Когда листья станут золотыми

Он и правда стал другим, вот только каким именно и насколько другим — пока не ясно. — Конечно, ему сильно досталось, — сказала Алиса, когда они спускались на первый этаж. — К сожалению, без этого было не обойтись. Я не хотел, чтобы ты видела, насколько сильно, поэтому и не допустил тебя к операции. Не из ложной застенчивости. — Я догадалась. А что это за линза? Детектор из Института? — Да. Ты же сама все понимаешь. Взрослому человеку трудно адаптироваться к новому времени. Эта линза — последняя проверка, но Михаил Петрович и без нее настаивает. Тем более, что, как ты сама знаешь, Николай — человек надежный, болтать не будет. Раз родных не осталось, вернется в Россию, но в какой-нибудь другой город, где легче будет устроиться, примерно в то же время, плюс-минус два-три года. Конечно, это после полного выздоровления, но затягивать тоже нельзя. Иначе у него возникнут сложности с привыканием уже там. В холле их поджидал злой Пашка. — Ну, дела, — сказал он сердито. — Хотели соревнования проводить по воздушному футболу — и вот, пожалуйста, наш нападающий ногу сломал. Он-то рвется в бой, но его не выпускают! — Куда вы теперь? — спросил Ричард, когда они подходили к стоянке флипов. — Да я уже никуда, — отмахнулся Павел. — А ты, Алиса? Ты же вчера собиралась в Институт. — Ох, да. А я совсем забыла. Мне нужно было в Санкт-Петербург в конец девятнадцатого века. Надо написать главу об экологии для диплома. — Тогда поехали со мной. Я сделаю тебе такой же прибор, как у меня, — Ричард приподнял свой кулон за цепочку. — Выполним настройки на сетчатку глаза, на ментальное излучение и прочее — чтобы никто больше не мог воспользоваться. А то развелось темпоральных «зайцев». Полгода назад мне пришлось возвращать целую свадебную церемонию на Яве домой, в десятый век. Один из них, видите ли, нашел интересную пещеру и привел остальных. — Вот так рождаются предания, — Пашка заметно повеселел. — Они тебя, наверное, за Индру приняли? — Индра у индийцев, стыдно, по названию догадаться можно. На Яве верховное божество звалось Тунгалом. Ладно, поехали. Заодно и костюм Алиса подберет в музее. А машина времени может выглядеть и как кольцо, и как браслет — лишь бы смотреться естественно. Дипломом Алиса в тот день не занималась. В музее она позорно перепутала одежду рабфаковки с костюмом курсистки, так что даже слабо знающий историю Пашка заметил: — Мои Индра и Тунгал это полбеды, но вот блузка с юбкой по колено… В конце девятнадцатого века они вызовут чересчур нездоровое внимание. — Кстати, а как тебе показалось перемещение? — А никак. Делаешь шаг — и уже в другом месте. Ни ощущения падения, ничего. Секунды не прошло. Хочешь, проверишь сама? Сейчас. — Ага, будто мы не будем странно одеты практически для любого времени! — Да на один миг! Никто не заметит, а если заметят, решат, что привидения. — Не-е, Паш. Тем более, я еще в настройках не до конца разобралась. Кстати, а вы перемещались вместе с Ричардом, от его аппарата, ведь так? — Ну. Мне он такого браслетика, как тебе, не пожертвовал. Ты же слышала — «без самодеятельности»! — Может, он решил, что нам достаточно одного на двоих? — Может. К тому же я не люблю всех этих финтифлюшек — браслетики-бусики. На кого я буду похож? Алиса подцепила мизинцем веревочку кулона-двойника. — Но это же ты носишь… — Ну, ношу. На память, помнишь, когда мы их сделали? Только из-за сентиментальности и таскаю. А если еще одни напялю — точно буду дикарским вождем. Под кольцо если замаскировать, еще туда-сюда. Под простенькое, типа обручального. — А потом дамы Возрождения будут носики морщить — фи, Павел, что это вы с нами заигрываете? Вы несвободны! — рассмеялась Алиса. — Какие дамы Возрождения? — Да разные. Не обязательно Возрождения, может, просто те, с которыми ты Тихий океан фотографировал. — Ага, да ты тоже ревнуешь! — Не ревную, кое-кто слишком много о себе мнит. А это, — Алиса прикрыла ладонью браслет, — я пока и трогать опасаюсь. Это же возможности просто неограниченные! Ты представляешь, сколько можно сделать. Спасти практически любого погибшего гения… — Историю менять нельзя, — напомнил практичный Пашка. Она с жаром взмахнула рукой. — Вот в том и дело, что ничего менять не придется. Возьмем, например, пассажиров «Титаника». Что изменится, если они не будут лежать на дне морском? Ничего, ведь так? А какие там люди были! Например, пастор… — А что пастор? Именно он думал, что ничего и не теряет! — А думаешь, ему не было страшно? Не было холодно, раз ты такой прагматист? Он ведь знал, что тонет, а плавал от одного человека к другому и каждого спрашивал: «Твоя душа спасена?» Исполнял долг до последнего! — Долг? Душа? — Пашка вдруг стал очень серьезным. — А знаешь, что бы я сделал на месте тонущих, если бы ко мне подплыл такой заботливый? Набрал бы воды в рот побольше и плюнул. Чтобы не доставали с глупыми вопросами. Чтобы не лезли, когда я и сам могу о себе позаботиться. Не можешь помочь по-настоящему — оставь человека в покое. — Ох, Паш, не заводись. Придумай лучше, чем мне заняться вместо Путиловского завода. — Ну… поехали куда-нибудь, хочешь — вместе с Кириллом. Алиса кивнула. — Действительно, пока каникулы, повоспитываю-ка я Кирюшку. А то отец с ним не справляется. — Да мы такие же были. — Нет, он вообще не слушается. Ведет себя, как маленький взрослый. Спать не уложить, читает до полуночи. И это в семь лет. Архитектором хочет быть, как мама, и очень боится, что все построят до того, как он вырастет. — Алиска, ты рассказываешь, будто про себя. Все нормально. — Да в семь лет я слушалась… кажется, — добавила Алиса менее уверенным тоном. — Чего ты смеешься? — А сама как думаешь? Ладно, поехали за Киром. Я его буду охранять от твоего сурового воспитания. Только еще хотел спросить… — Что? Пашка глядел в сторону. — Насчет того парня. Ты бы так любого спасала? Ну, любого случайного знакомого, если бы узнала, что с ним что-то не так? — Паш, ты не к тому ревнуешь. — А к кому надо… — начал Пашка, но тут же взвился. — Кто тебе вообще сказал, что я ревную? Мне просто интересно. — Ни к кому не надо. А здесь это вообще смешно. Человек с искалеченным здоровьем, поломанной судьбой, да еще выходец из могилы, — ответила Алиса как можно жестче. — К тому же, не переживай, пойдет на поправку — и вернется домой. «Манипуляция чистой воды, — мысленно упрекнула она себя. — Но подействовало». Пашка действительно немного смутился. — Ну что ты из меня монстра какого-то делаешь. Будто я сочувствовать не способен. Просто спросил. Ты ведь не интересовалась судьбой никого другого десять лет спустя. — Никто другой и не сгорал заживо совсем молодым. — Алиса сочла за лучшее переменить тему. — Может, сегодня опять наведаемся во Вроцлав? Или я покажу тебе фотографии из поездки. Несколько секунд Павел глядел еще несколько настороженно, затем улыбнулся: — Ладно, поехали. И Кира захватим по дороге. Алиса быстро шла по аллее. Как она опоздала. Больше десяти часов, персонал наверняка спать уже ложится. И говорили ей, что достаточно звонка — нет, приехала. Только всех перебудоражит зря. Молодая женщина в холле помахала ей издали рукой. Алиса узнала утреннюю медсестру. — Это вы, — обрадовалась она. — Я думала, никого не застану. — Нет-нет, у нас же больные. Подождите, я включу полив в саду. Клара подошла к стенду, на котором мягко светилось изображение сада, провела рукой по нескольким клумбам. — Вот и все. За полупрозрачной стеной загорелись разноцветные фонари, через незакрытую дверь послышалось убаюкивающее журчание фонтанов. — Пойдемте наверх, — позвала Клара. — Вы ведь к своему