Стид здесь

Стид внутри, и это — невероятно. Его руки у Эда на талии, ласково придерживают, не позволяя ему толком ёрзать, так что он просто лежит на спине. Под его поясницей мягкая подушка, мягкая ткань постельного белья, сладко пахнет утренним чаем, и Эд ощущает себя на большом облаке. Он почти вознёсся, и бог, руками Стида Боннета, гладит его по шраму на бедре, будто там еще что-то может болеть. От прикосновения кажется — болит. Иначе не понять, почему так стреляет кожу под касанием и почему под веками жжет, будто туда насыпали песка. Эд знает, что так бывает, когда боль совсем невыносимая, но сейчас это не так, и он теряется. — Эй, ты здесь? — спрашивает Стид, и Эд сначала пытается испугаться, вскидывается… И стонет жалобно, потому что Стид улыбается, и делает медленный толчок. — Эд? — Да, да, я просто… — Эд не может дышать. — Ты внутри. Так… Хорошо. — О, — его щеки окрашивает нежный румянец. — Понял. И снова двигается. Эду хочется зажмуриться и растаять, так ему на самом деле хорошо. Между ног у него всё влажно. Чего Стид не пожалел — так это масла. Его было так много, что Эду казалось, что Стид истратил всю бутыль сразу. Вообще-то, Эд уже видел его… Там. Он помогал ему переодеться в их первую встречу, и чуть позже тоже (не то чтобы Эд рассматривал, но…), и Стид не был огромным. Обычный член, обычного размера, может, разве что, немного толще, чем у самого Эда (не то чтобы он сравнивал). И когда Стид вернулся, и когда всё стало хорошо, и когда Эд думал, как всё между ними произойдет, он этому радовался — значит, боли будет меньше обычного. Стид не был у него первым, хотя, рассматривая это со стороны, Эд был расстроен, что это не так. У Эда были женщины, и были мужчины, и… Стид снова сделал толчок, маленький, осторожный, но из Эда выбило весь воздух, и он снова застонал, закусив губу почти до боли. Когда Эд был в каюте у Хорниголда, это всегда было больно. Они всегда напивались, оба, и Хорниголд прижимал Эда к постели, больно давя на бёдра, оставляя после себя царапины и болезненные укусы. Он и мысли не допускал, что сверху может оказаться Эд, он был старше на несколько лет и был для Эда капитаном, и он слушался. От Хорниголда всегда пахло ромом и табаком, и кровать у него была жёсткая, если Эд оказывался на ней спиной, то неизменно царапал спину почти до крови. Растяжка никогда не была сильной стороной Хорниголда. Это всегда было больно, в лучшем случае по слюне, в первый раз Эда спасло только то, что он был настолько пьян, что не мог толком сжаться и сделать себе еще хуже. А следующим утром, когда Эд едва поднялся, капитан издевался над ним в открытую, спасибо, что только в каюте. Эд думал, что секс всегда так выглядит. Он кусал женщин, которых находил в порту, вгрызался в плечи Джека так, что один раз чуть не оставил шрам от своих зубов, и никого больше к себе как-то иначе не подпускал. Так было нельзя, так было больно, и если можно было этого избежать — он это делал. И теперь он здесь. Со Стидом, который смотрит на него, как на какое-то чудо света, его руки тоже держат и прижимают к постели, но это не боль, это… Что-то другое. Эд не знает, какое слово ему выбрать, только почти скулит на одной ноте и пытается рукой коснуться руки Стида. — Я здесь, — Стид перестаёт держать его одной рукой (Эд почти готов умолять его, чтобы он положил её обратно). — Тише, Эд, мой хороший, всё в порядке. Тебе не больно? Эд мотает головой, и Стид, боже, спасибо, берет его за руку. Он снова надавливает, снова не даёт шелохнуться, но теперь их пальцы переплетены. Эду почти неловко, что его пальцы — грубые, мозолистые, он совсем не следит за ними, — соприкасаются с нежной кожей Стида, но тот этого не замечает. Так даже лучше, чем когда обе его руки были на талии. Да, определённо лучше. Стид здесь, уже двенадцать недель, как вернулся, и это первый раз, когда они вместе в постели так. Они целовались, танцевали на палубе, когда команда пела все песни, какие знали, они спали в одной кровати, плотно прижавшись друг к другу, и каждую ночь Эд боялся, что когда дверь в каюту закроется Стид сделает… что-то. Это было глупо, это должно было произойти, и, возможно, если бы Эд пошёл в наступление первым, это Стид лежал бы сейчас на спине и жмурился. Но Эд ласково не умел, а мысль о том, что Стиду может быть рядом