Point of no return

Чонгуку хочется домой. Он устало оглядывает студию, задерживает взгляд на ребятах (на одном конкретно) и снова опускает голову, чтобы изучать собственные кроссовки. Руки предательски подрагивают в карманах толстовки. Вошло в привычку. Гуку хотелось бы, чтобы это прекратилось прямо сейчас. Проблема в том, что пока он здесь — придется терпеть. За окном шпарит солнце, погода шепчет, а вот Чонгуку хотелось бы заорать в голос так, как он никогда не орал. Все такие радостные, что блевать тянет. Даже природа — и та против него. — Ты точно в порядке? — Мон, сотый раз тебе повторяю, я… — Когда он придёт, ты хотя бы руки в карманы спрячь, самостоятельный ты мой… Это не помогает. Нихера не помогает. Чонгук показательно держит руки в карманах, не отвечает на рукопожатие и чувствует, как внутри все просто орёт от безнадеги. — Да ладно тебе, Гук. Мы уже не дети, да и эти игры пора заканчивать. Слова врезаются куда-то в район солнечного сплетения и отпечатываются в самой подкорке. Игры. Чон ухмыляется собственным мыслям. Забавно, как он называл то, что было между ними. Смешно. — Это было просто потрясающе! Гук, улыбайся шире, не на поминках выступаешь! И Чонгук улыбается. Ему в лицо. Открыто, искренне, заталкивая всю ненависть и боль так глубоко, как только может. Улыбается, скаля зубы, отчего по спине у кого-то бы прошёл холодок. Он притягивает Намджуна к себе и впервые за долгое время чувствует, как его бережно обнимают в ответ. Ким все видит. Ким — лидер, он не может не понять. Он сидит и обнимает Чонгука, пока тот трясётся в его руках, захлебываясь в собственном крике. Намджун сказал бы, что все будет хорошо, но это удар ниже пояса. Чонгук не хочет слышать эти слова. Он вообще был бы рад оглохнуть, да только снова и снова слышит собственный голос, и ему становится тошно. — Ненавижу… Намджун сжимает ладони на его плечах и мягко целует в макушку. Успокоительное так себе, но это все, что он может дать сейчас Чонгуку. И молчать, слушая изредка вырывающиеся потоки слов. — Я такой идиот, Джун-а… Ким отрицательно мотает головой и удобнее укладывает Чонгука в своих руках. Не идиот. Просто влюбился. «Это пройдёт» застревает в воздухе, но Гук прекрасно слышит эту фразу, будто её уже произнесли. И она не помогает ни грамма. — Кажется, такой свиданки у нас не было, а, Гук-и? Тэхён доволен собой. Раскинув руки, идет вперед по крыше и оборачивается на Чонгука. — Чего встал? Иди сюда. Последнее слово срывается на шепот, чего оказывается достаточно для того, чтобы Гук в три широких шага оказался возле Тэхёна. Город погружается в ночные огни, и он правда кажется красивым, если не углубляться. Чонгук думает, что променял бы тысячу городов на одного наглого недоромантика в безразмерной одежде. — С каких пор тебя волнует романтика? — едва шепчет он между поцелуями. — А как же? — Тэ ухмыляется. — Высотка, закат и голуби, и что там еще обычно бывает? Он театрально задумывается, изредка бросая взгляд на Чонгука. — Ах, да, — его взгляд сразу меняется на хитрый и наглый. — Тэ, нет. — Еще как да. — Мы не будет трахаться на крыше, это же пиздец! — Мы будем трахаться на крыше, потому что погода просто улетная, ты — нереальный, и меня это заводит. Чонгука стискивают в объятиях быстрее, чем он успевает предпринять хоть одну попытку к бегству. Чимин заглядывает в глаза и, как обычно, улыбается. Чонгук смотрит на него и едва заметно улыбается в ответ. Чимин не виноват, он просто тоже хочет помочь. И Гук ему пиздец как благодарен. Пак затаскивает его в какой-то бар, где они надираются до соплей, а после еле добираются до дома Чонгука. Они оба думают, что лежать в коридоре на полу — самая веселая вещь в данный момент. Оба ржут в голос, как припадочные, и почему-то Чонгук чувствует, что на грани нервного срыва. К черту правильное питание, они заказывают пиццу и рубятся до рассвета в видеоигры, пока по очереди не отрубаются. Чонгук просыпается первым без настроения и с опустошением в районе грудной клетки. Довольно хорошо, когда ты можешь выспаться. Довольно херово — когда тебе снится тот, от кого твой чердак может улететь в далекие и необъятные. Гук упирается лбом в стену, в надежде вплавиться в нее до