больному? — Да. Как он? — Все в порядке. Сейчас он спит, проснуться должен завтра к полудню. Но регенерацию еще не убирали, заживление идет медленнее, чем ожидали. Он еще в маске. — А почему так медленно? И скажите, Виктор Андреевич здесь? Медсестра не успела ответить. Гельцер спускался им навстречу по лестнице. — Вы ко мне? Пойдемте. Хотите, в кабинете побеседуем, или выйдем в сад? — В сад лучше, сейчас там очень хорошо, — вмешалась Клара. Алиса заметила, что на лице медсестры мелькнуло какое-то растерянное выражение. Размышлять, что бы это значило, было некогда — профессор пересек холл и вышел в сад. Алиса прошла за ним. Профессор остановился перед клумбой, фонтан на которой был выполнен в форме подсолнуха. В воздухе разливалось какое-то удивительное, ни на что не похожее благоухание, будившее воспоминания о раннем детстве, о лукошке с земляникой, о колосках пшеницы, качающихся вокруг тебя, когда идешь босиком по тропинке, о прохладной речке после раскаленного песка пляжа. Пахло как будто не цветами, а догорающими красками неба. — Эти цветы вывели в Фарсиде, — сказал Гельцер. — С виду невзрачные, зато запах, правда? Их можно поливать только после захода солнца, тогда такой эффект. Больные выздоравливают гораздо быстрее от одного аромата. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же космобиолог. — Я скорее зоолог. И как раз хотела вас спросить насчет быстроты выздоровления… — Давайте-ка присядем. Он подошел к скамейке, слегка приволакивая ноги. Алиса подумала, что профессор гораздо старше, чем кажется. — Учтите, разговор будет неприятным. Сначала скажите, почему вам нужно было предотвратить гибель этого молодого человека? Он вам родственник? — Нет, разве что очень-очень дальний. И даже не близкий знакомый. Но почему вас это интересует? Ведь подобные случаи бывали, редко, но бывали. — Да, бывали. Обычно из прошлого вытаскивают талантливых людей, чья жизнь прерывается трагически рано. Или тех, кто стал для хронавта по-настоящему родным человеком. Алиса распрямила плечи и с вызовом посмотрела на профессора: — Да, это не те случаи. Но он очень помог мне однажды. И я чувствую себя виноватой перед ним — ведь в шутку пообещала ему совсем другую судьбу. Это не повод? — Повод, королева Маргарита. Итак, вы хотите знать, почему заживление идет медленно. Сказать я вам могу одно: он очень подорвал свое здоровье. Вы знаете, что алкоголизм — генетическое заболевание? — Алко… — Алиса запнулась. — В смысле, что он сильно пил? — Что при этом происходит с человеком, знаете? Впрочем, откуда — вы слишком молоды. — Нет, почему же. Мне приходилось видеть. — Ну, алкоголиков вы не видели, — на лице профессора появилось снисходительное выражение, будто отсутствие подобного жизненного опыта было бог весть каким недостатком. — О том, что это… — он сделал паузу, — заболевание генетическое, узнали давно, несколько десятилетий назад научились и выключать нужный ген. Но только во внутриутробный период развития. Во взрослом возрасте это бесполезно. — Вы вроде собирались мне рассказать, почему ожоги не затягиваются. — А как им затягиваться? Регенерация вначале затронула не менее важные органы. Например, у него повреждена печень. Уже начинался гепатит. Дальше — сердце. Сердечная недостаточность. Гастрит. Панкреатит. Я впервые за пятьдесят лет составляю такую историю болезни — там же диагноз на диагнозе. Легкие… ладно, эмфизема — это уже от курения. Профессор глядел на нее испытующе. Чего он ожидал? Смущения, шока? Ну уж нет! Алиса перешла в наступление. — И наша медицина с этим не справится? — С физиологией справится, конечно. Вашему знакомому придется провести здесь неделю, потом он будет практически здоров. Сложнее с изменениями психики. Тут уж никто не поможет, и вы не представляете, во что ввязываетесь. Деградация