Naudiz

«Ti amo», - когда на сцене гаснут яркие софиты, на выдохе произносит Чунмён, цепляясь своими худыми бледными пальцами в плечи сонбэ, чтобы он не убежал, услышав его очередное признание, от которого тело старшего покрывается крупной дрожью. Ким сжимает в руках чёрную грубоватую ткань пиджака Чхве, задыхающегося в попытках безмолвного крика. Последний давится грубыми словами, застревающими в грудине, сжимает кулаки, устремив стеклянный взгляд в пустой зал, где ещё пару минут назад кричали их бесчисленные фанаты, а теперь, сквозняк поддувает оставшиеся после них баннеры, плакаты и прочий мусор с изображениями лиц артистов. Чунмён прижимается к спине Шивона лбом, силясь сдержать дикий плач. Если он снова заплачет, то просто утонет в слезах. Дрожащие губы донсэна приоткрываются, еле слышно выдыхая в спину старшего молитвы, обращённые к их дражайшему Господу, чтобы Чхве наконец прислушался к его признаниям и спас от безответных чувств, на которые его атонического сердца не хватает. Но Шивон предпочитает отмалчиваться, резко дёргая плечами, заставляя Кима отпрянуть от него. И Чунмён перестаёт цепко держаться за сонбэ, закрывая лицо руками, чтобы не видеть, как уставший от его любви мужчина спасается от него стремительным бегом. «Ti amo», - и он хватается за запястье Шивона, когда они сталкиваются у танцевального зала в здании агентства, силой притягивая его ближе к себе, пока остальные его одногруппники быстро поворачивают за угол, скрываясь с глаз сонбэ, тянущего глухое, так и не слетевшее с губ «Пожалуйста…». Обсуждение и вмешательство других участников EXO в любовь лидера – табу, которое он сам озвучил своим мягким вкрадчивым голосом, когда кто-то из парней попытался дать ему совет касательно этих отношений. Чунмён обнимает Шивона, утыкаясь носом в шею, вдыхая аромат резкого парфюма, перебивающий запах пота, мелкими каплями стекающего по телу сонбэ. Последний закрывает глаза – у него резко начинает болеть голова. Громкое глубокое дыхание донсэна бьёт по вискам набатом, за чьим тревожным звоном должен следовать бег, но у Шивона появляется тёплая вяжущая боль в коленях, и он остаётся, сгорая от нутряного пожара. Ким водит пальцами по прямой напряжённой спине Чхве, касается сухими губами загорелой кожи, чуть царапая её, ведя короткими поцелуями к подбородку мужчины. Останавливаясь лишь тогда, когда с губ Шивона слетает твёрдое «Нет». Но Ким вторит «Ti amo», делая эти слова своей мантрой, и продолжает, вдыхая миллионы неразборчивых слов в сонбэ, надеясь, что таким образом его любовь проникнет через гортань, растечётся по венам, добираясь прямо к сердцу. «Ti amo», - и горло жжёт от этих слов, словно Чунмён съел целую ложку корицы. От Шивона пахнет этой восточной пряностью, даже на вкус его кожа чем-то напоминает Киму терпкую специю. И его начинает выворачивать наизнанку от каждого их столкновения, после которых на кончике языка Мёна остается привкус вязких горчащих ноток коричного дерева, чьи ветви, как кажется самому Киму, прорастают внутрь, разрывая его плоть на части. Чунмён ластится к Чхве, готовый умереть от переполняющей его боли и дикой нежности. Шивон легко толкает его в грудь, почти шёпотом говоря о том, что у него есть неотложные дела. «Ti amo», - трясущейся рукой Чунмён завязывает тугой узел на запястьях сонбэ, который спит как убитый после изнурительных съёмок, вовсе не догадываясь о том, что по полу его квартиры, размазывая пролитое красное вино босыми ногами, ходит дрожащий от осознания собственного убожества Ким. Донсэн забирается пальцами под одеяло, которым он укрыл Шивона, проводит рукой по бедру, поднимаясь выше, задирая хлопковую рубашку. Живот. Сердце… Сон начинает накатывать на Чунмёна волнами, и он закрывает тёмные глаза. «Ti amo», - Мён выдыхает по буквам, когда подсаживается к Чхве за стол, где обедают их коллеги, которые не обращают никакого внимания на то, как нервно дёргается старший, когда Ким по обыкновению занимает место рядом с сонбэ. У Шивона всё ещё саднят и ноют все места, где его трогал Чунмён. А по утру они… Чхве рвано дышал, от невозможности держаться ещё за что-то, кроме как за своё хвалёное воспитание, чтобы не ударить донсэна, проснувшись с ним в одном постельном плену. Резко дёрнул руками, сильно разодрав кожу на крепких запястьях, а потом, капая кровью на бледное тело полумёртвого от осознания своего поступка Кима, стаскивал его со своей кровати, после быстро заталкивая под холодный душ. Из Шивона выходит дивный симулянт, когда он делает вид, что совсем не слышит безмолвного плача Чунмёна, который сейчас очень неловко ему улыбается, списывая