И только один вопрос
читался в его глазах:
«Чувствуешь ли ты то,
что чувствую я?»
Микки прижимает ладони ко лбу, пытаясь спасти чувствительные глаза от яркого солнечного света — видимо, он забыл задёрнуть шторы на ночь. Пытаясь перевернуться на другой бок, брюнет чуть не сваливается с кровати, потому что, кажется, она уменьшилась почти в два раза за ночь. Воспоминания вчерашнего вечера постепенно возвращаются, и он осознает, что находится в своей старой комнате. День рождения Мэнди, алкоголь, идиотские игры, шкаф и Галлагер, присосавшийся к нему. О, господи. В этой комнате должны находиться как минимум два человека, но сейчас здесь ровно вполовину меньше. Кажется, Галлагер успел свалить до того, как вся эта ситуация станет неловкой и несуразной для них обоих. Оно и к лучшему. Микки совершенно не хотел обсуждать то, что произошло. Под дулом пистолета, подвешенным над кратером вулкана — никогда. Ни за что. И на месте Йена он поступил бы точно так же — свалил подальше. У него немного болит голова, но холодный душ, чашка крепкого кофе и плотный завтрак приведут его в норму. Милкович принял душ, переоделся в свою старую одежду, которую решил не забирать отсюда когда-то давно и спустился на свалку, которой сейчас был весь первый этаж их дома. Пустые коробки из-под пиццы, бутылки, мусор и какие-то вещи валялись просто повсюду. Он ужаснулся, когда понял, что придётся пережить уборщице, которая должна была прийти с минуты на минуту. Микки приготовил завтрак, глянул на часы и понял, что уже можно будить Мэнди. Он снова поднялся наверх, подошёл к двери сестры, которая находилась по соседству с его собственной, и постучал. За дверью тишина. Он постучал снова, а потом тихий голос Мэнди раздался за ней: — Что? — Пришёл позвать тебя завтракать, если ты, конечно, в состоянии после вчерашнего. За дверью послышалось копошение и тихая ругань, как будто сестра бубнила что-то себе под нос. — Я плохо себя чувствую. Лучше ещё посплю, но спасибо, — сказала она уже чуть громче. — Ладно, — сдался Микки. — Я дождусь Джанет, а потом уеду. И когда ответом ему послужила тишина, он развернулся и спустился, чтобы наконец позавтракать. Джанет — уборщица — пришла через полчаса и ахнула от количества работы, которое ей предстоит. Микки пообещал, что оплата будет двойная и весь мусор он вынесет сам. Женщина кивнула и принялась за дело. Милкович запихнул всё, что видел, в мусорные пакеты, засунул их в уличные баки, а потом уехал домой в надежде поспать ещё часок перед тем, как пойдёт на работу и взглянет своему страху в глаза.***
Проснувшись утром, Йен был в шоке от того, где он спал и с кем. Галлагер совершенно не ожидал, что вечер закончится в кровати Милковича. Детской кровати Милковича. И самое ужасающее в этом то, что у него сегодня свидание-бранч с Тревором. Они договорились пару дней назад, когда их переписка вышла на новый уровень. Тревор флиртовал напропалую, поэтому почему бы не сделать это, верно? Но вчера, когда он отчаянно желал почувствовать вкус губ Микки, его мало волновал Тревор и всё с ним связанное. Йена охватило такое захватывающее чувство, что весь вечер он не мог свести глаз со второго ординатора, а когда они остались вдвоём в шкафу, ему было очень сложно заставить свои руки не двигаться. Но всё полетело к чертям, когда одно лёгкое прикосновение разожгло в нём огонь, и он сорвался. Они бы переспали, если бы не отрубились. Переспали, а потом Йен бы не знал, как смотреть брюнету в глаза и работать вместе. Потому что Галлагер знал, что чувствовал: неприязнь, антипатию и злость. Чувствовал по-настоящему или пытался себя в этом убедить, неважно. Он аккуратно высвободил своё плечо, на котором мирно посапывал Милкович, а потом свалил так тихо, как смог, чтобы остаться незамеченным никем в этом доме. Йен вернулся в свою старую квартиру, которая казалась крошечной, после особняка Милковичей, принял душ, поел и переоделся. Он пытался стереть следы от вчерашних поцелуев не только со своего тела, но и из памяти. Его ждал парень, который хорошо к нему относился и которому он нравился, так что никакому грубому ординатору не место в его мыслях. Даже если у него потрясающая задница, мягкие губы и стоны, которые заставляли сердце биться чаще, а член пульсировать. Они общались с Тревором примерно неделю до того, как Йен действительно согласился встретиться. Ну как согласился, вообще-то сам предложил это сделать, потому что чувствовал себя обязанным — намёки и лёгкие упрёки Тревора сделали своё дело. Тот казался славным парнем и, по крайней мере, у них было что-то общее — стремление помогать людям. Йен чувствовал интерес, желание узнать его поближе, но не симпатию. Впрочем, всё может измениться уже через час. Галлагер вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и отправился на автобусную остановку. Тревор встретил его около небольшого бистро недалеко от больницы. Он мило улыбался и говорил о том, как рад, что они наконец встретились. Йен кивал и вёл себя дружелюбно, но никак не мог подобрать тему для разговора, поэтому Тревор сделал всё за него. Они говорили о центре помощи подросткам, которым управлял шатен. — Помнишь Женевьеву? — спросил Тревор, глядя на Йена. — Ту, которая работает администратором? — А, за стойкой регистрации? Да, она милая, — кивнул Галлагер, глядя в свою тарелку на брокколи, которую ненавидел всей душой. — Она тоже была одной из тех, кому помог наш центр. Йен вскинул брови и посмотрел на собеседника. — Правда? — Ага, — гордо подтвердил Тревор. Галлагер снова опустил глаза, понимая, что ему как-то плевать. Он заскучал, потому что тема беседы была ему не особо интересна. Конечно, то, что делает Тревор — чертовски важно, но он ожидал не этого от их встречи. Рыжий злился сам на себя за то, что перед ним сидел хороший парень, а он мог думать лишь о руках Микки, запутавшихся в его волосах. Кажется, Тревор заметил, что мыслями Йен где-то в другом месте. — А у тебя на работе что-то интересное происходит? Может быть, какие-то сложные случаи? — попытался парень. — Конечно, — Галлагер заметно оживился. — Пару месяцев назад произошла массовая авария и к нам привезли десятки людей. В тот день я встретил… Он замолчал, когда понял, о чём хочет рассказать. Какого чёрта Йен счёл появление Микки Милковича в Вейсе интересным случаем, о котором собирался сообщить потенциальному парню? У него, блять, проблемы с головой, серьёзно. — В тот день я встретил много людей, жизни которых зависели от врачей, в том числе и от меня, — закончил он, понимая, как глупо это звучит. — Разве в любой другой день всё не так? — спросил Тревор, улыбаясь. — Да, конечно. Просто тогда, — Йен посмотрел вниз, — что-то изменилось. Осознание того, что именно изменилось, было как удар молнии, раскат грома, ливень в ясный солнечный день. Микки Милкович встал на его пути и после этого всё изменилось. Его работа, его отношение, его настроение — абсолютно всё. Галлагеру впервые пришлось сражаться за свой статус, отстаивать свои права и зарабатывать уважение. Каждый день превращался в вызов, который ему бросал Микки. Он провоцировал, спорил и играл в какие-то идиотские игры. Он флиртовал, задевал и оскорблял. Впервые Йен наслаждался своей работой так, как это происходило, когда Милкович был поблизости. Как будто всё обрело смысл. Йен посмотрел на парня перед собой и не понял, какого чёрта здесь делает. В больнице его ждут пациенты, интерны и Микки. — Извини, я вспомнил, что мне надо ещё кое-что сделать перед сменой, — он поднялся на ноги, достал кошелёк и хотел заплатить, но Тревор остановил его. — Ничего, я заплачу, — мило ответил он. — Ты можешь сделать это в следующий раз. Йен кивнул, понимая, что второго раза не будет, о чём говорить не стал. — Позволь мне проводить тебя до работы. Тут недалеко, кажется, — сказал Тревор, когда они вышли на воздух. Больница была в паре кварталов, а Йен чувствовал себя ужасно виноватым, поэтому согласился. Они болтали о какой-то ерунде: о бешеном графике Чикаго, наглых пешеходах и грубых водителях. А потом о погоде: о том, что скоро наступит зима и, возможно, выпадет куча снега. Они остановились прямо около главного входа и Галлагер повернулся к Тревору, чтобы сказать, что они хорошо провели время, но не успел сказал и слова, потому что тот приблизился и поцеловал его прямо в губы. Тревор отстранился, когда понял, что Йен не ответил, и улыбнулся. — Кажется, я застал тебя врасплох, — легко посмеялся он. — Надеюсь, что скоро увидимся. Парень ушёл, не дожидаясь ответа, а рыжий стоял на месте и смотрел ему в след, не находя в себе сил осознать происходящее. Он вернулся в реальность, когда на телефон пришло сообщение. [Тревор]: Извини, не смог удержаться;) [Тревор]: Забыл сказать, классно выглядишь. Сегодня ты был ещё красивее, чем в нашу первую встречу. Йену захотелось сблевать.***
Йен Галлагер — поцелуйный маньяк. И если раньше Микки сомневался, то сейчас, когда увидел того, целующимся с каким-то парнем с радужным значком на куртке, убедился в этом на сто процентов. К тому же, видимо, он любит экспериментировать. Сначала его подружка-пособница, потом пациентка, сам Микки, а теперь ещё и транс-мужчина. И это через 16 часов после того, как они целовались на дне рождения Мэнди. Микки закусил губу, глядя через прозрачные двери холла на парочку, и ощутил что-то странное на дне желудка, обернувшись по сторонам, чтобы убедиться, что ему это не мерещится и кто-то другой тоже это видит. Конечно, Милкович не ожидал никакого «вместе навсегда», но перерыв между поцелуями мог бы быть и побольше, чисто из-за уважения к Микки. Хотя, наверное, так даже лучше. По крайне мере, Галлагер не придёт к нему с разговором о статусе отношений из-за их пьяных обжиманий, потому что рыжему плевать кого целовать. А если обещать каждому целованному Йеном человеку отношения, то можно ёбнуться. И это его дело, к которому Милкович не имеет никакого отношения. Галлагер вправе делать то, что сам считает нужным. Хорошо то, что их отношения останутся чисто профессиональными навсегда. А после увиденного, уж точно. И то, что Микки ушёл в хирургическое отношение с кислым привкусом во рту, никак с этим не связано.***
Харпер и Ли появились в дверях ординаторской хирургического отделения через полчаса, застав своего наставника склонившимся над больничными листами. Микки даже не поднял на них глаз, продолжая работать. — Классно мы повеселились, правда? — протянул Харпер, устраиваясь поудобнее на диване. — Да, — подтвердил Ли и поправил очки на носу. — А ты так особенно. Что ты наплёл Эмбер? Харпер довольно улыбнулся, а потом закинул руку на плечо Хонгу. — То, что вчера был её счастливый день, мой друг. День, когда она встретит свою судьбу. Так сказали звезды, — задумчиво ответил он. — То есть, она переспала с тобой, потому что ты её обманул? — бросил на него злой взгляд Ли. — Никто не говорил о сексе, чувак. К тому же, вчера была не только она, — похвастался Ремер. Микки ударил ладонью по столу и два интерна обернулись на него, не понимая, что так рассердило их ординатора. — Да что с вами всеми не так? — спросил Милкович, не глядя на Харпера и Ли. — Целуете кого не попадя, а потом гордитесь этим. Он резко замолчал, когда понял, что сказал. Микки склонился над документами, чувствуя, как горят его щеки, и испытывая стыд. Кто вообще тянул его за язык? И вообще, ему насрать кто кого целует. — Я сейчас Вас зауважал ещё больше, — тихо прошептал Ли. — Спасибо, Микки. Я думаю точно так же. А ты, — он повернулся к Харперу и зло ткнул его пальцем в грудь, — завязывай с этим дерьмом. Ремер растерял всю свою гордость и немного поник. — Моё сердце разбито, чувак. Что я ещё могу сделать? — Не целовать всех подряд, вот что! Харпер вытянул ноги на журнальный столик, откинулся на спинку дивана и сложил руки под грудью. Он задумчиво смотрел вперёд, как будто обижаясь на то, что сказал ему коллега. Их молчание прервала Рейчел, появившаяся в дверях. — Здравствуйте, Микки. Харпер, Ли, — поприветствовала она всех. — Я принесла запись одной потрясающей операции по пересадке органов. Хотите посмотреть? Интерны активно закивали, но Милкович не разделял их настроения. — Не могу, — отказался он. — Работы много. Рейчел сникла за