Победитель получает всё

Северус Снейп с тяжёлым вздохом захлопнул книгу, которую безуспешно пытался прочесть в течение последнего часа, и отвернулся от портрета Дамблдора. Бывший директор сверлил его пронзительным взглядом, и голубые глаза его сияли в знакомом выражении лукавства; