Una conversazione con la morte

Солнце медленно клонилось к закату, остужая раскаленные улицы Палермо, а легкий морской бриз колыхал занавески, успокаивая пульсирующую головную боль дона Вонголы. Близился конец тяжелого трудового дня, наполненного непроходимыми тупицами и упрямыми мафиози, что надеялись грубой лестью, шантажом, подкупом и другими сомнительными приемами, рассчитанными, по всей видимости, на полного идиота, добиться своего или существенно повлиять на его решения. - Ты совершенно на него не похож. – Блаженная тишина была прервана внезапным посетителем, с не менее внезапной фразой, словно вырванной из контекста какого-то разговора. - И тебе привет, Деймон. Знаешь, здесь есть дверь. Замечательная вещь эпохи Ренессанса, придуманная специально для посетителей моей скромной персоны. Вместо ответа, на стол Дечимо, заваленный срочными (Очень срочными. А вот эти нужно было рассмотреть еще вчера. Это что, последняя смета варийского бюджета на утверждение? А что он тогда передал вчера Маммону?) бумагами, упала подпаленная голова дона Галлиани. Тсунаёши, с бесконечной бездной терпения и усталости откровенно заебавшегося человека, смотрел в пустые глаза очередного мертвеца, отмечая про себя расползающуюся по свежим отчетам от Ямамото лужу крови, что медленно пропитывала бумаги, подбираясь к краю его рабочего стола. - Знаешь, я где-то читал, — с тяжелым вздохом начал Тсунаёши, — что когда кошка приносит своему хозяину трупы убитых ей животных – это стремление заявить о пользе, которую она приносит, — кап-кап… кровь бурыми каплями начала падать с дубового стола… кап-кап… Тсуна поморщился, ощущая медленно усиливающуюся мигрень, — а также, это могут быть попытки заслужить немного похвалы или получить признание. – кровь начала скапливаться в лужицы на мраморном полу, кабинет наполнялся раздражающим металлическим запахом. - Ты мало похож на безобидного пушистика, Деймон, а я явно не твой хозяин, и, честно признаться, я уже второй месяц теряюсь в догадках относительно причин появления этих «подарков». Разъяснишь? Хотя, спасибо, уменьшение количества покушений положительно влияет на мою расшатанную нервную систему. - Ты совершенно на него не похож. - старый туман в наглую уселся на край стола, спихнув бумаги и проигнорировав заданный ему вопрос, продолжая собственный монолог как ни в чем не бывало, — Я помню, как у Джотто к твоему возрасту уже сдали нервы, и он бежал, поджав хвост, в Японию, бросив семью и часть хранителей на волю своего кузена. И ощущение от твоего пламени абсолютно иное, хотя, признаться, внешнее сходство у вас, действительно поразительное - словно ты его сын, а не пра-пра-пра-пра-внук. – Деймон слегка откинулся на столе, тем самым смахнув еще больше бумаг в подсыхающие лужицы крови и смерив задумчивым взглядом своего собеседника, произнес, — а ты знаешь, что так уважаемый и почитаемый всей итальянской мафией Примо Вонгола, был самым распоследним трусом? Он настолько боялся боли, что заключил сделку ради своей безопасности, в обмен продав будущее собственных потомков, даровав им проклятие, что обрекало их на жизнь в муках и бесконечном страхе. Тсунаёши флегматично перевел взгляд на своего оппонента, раздумывая над тем, что, по всей видимости, легенды, рассказываемые ему перед сном матерью, вполне могут быть суровой реальностью, а не очередным странным вымыслом её больного сознания. - В отличие от почти бессмертного тебя, я не был лично знаком со своим «уважаемым» предком. Но, знаешь, — Ёши задумчиво посмотрел в окно на средиземноморский закат. Он наблюдал, как солнце постепенно окрашивало море в розово-золотые оттенки, вспоминая свою жизнь до приезда репетитора. То, как он ложился спать под страшные истории, рассказываемые матерью, и молился всем известным ему богам, чтобы утро не наступило. Ведь новый день означал только новый виток боли и унижений. – моя мама очень любила поучительные истории, особенно ей нравилось рассказывать их во время моего, так называемого, обучения. Наиболее часто, вгоняя мне под ногти булавки или ломая пальцы, она говорила: «Боль, Тсу-кун, это самое сильное чувство. Все иные чувства и эмоции отступают перед лицом боли, что разрывает тебя на куски, выворачивая наизнанку и не оставляя после себя ничего, кроме блаженной пустоты. Ты не должен бояться боли, полюби её и тогда ты будешь непобедим.» С приездом Реборна и началом моего обучения, как наследника Вонголы, я не раз задумывался о том, что подобные тренировки, устраиваемые мамой, очень помогли. Хотя психику мне это неслабо так поломало. Так что, в какой-то степени, я могу понять страх Джотто перед болью, но ты ведь не за философскими разговорами сюда пришел? Деймон с хриплым смешком спрыгивает со стола, медленно обходя его, подходит к Тсунаёши и, снимая перчатки, запускает руку в его растрепанные волосы. Внезапно он резким движением запрокидывает его голову и, глядя в уставшие глаза цвета гречишного мёда, задаёт вопрос: - Скажи мне, Дечимо, что такое жизнь? - Мы всё же будем вести философские разговоры? Может, в таком случае перенесем этот диалог в другое место? А то моя поясница уже начинает крыть меня матом в лучших традициях пьяного Занзаса. Аяяй… полегче... – Тсуна, поморщился от резко усилившегося натяжения волос, — Жизнь – это активная форма существования материи, в некотором смысле высшая, по сравнению с её физической и химической формами существования. Неожиданно его ухо обожгло теплым дыханием, сопряженным с тихим смехом. - Молодец, биологию помнишь. Но меня больше интересует, что это значит для тебя? Почему, Тсунаёши, ты живешь, продолжая игнорировать это ледяное дыхание смерти возле своего затылка? Разве ты не устал? Неужели не хочешь, чтобы всё это закончилось? Чтобы ты смог наконец отдохнуть. Я могу помочь. Всё что тебе нужно - это выпить бокал виски из подаренной тебе от Томмазини бутылки. Смотри как просто, пара минут и всё закончится. Туман продолжает тоном искусителя расписывать все прелести ухода от жизни, медленно наполняя бокал в руке уставшего неба. Тсунаёши подносит виски к лицу, делая глубокий вдох, прежде чем одним глотком проглотить всю жидкость. У его смерти есть запах. Она пахнет виски и горьким миндалем.