основания. Последние двадцать четыре часа сливаются в одну жалкую секунду, пока сзади меряет шагами комнату Тэхён. Надо поговорить, говорит он. А еще говорит, что это очень важно, и Чонгук, как ребенок, верит. И как же больно падать с высоты на бетонные плиты, когда ты секунды назад парил в небесах. — Пора это заканчивать, Гук-и. Раз. Два. Выстрел в самое сердце. Вопросы роем кружатся в голове, и ни на один из них Тэхён не ответит. Но Чонгук все же решает попробовать. — Почему? Во взгляде Тэхёна нет подлости или злорадства. В темных глазах бесконечная тоска и усталость, которых раньше не было. И Чонгуку становится страшно, когда губы напротив искривляются в ухмылке. — Да ладно тебе, Гук. Мы уже не дети, да и эти игры пора заканчивать. Это не игра, черт возьми. Нормальные люди называют это любовью. — Мне правда жаль. Мы оба запутались. Чонгук не понимает ни слова. Он не запутался. Он, блять, уверен в своих решениях на все двести процентов. А в своем выборе — тем более. Но сегодня его мнение вряд ли будет интересно хоть кому-то, кроме него самого. — Раз ты все решил, то мне говорить точно нечего. Чонгук чувствует взгляд в спину. У него нет ни малейшего сомнения, кому он принадлежит. Намджун, как по команде, встаёт позади него, отгораживая, но и так понятно, что сейчас, при всех, ничего не произойдёт. Тэхён достаточно грубо заталкивает младшего в гримерку и закрывает дверь. В его потемневших глазах адский блеск, а Чонгуку дико хочется спать. Попытка пройти к двери пресекается, и он остаётся стоять на месте. Они сверлят друг друга взглядом, не говоря ни слова. Чонгук честно пытается не думать о том, что видит напротив. Пытается отогнать от себя ту мысль, которая царапает посильнее, чем можно было представить. Мысль, что Тэхён дико скучает по нему. В его глазах нет печали, нет жалости и угрызений совести. Тэхён смотрит так же, как и раньше. И это, словно мантру, Чонгук повторяет в своей голове раз за разом, пока в его сторону не делают первого шага. Когда Тэхён целует его, внутри разрывается сердце. Чонгук болезненно стонет в его рот, сжимает в руках его футболку и умоляет всех богов мира продлить это мгновение… Чтобы через секунду с силой оттолкнуть от себя Тэхёна. — Да что с тобой, Гук?! Тэхён зол. Он смотрит на него не мигая, пожирая взглядом. Чонгук впервые за долгое время замечает, что ему плевать. Его не пугают глаза напротив. Не заставляют съежиться и отползти в угол, поджав хвост. Он стоит прямо, сжимает кулаки и смотрит в глаза напротив. Уверенно и жёстко. — Я в порядке, Тэ, — и впервые это звучит правдиво. — Так что, будь добр, съеби с дороги, и дай мне попасть домой. Он уворачивается от руки Тэхёна, практически вышибает дверь гримерки с ноги и уже хочет выйти, когда… — Да к черту. Резкий разворот на все сто восемьдесят. Схватить за ворот рубашки и прижать к стене. Подавить стон, заткнув рот. Сжать запястья так, чтобы зашипели в ответ. Дико. Неправильно. Болезненно. Он разворачивает Тэхёна спиной к себе. Внутри чернеет пепелище, и единственное, что приходит на ум — добить. Себя. Роли, продиктованные минутами ранее, меняются. Чонгук практически вырывает пряжку ремня, ткань штанов трещит, когда он приспускает их. Впервые слышится удивленный, даже испуганный вздох Тэхёна. И Чонгук с ужасом понимает, что ему это нравится. Он выходит из гримерки на едва гнущихся ногах, даже не оборачиваясь. Внутри саднит так, что проще резать. Чонгук поправляет ворот собственной рубашки и идет к выходу. *** Намджун вздыхает и смотрит на них обоих. Две мрачные тени сидят бок о бок, словно никогда не расставались, и это пугает похлеще любого ужастика. — Поговорить не хотите, нет? — вкрадчивый голос. Сомнений нет, молчать не получится, и лучше бы сейчас действительно произошел взрыв. Чонгук сидит и гипнотизирует ботинки. Он чувствует руку Намджуна на своем плече, отчего на пепелище съеживается что-то похожее на живое. Мысли роются в голове так, что даже не слышно, как закрывается дверь и щелкает замок. Колено толкается о колено. Тэхён не поднимает головы, досконально копируя позу Чонгука. И последний впервые думает, что это раздражает. — Нам не о чем говорить. И Чонгук удивляется своему голосу и словам, что