ночной инцидент на алкоголь в крови. «Ti amo», - Чунмён опять выдыхает в Шивона эти слова, когда сталкивается с ним у выхода из гримёрки. Старшему хватит сил махнуть тяжёлым кулаком, разбивая красивое фарфоровое лицо донсэна, но остаток здравого ума расходуется на совершенно нелепую фразу о том, чтобы Мён его отпустил, ведь он не будет убегать. Чунмён исходится громким нутряным воем, когда Шивон вторит ему о нехватке времени, тоже проговаривая «Ti amo», притягивая того за шею, касаясь сухими губами лба Кима, заполняя собой все глубины его душевных вод, до самого илистого дна. Старший ощущает, как он вязнет в донсэне, принимает Мёна в себя с его слезами и истериками, не внемля и отталкивая его чувства. «Ti amo», - горчащими всполохами отдаётся в Шивоне, когда ему отчётливо разъясняют значение этих слов, и он вменяет себе в вину разбитый взгляд младшего. Чхве уже выключил свет в раздевалке, собираясь уйти прежде, чем его поймает Чунмён, заставляя смотреть в свои глаза - зеркала души, по которым пошли огромные трещины. Но он так и замирает, стоя за шкафчиками, потому что слышит, как кого-то заталкивают в комнату, а потом, громко смеясь, убегают, запирая дверь на ключ. В причитаниях и проклятиях, которые шепчет себе под нос жертва невинной шутки, он узнаёт голос Кима, неумолимо приближающегося к нему самому, потому что младший до исступления боится темноты и пытается нащупать на стене выключатель. Шивон пятится, пытаясь сообразить, где бы он мог спрятаться за столь короткое время, но не находит ничего, кроме пространства между стеной и шкафчиком. Только вот мощное тело навряд ли туда протеснится. Неосвещённая комната удачно обволакивает глухим цветом его фигуру, делая невидимым для боящегося темноты Кима, который немного трясётся от страха, продолжая проклинать весь род шутника до седьмого колена. У Чунмёна внутри всё черным-черно от несчастной и запретной любви, и он боится, что эта чернь уже вылезла наружу, поглощая его окончательно. Когда Мён нажимает ладонью на выключатель, комната озаряется противным люминесцентным светом, а в паре шагов от себя он видит тянущего неловкую улыбку сонбэ. «Ti amo», - разрывает душу Чунмёна, когда он видит, как Шивон отчаянно пытается выломать дверь, звонит менеджеру, чтобы тот поторопился и пришёл к нему на помощь. Постоянно смотрит на часы, провожая взглядом секундную стрелку, напуская на себя возмущённый вид, будто куда-то опаздывает, прикасается к ушибленному плечу, шипя от подступающей боли. Чхве зло пинает дверь, оставляя на неровно прокрашенной белой поверхности чёрный след от ботинок, но та не поддаётся напору сильного мужчины. И только после громкого всхлипа он вспоминает, что не один в этой комнате, да и зачем вообще так отчаянно пытается выйти из неё. Шивон оборачивается, прикрывая тяжёлые веки: он когда-то вычитал, что смотреть в разбитые зеркала – плохая примета. Чунмён плачет совсем как взрослый человек: по его бледным щекам медленно катятся слёзы, и он глубоко набирает в лёгкие воздух, чуть приоткрывая тонкие губы. Человек, которого он любит, отгородил себя высокими белыми стенами, вынуждая Кима денно и нощно искать ключ к нему. Шивон возвёл вокруг себя немыслимое количество баррикад, словно он, Чунмён, какое-то чудовище. И Чхве быстрее сломает себе руки и ноги, сорвёт голос, чем останется с ним в одном помещении. Тело Чунмёна нарасхват: любовь вяжет на языке торопливым «Ti amo», так и не сорвавшимся с губ, будучи захваченным нехваткой дыхания от точечной боли в груди. «Ti amo», - затыкает в себе Чунмён, когда всякий раз видит Шивона, пока тот со склонённой головой просит прощения за своё поведение в гримёрной, в десятый раз за долгую неделю. Ким считал, Ким больно загибает свои пальцы, давясь жгущим горло признанием в любви, которое срывается прямо к пяткам, когда Чхве начинает ему фальшиво улыбаться, а потом корчится от разбившегося у его ног «Ti amo». Шивон зазывает младшего на короткие разговоры, где быстро объясняет, что тоже очень любит его, но вовсе не так, как Мёну того бы хотелось. Застилает мутные глаза мороком недосказанности, умалчивая о своём страхе, который накатывает каждый раз, стоит только ему остаться с младшим тет-а-тет. «Ti amo», - тянется с губ Шивона к Чунмёну невидимыми нитями, стоит только первому подарить младшему минутный целомудренный поцелуй. Ким смотрит на удаляющуюся фигуру Чхве, проговаривая его голосом «Ti amo, ti amo, ti amo», - без грана любви и взаимностей слетевших с губ Шивона, по заранее размеченной Чунмёном аппликатуре на своём теле и душе, от того ещё глубже проникая этими словами ему под кожу.