личности начинается уже на первых стадиях болезни. Впрочем, мой дед был наркологом, и он всегда говорил: «Это не болезнь, это распущенность». — В таком молодом возрасте столь сильные изменения? Вы преувеличиваете. И потом, представьте, какой шок он испытает, узнав, что чуть не погиб из-за этого. Недостаточно, чтобы захотеть бросить? Видимо, профессор не захотел продолжать спор. Он примиряюще улыбнулся. — Ну-ну, не горячитесь, Алиса Игоревна. Будем надеяться на лучшее. Поздно уже, вам, наверное, давно пора домой. Вызовите флип прямо ко входу, если хотите. — Спасибо, — Алиса встала. — Я лучше немного прогуляюсь. И я все-таки хотела зайти наверх, если вы не против. — Заходите, просто ничего нового вы там не увидите. Ну что ж, счастливо. И не слишком переживайте из-за уханья старого сыча. Попрощавшись, профессор направился в глубину сада. Алиса несколько секунд глядела ему вслед. На аллее послышались быстрые шаги. Алиса обернулась — к ней шла медсестра. — Там что-то не так в реанимации? — Нет, все в порядке. Виктор Андреевич в сад пошел? Он любит там побродить. Говорит, это успокаивает, — помолчав, Клара быстро добавила: — Не принимайте всерьез все, что он вам говорил. Он человек уже старый и со своим мировоззрением. Потом, у него в семье наркологи. — Он говорил мне. — Ну вот, для него каждый, кто выпил рюмку — уже испорченный человек. У нас недавно лежал один спасатель. Он попал в аварию и сильно повредил грудную клетку, а на другой день у него был юбилей — шестьдесят. К нему пришли друзья, принесли бутылку шампанского, они пригубили чисто символически. Так профессор этого уважаемого человека потом отчитал, как мальчика. — Он был очень любезен и сам просил меня не расстраиваться. Все в порядке. Мне можно наверх? — Если хотите, но, в принципе, все уже спят. Лучше приезжайте завтра после полудня, он уже должен будет прийти в себя. Хотите, я вам флип вызову? — Спасибо, я лучше пешком. Когда еще погулять, как не в каникулы. Алиса хотела уже идти к воротам, как медсестра снова окликнула ее: — Ах, да. Вам же звонил ваш знакомый, тот молодой человек, что был сегодня, Павел. — Прямо сюда? — Алиса растерянно поглядела на браслет: пропущенного вызова не было. — Наверное, не хотел отрывать. Я сказала, что вы беседуете с профессором. Ну, Пашка! Почему он сразу ей не позвонил? Он что же, подозревает, что она ему соврет? И как такое вообще возможно, если видеобраслет показывает окружающую обстановку? Пашкин номер она набрала, когда уже летела домой и успокоилась. — Да все в порядке, — голос Пашки был на удивление мирным. — Я просто подумал, что ты там и что ты занята. Мне так и сказали, что ты с врачом разговариваешь. Думаю, ну что я буду тебя отрывать. Что я, невоспитанный? Я просто хотел предупредить, что улетаю на пару дней. Практика. — Зря ты забросил биологию, — сказала Алиса. — Ты же знаешь, что я не забросил. Будет она у меня второй специальностью, вот и все. Пилоту лучше. Вот соберешься ты в какой-нибудь неисследованный участок Галактики — кто тебя повезет? Сама? — Ну тогда чего мне беспокоиться — ты повезешь. — То-то и оно. Полечу я на проверку передающих станций. Не тех, что замолчали, других, поближе, так что за меня не беспокойся. — Я за тебя и не беспокоюсь, пусть станции беспокоятся. За себя. Они еще не знают, какое стихийное бедствие к ним приближается. К подобному подтруниванию друг над другом они давно привыкли, так что Пашка не обратил на ее слова внимания. — Что-то там все-таки не то на этих спутниках, которые замолчали. Я узнаю на месте и расскажу, когда вернусь. А сейчас пока, завтра всем вставать рано. Отключив браслет, Алиса поглядела на ночную Москву. Вот уже и ее улица показалась. — Одного только не понимаю, — сказала она сама себе. — Почему профессор назвал меня королевой Маргаритой?