произносит. Он. Не Тэхён. — Может, все-таки попробуем? Мать твою да за ногу, это кто сейчас произнес?! Чонгук медленно поворачивает голову в сторону Тэхёна, стараясь максимально отразить шок на своем лице. — Прости, мне не послышалось? — Да. Я хочу с тобой поговорить. — Господи, где камера, мы что, на очередном дурацком шоу?! — Ты переигрываешь. Взгляд глаза в глаза. Чонгук смотрит с вызовом, готовый нападать и обороняться. Тэхён же оглядывает его с тоской и усталостью. — Ты хотел это услышать? — Тэхён разворачивается к нему всем корпусом, закидывая ногу на диван. — Да. Я скучаю. Я пиздец как скучаю по тебе. Нет. Нет! НЕТ! Только не это. Только не сейчас, пожалуйста. У Чонгука едва дергается глаз, а внутри схлопывается вселенная. Это не правда. Это не может быть, блять, правдой. Правда была раньше. Правда разрушила то, чем дорожил Чонгук больше собственной жизни. — Лучше молчи или, клянусь богом… — Да делай, что хочешь. Тэхён отмахивается и встает с дивана. Так знакомо. Так по-своему. — Хочешь мне врезать? — Тэхён хлопает себя по щеке. — Давай. Сколько нужно. Я весь твой! Весь твой. Почему-то слух цепляется именно за эти слова. И лучше бы сейчас выслушать человека напротив и не наговорить кучу… — Как мы заговорили, а? Не припомню, чтобы ты хоть когда-нибудь считал себя моим! Битва титанов в действии. Кто кого ударит сильнее? А больнее? Чонгук зарывается руками в собственные волосы и обреченно стонет. Все должно быть не так. Не так, черт бы вас всех побрал! — Я облажался, Гу. Сокращение. Только в случаях, когда дышать было нечем от потока нежности. Как ебаный кликер для собаки, от которого в груди в предсмертной агонии сжимается уголек. — Не смей. Меня. Так. Называть. Тэхён из прошлого и Тэхён нынешний — два разных человека. Чонгук всерьез думает, что они поменялись мировоззрением, пока были порознь. Последняя наглость улетучилась в той гримерке, когда… — Прости. Чонгук хохочет в голос, и, скорее всего, со стороны похож на слетевшего с катушек психа. Может, так оно и есть. На пустыре в груди вихрем кружится пепел. — Ты хоть знаешь, что я чувствовал? Хоть раз подумал? — когда смех прекращается, мозг выдает поток слов, будто дробью из дробовика. Сначала тихо, потом повышая громкость. — Я запутался, понятно?! — Тэхён повышает голос и даже перекрикивает Чона. — Я слишком часто думал, что будет, когда группа… — он осекается. — Что, если нас связывает только она, а потом — мы просто уничтожим друг друга?! И поэтому ты решил уничтожить все сейчас. — Я, блять, пожалел о тех словах в тот же вечер! Намджун… Он зарывается рукой в волосы и поворачивается в сторону Чонгука. — Намджун сказал, что если я к тебе хоть на шаг приближусь — он меня в порошок сотрет. И я решил не лезть. Думаешь, я не видел, как ты меняешься? Думаешь, я не виню себя сейчас за все это?! Я пиздец облажался, Гук-и, и ты не представляешь, как мне жаль! Вместе навсегда — да где такое было хоть раз?! Чонгук даже головы не поднимает. Кроссовки сейчас волнуют его куда больше, чем смотреть на Тэхёна. В груди пусто. Даже пепла не осталось. — Наплевать. Он хлопает себя по коленям и резко встает с дивана. Смеряет Тэхёна безразличным взглядом и идет к двери. — Ты сомневался в моем навсегда, помнишь? — вдруг спрашивает он и вполоборота оглядывается на Тэхёна. — Я ведь отдал тебе все, что у меня было. И знаешь, сейчас здесь очень пусто. В груди предательски саднит, подтверждая сказанное. — Тэхён, — Чонгук три раза стучит по двери и ждет, когда щелкнет замок. — Намджун прав. Тебе не стоит приближаться ко мне. Он не позволяет Намджуну открыть дверь, придерживая ее рукой. — Даже если я все еще что-то чувствую, — в комнате настолько тихо, что слова эхом ударяются о стены. — Тебя. Это. Не касается. Чонгук выходит из комнаты, думая, что кричать сейчас было бы бессмысленно. Он игнорирует стоящего недалеко Намджуна и идет вперед к выходу во внутренний двор. Вода в бассейне жуть какая холодная. Чонгук погружается с головой, спиной ко дну, и медленно опускается вниз, выпуская из легких воздух. Вверху желтый круг луны и россыпь звезд, а вокруг — ледяная пустота. Но именно сейчас. В этот самый момент Чонгуку кажется, что ему, наконец-то, становится легче.