с ним неприятно, причиняла боль, и он ничего не делал. Стид сделал сам. Вернулся на корабль с порта, в который они заходили, и, целуя Эда в знак приветствия, шепнул на ухо, что наконец приобрёл «что-то», чтобы они смогли… сделать больше. И Эд поддался, принимая, что это должно было произойти, а от Стида не страшно принимать ничего — даже боль. И вот сейчас Стид в нем. Но сначала были пальцы. Один, второй, третий… Эда трясло, как в лихорадке, ему и этого было много (Хорниголд едва ли вставлял в него два пальца, и то, в дни хорошего настроения, и вставало у Эда далеко не сразу), а Стид всё смотрел и смотрел на него… На нем была рубашка с закатанными рукавами, у Эда была только неуверенность. Стид почти довёл Эда до оргазма так, одной рукой двигая внутри, второй касаясь то головки, то поджатых яиц, и только судорожное «нет, пожалуйста, стой, хочу вместе с тобой, внутри, боже» заставило его остановиться. А теперь Стид двигается в нем всё так же медленно, ласково, каждое его движение заставляет поджиматься пальцы на ногах. Эд скулит, жмурится и очень-очень боится, что это будет единственный раз. Он не знал, что секс может быть таким. В нем нет боли и нет агрессии, нет укусов и кровоточащих царапин. Он очень хочет закинуть руку Стиду на шею, но не знает, можно ли, и поэтому крепко держится за простынь над своей головой, второй рукой боясь сжать ладонь Стида. Он не знал, что заслуживает такого. Монстры не получают ласки, монстров не гладят за ухом, монстрам не говорят, какие они хорошие. — Быть в тебе так приятно, — шепчет Стид, и Эда кроет. Каждое слово сопровождается толчком. — Просто… вау. И звуки, которые ты издаёшь… Я не знаю, как объяснить, но ты невероятный. Такой замечательный. Ты такой хороший, Эд. «Нет, — думает Эд, — нет, я не хороший, я…» Стид толкается быстрее и глубже, и способность думать у Эда пропадёт. Эд не замечает, как оргазм подступает. Он чувствует только, как Стид убирает от талии и вторую руку, вскидывается, его дыхание сбивается, но тут Стид обхватывает его член ладонью и делает несколько движений, быстрых, сильных, но всё равно ласковых, и Эду кажется, что кричит кто-то другой. Кто-то другой всхлипывает и кто-то другой трясется, кончая. Кто-то другой тянется, чтобы поцеловать Стида, и кто-то другой, вздрагивая, шепчет ему в губы «спасибо». И уж точно кто-то другой не даёт Стиду отстраниться, когда тот кончает, позволяя ему пометить себя и изнутри тоже, словно кто-то может это увидеть. Когда Эд приходит в себя, Стид всё еще внутри. Он близко, его рубашка, взмокшая и всё еще мягкая, щекочет Эду живот. Губы Стида у него на плече, но не кусают, а ласково целуют. Стид вообще весь ласковый, и Эд чувствует себя так, словно он сейчас растает. Ему хочется остаться в этом моменте на ближайшее всегда. — Ты в порядке? — Стид улыбается и носом касается щеки Эда. Он довольно морщится. — Да, я… Я в порядке, — голос хрипит. — Всё здорово. Даже… Даже лучше, чем здорово. — Я боялся, что тебе больно, — Стид коротко его целует, прежде чем выйти, и ощущение незаполненности впервые не приносит радости, а наоборот печалит. — Я… Никогда этого не делал, ну, с мужчинами, прости, если это было как-то не так, ты, наверное, совсем иначе привык, но я… — Нет! То есть, — Эд смущается и, рискнув, обнимает Стида за шею. — То есть, всё было прекрасно. Я… Ты был таким осторожным, таким ласковым, и… — Конечно! Конечно, я был ласковым, Эд, разве с тобой можно иначе? — Стид звучит почти возмущённо, и Эд не хочет его разубеждать. — Ты замечательный, невероятный, удивительный, я не поверил сначала, когда в тебя толкнулся, что так бывает. И ты еще так приятно сжимаешься, и руки твои так приятно трогать, Эд, ты хоть понимаешь, насколько ты хороший? — Я? — глупо переспрашивает Эд. Он и сам знает, как это глупо, но не может сдержаться. Ему нужно уточнение. — Да, Эд, — Стид снова его целует. — Ты мой хороший Эд. Эд хочет сказать что-то еще, но жар затапливает его изнутри, он неловко дёргается… И понимает, что у него снова стоит. Он смотрит на Стида, почти испуганно, потому что так не должно быть, Стид просто говорил с ним, ничего не делая, не трогая даже, и… Стид вдруг смеётся и касается губами его шеи, пальцы (мягкие, как шёлк) снова обхватывают Эда внизу. Эд решает, что подумает об этом потом. Если не забудет.