секунду, а потом снова заговорила: — Хотите я потом Вам помогу с документами? Отпрошусь у Йена. Не думаю, что он будет против, — она состроила щенячье выражение лица. — Ну, пожалуйста. Микки вздохнул. — Ладно, — сдался он, поднимаясь со стула и хватая со стола документы. — Но ни шага от Галлагера — ты и так у него одна осталась, пока Лу не вернётся. Я сам справлюсь. Девушка кивнула, и они направились на первый этаж, в отделение неотложной помощи. Как только Микки переступил порог, то сразу увидел причину своей головной боли, которая во все глаза пялилась на него. Он поднял брови, удивлённый такой реакцией, и прошёл вперёд, садясь на диван. Йен следил за его движениями, как будто разглядывая что-то, а потом сдался и опустил взгляд. Чудик. Рейчел достала ноутбук из портфеля, поставила его на журнальный столик и подождала, пока все усядутся. Микки сел в кресло, оказываясь в поле видимости второго ординатора, а потом понял, что если он там останется, то будет в центре внимания Галлагера. — Харпер, поменяемся местами? — спросил он у парня, который удобно устроился на диване с Рейчел. — Почему? — Потому что я попросил, — ответил он мягко. Ремер нахмурился, не понимая, но всё равно встал, уступая место. Теперь Галлагер не мог смотреть на него, если только не хотел заработать косоглазие. Но, кажется, такой маленький жест не остался без внимания виновника, поэтому тот кашлянул и недовольно скрестил руки под грудью. Чего не скажешь о Рейчел, которая была слишком сильно рада тому, что могла касаться Милковича бедром и плечом. Харпер нажал на пробел и видео началось. Ординаторы задавали вопросы интернам во время просмотра, чтобы проверить их знания, а сами интерны тоже спрашивали Микки и Йена о том, что их интересовало. Через два часа просмотра, голова Рейчел аккуратно опустилась на плечо Микки, и он понял, что та уснула. Харпер хотел поиздеваться над ней и разрисовать лицо, но Милкович напомнил, что они на работе, а не в детском саду. Впрочем, вскоре Ли и Харпер тоже отрубились. При обычном раскладе, Микки должен был их разбудить и сам уйти спать в специально отведённую комнату, но понимал, что сна не было ни в одном глазу, поэтому переложил голову Рейчел на диван и встал. — Ты куда? — обеспокоенно спросил Йен, что насторожило Микки. — За стол. Больничные листы нужно заполнить до утра, — ответил он, не придавая значения тому, как прозвучал вопрос Галлагера. — Что с тобой? Микки обернулся на него с высоко поднятыми бровями и удивлением на лице. — Ничего. — Всё в порядке? — Да. Йен, наконец, замолчал. Он встал с дивана, подошёл к столу и сел напротив Микки. Когда Милкович поднял на него глаза, то увидел прищуренный взгляд. — Что происходит? — Блять, — громко сказал Микки и осёкся, когда вспомнил про спящих интернов, — скажи то, что хочешь, и не беси меня этой идиотской игрой «100 и 1 вопрос». — То есть мы вернулись к тому, с чего начали? — что-то сквозило в его голосе, похожее на обиду, но не то, чтобы Микки было не наплевать. — Не понимаю, о чём ты, — безразлично бросил он, возвращаясь к записям. — А как же то, что было на дне рождения Мэнди? — А что было на дне рождения Мэнди? Микки смотрел прямо на него и почти видел, как пазл складывается в голове Галлагера. Он не хотел это обсуждать и думал, что Йен тоже не будет затрагивать эту тему. Но, раз уж так получилось, то надо было дать понять Галлагеру, что между ними чисто профессиональные отношения. И не имеет значения то, как было хорошо ночью. И, если говорить на чистоту, то именно Галлагер сбежал, как девчонка, а потом целовал какого-то транса. Так что Микки был потрясён тем, что ему не наплевать на их отношения и то, что произошло на вечеринке. Он же сраный Казанова. Йен горько усмехнулся, а потом поджал губы, опуская взгляд на стол. — То, что было на вечеринке моей сестры, остаётся там же. Это первый и последний раз, когда мы это обсуждаем, — спокойно сказал Микки, глядя на Галлагера. В конечном итоге тот кивнул, посмотрев на Милковича, а потом выхватил у него несколько листов из стопки. Когда Микки хотел