться этой тактики, – Рома на чужие слова кивает кратко, а после переводит взгляд на настенные часы: – Пора спать. Иначе вряд ли что-то получится уж точно.       Фёдоров с чужими словами соглашается. Встаёт с кресла, руку Худякову пожимает, а после скрывается в стороне их спальных мест. И ведь думает уже, что ребята уже спят – ни черта подобного. В целом Мирон не шибко был удивлён проснувшейся у Карелина бессонницы. – Не можешь уснуть? – говорит шёпотом – как-никак остальные уже спали. Вымотанные дорогой и подготовкой, ребята восстанавливали требующиеся силы. Фёдоров подходит ближе, а после садится на край Славиной койки. – Мыслей много, – отзывается Карелин. – Будто только сейчас осознаю всю серьёзность ситуации. В Питере-то я не шибко войном был. Потом этот укус.. – Мы все тут не являемся профессионалами. Чему-то будем учиться уже по факту, а что-то мы умеем. Я видел, как ты работаешь с оружием. Это многого стоит, – Мирон смотрит в чужие глаза, а после, наконец, ощущает ответный взгляд Славы. Карелин улыбается: – Я обещаю учиться и не быть пиздодуем, – парень поднимается на локтях, таким образом поднимаясь почти впритык к чужому лицу. Фёдоров проходит взглядом от глаз к губам, улыбается, а после плавно целует того, притягивая к себе за шею.       Славка в поцелуй довольно выдыхает, улыбается, будто кот мартовский, отвечает, пальцами цепляясь за чужие плечи. – Вот же.. я ведь об этом со старшей школы мечтал, – шепчет тихо, смотря искренним и полным любви взглядом в чужие глаза. Фёдоров улыбается: – Ага, помню. Это всё так давно было, охренеть.       Слава замирает на пару секунд, хмурится, а после двигается, освобождая часть койки. – Или ты правда думал, что я тебя отпущу куда-то? – на чужой, несколько изумлённый взгляд, Карелин отвечает довольной улыбкой. Мирон же, некоторое время бездействуя, аккуратно ложится рядом, обнимая чужое тело поперёк рукой. – Нам уже почти сорок, знаешь, – продолжает свою мысль Мирон. Карелин накрывает их обоих шерстяным одеялом, под ним обнимая мужчину в ответ. – Время пролетело слишком быстро, – Слава выдыхает и задумывается. – Недавно ведь восемнадцать было. – Детство уже не вернуть, к сожалению. Но мы можем сделать так, чтобы дальше было только лучше.       Фёдорову свыкнуться с таким комфортом тяжело. Он лежит, чувствуя, как плавно расслабляется под чужими касаниями и позволяет себе слабую улыбку. – Мы на сраной АЭС, а ты говоришь о таком, – отзывается Карелин с лёгкой усмешкой. – Позитив важно искать даже в малом. В нашей ситуации – особенно.       Женя, лежащая на одной из верхних коек, услышав собственную фразу из уст лучшего друга лишь улыбается. Фёдоров, пускай местами и сомневался, но после работы над собой говорил дельные вещи. Во многом это и послужило тому, что именно он стал лидером для них – простых ребят, на которых кинули слишком большую ответственность. В своих же мыслях Муродшоева пришла к тому, что жалеть себя уже смысла никакого нет – нужно бороться. Мириться с реальностью, которая лишь в редких случаях бывает такая, какой хотел бы её видеть ты.       А бороться это, зачастую, превозмогая себя, действовать и идти вперёд, когда сил нет. Когда, кажется, уже пора сдаться. Когда судьба нанесла уже достаточно ударов и тебе кажется, что дальше уже просто некуда. Именно в такие моменты нужно собирать себя: по кусочкам, по молекулам. Собирать и идти дальше.