возмутиться, то увидел, что Галлагер достаёт ручку из кармана и начинает заполнять документы. — Спасибо. Йен пожал плечами и ничего не ответил. Так они и провели всю ночь: заполняя документы, иногда переглядываясь и попивая кофе. Утро наступило быстро — Микки понимает это, когда в ординаторскую заходит Пьер Лопез — один из реаниматологов. Он удивился, когда увидел трёх спящих интернов и Милковича за столом. — А я думал, что всё наоборот, когда у тебя есть интерны, — смеётся он. — Да, я тоже, — смеётся с ним вместе Микки. Пьер оборачивается по сторонам, ища глазами Галлагера, поэтому Милкович отвечает раньше, чем тот успевает задать вопрос. — Он ушёл два часа назад в комнату для сна. Лопез улыбается и открывает шкаф, чтобы переодеться. Микки отводит глаза, не желая смотреть. Вместо этого он обращает внимание на часы и понимает, что пришло время работать. Милкович подходит к Рейчел и треплет её за плечо, чтобы разбудить. Девушка резко распахивает глаза. — Разбудишь Галлагера? Он в комнате отдыха, — просит её Микки. Она кивает, трёт глаза и скрывается за дверью вместе с Пьером. Ли открывает глаза раньше, чем Харпер, и почти подпрыгивает на месте, когда понимает, что спал. — Боже, извините, я не думал, что усну, — быстро извиняется он, глядя на своего ординатора. — Ничего страшного, — уверяет его Микки. — Если бы я хотел спать, я бы тебе об этом сказал. Буди Харпера и пойдём на обход. Микки наливает себе кофе, который заварил недавно, а потом открывает шкафчик, чтобы стырить батончик. Он распахивает глаза, когда видит, что рядом с ужасными протеиновыми гадостями стоят обычные шоколадно-ореховые. Милкович открывает коробку и видит записку, приклеенную к одному из батончиков и написанную Галлагером — только он выписывает такие закорючки. «Ни в чём себе не отказывай ;)» — гласит надпись. Микки сминает её в руке и смотрит на батончик, есть который ему перехотелось. Весь смысл воровства сладостей был в том, что таким образом он бесил Галлагера. А сейчас, когда тот купил ему другие — это больше не будет доставлять ему такой радости. В любом случае, он засовывает его себе в карман, а потом, подумав, сует туда ещё и записку. Микки выходит из ординаторской с чашкой кофе, батончиком в кармане и тупой улыбкой на лице, вызванной непонятно чем.***
К полудню Микки заканчивает операцию и, не успевает даже переступить порог, как его встречает Галлагер. У него глаза широкие, а щеки красные и он тяжело дышит. Видимо, бежал сюда, чтобы успеть перехватить его. — Мне нужна твоя помощь, — говорит он и Микки хмурится, не понимая почему. Что же такого могло случиться, что это заставило Галлагера бежать сюда и просить его о помощи? Тогда тот суёт ему в руки результат томограммы головного мозга. Милкович кивает и следует за ним в палату. — Его забрала скорая вчера вечером, когда он упал в обморок. Мы привели его в чувства, но мистер Уилсон ни на что не жаловался, — сообщил ему основную информацию Йен. — Уилсон? Бен Уилсон? — уточняет Микки, перебивая. — Да, — кивает Йен. — Знаешь его? — А кто его не знает? — хмыкает брюнет. Бен Уилсон был частым пациентом в Вейсе. Обморок, приступ, боли в поджелудочной железе — чего у него только не было. А известен он тем, что практически всегда отказывался от лечения, не доверяя врачам. Ни на какие уговоры не поддавался и никого не слушал. На удивление, ему всегда удавалось излечиваться самостоятельно, так что это ещё больше подкрепляло его веру в то, что народная медицина — действенная. Но не в этот раз. Два ординатора зашли в палату как раз вовремя, потому что мистер Уилсон уже был одет в повседневную одежду и собирался покинуть больницу. — Слава Богу, вы пришли, чтобы меня выписать, — с облегчением сказал он, поправляя галстук на своём большом животе. — У меня деловая встреча сегодня после обеда. Боялся, что не успею. — Это не совсем так, — аккуратно начал Йен. Мужчина остановился и внимательно посмотрел на врача, нахмурив брови. — Вам нельзя выписываться. На вашем снимке видно выпячивание сосуда, — сказал Микки. — А Вы, простите, кто? — Я доктор Микки Милкович, нейрохирург этой больницы, — представился он. — И старший ординатор, — добавил Йен, чем поверг Микки в шок. Бен прищурился, а потом испуганно взглянул на врачей. — Рак, что ли? — Нет, аневризма. Но это очень опасно, — покачал головой Микки. — Ну и откуда она у меня? — спросил тот с недоверием. Мужчина продолжил собираться, не относясь к происходящему серьёзно. — Очевидно, что это врождённое, — сказал Йен, на что Микки кивнул. — Мы готовы провести срочную операцию. Сегодня, — добавил он. Йен округлил глаза, когда повернулся на Микки. Галлагер знал, как много сейчас плановых операций, поэтому слова ординатора его удивили. Нельзя просто всех подвинуть, чтобы провести срочную. Аневризма, конечно, серьёзная вещь, но она может потерпеть день или два. Микки после ночной смены, к тому же, он уже провёл одну операцию сегодня. Поэтому реакция Галлагера очевидна и понятна. Но Милкович уже всё решил. — Сколько продлится лечение? — спросил мистер Уилсон. — Дней 10-14. И сможете спокойно работать дальше. — Да вы с ума сошли! У меня сегодня встреча с клиентами из Нью-Йорка. А в четверг 3 сделки, я их полгода готовил! Ни о какой операции не может идти и речи! Микки сохранял последние остатки своего спокойствия. — Речь идёт не об операции, а о вашей жизни, — сказал Йен, выглядя гораздо более спокойным, чем второй ординатор. — Да знаю я эту систему! Вскроете мне череп, поковыряете ножичком, а потом я с вами до конца жизни не расплачусь! Вылечу я эту вашу аневризму и без всяких операций, — бросил он и хотел выйти из палаты, когда Микки остановил его рукой. — Никакие чаи, травы и мази не удалят сосуд в мозгу, — зло прошептал он мужчине. — А если Вы верите в это — Вы полный идиот. На лбу Бена от злости выступила вена, но Микки было плевать. Йен схватил Милковича за руку и оттолкнул назад, закрывая собой. — Извините моего коллегу, у него сложный день, — попытался успокоить пациента Галлагер. — Послушайте, я, конечно, не имею права Вас удерживать здесь насильно, но я хочу, чтобы вы знали, что если Вы настаиваете на выписке — Вы рискуете своей жизнью. Микки сомневался, что это может переубедить твердолобого барана, но мешать не стал. — Да ладно, не смешите меня! — сказал Бен и был таков. Йен провёл рукой по лицу, глядя на то, как тот уходит, а потом повернулся на комок ярости позади себя. — Что ты творишь? — устало выдохнул он. — Пытался доказать человеку, что земля круглая, — нервно выдохнул Микки, складывая руки под грудью. Галлагер почему-то засмеялся, когда посмотрел на его злое лицо. — А как же твой профессионализм? — спросил он беззлобно. — Сходил нахуй этот профессионализм. Каждый раз, когда пациент отказывался от необходимого лечения или от операции, от которой зависела его жизнь, Микки очень сильно переживал. А когда понимал, что ничего не может сделать — злился. Он винил себя, потому что это его задача — объяснить, повлиять и направить. Когда над чёрной головой нависает грозовая туча, Йен берёт его за плечо и, наклонившись, шепчет: — Да нахуй его. Настроение Микки меняется за секунду, и он не может сдержать улыбку, разрывающую его губы. — От кого я это слышу? Неужели это идеалист Йен Галлагер? Скажи, что послужило причиной тому, чтобы ты сменил праведную и скучную жизнь на ту, в которой можешь послать пациента? — смеётся Микки. — Ты бы удивился, — честно отвечает он. — Пошли покурим. И только когда Микки соглашается, и они выходят на улицу, он может осознать что сейчас произошло. У Галлагера очевидно была вампирская суперсила, которая могла управлять его настроением, как у Джаспер из Сумерек, иначе какого хуя вообще произошло? Он был готов рвать и метать, но одна тупая шутка заставила его улыбаться, как идиота. Улыбаться Галлагеру. Улыбаться Галлагеру из-за идиотской шутки. Его сексуальное воздержание не идёт ему на пользу, поэтому Микки отправляется этим вечером в бар, чтобы найти какого-нибудь хорошенького парня с неплохим членом и перестать улыбаться непонятно кому. И чтобы небрежные касания непонятного кого перестали вызывать жар в его теле.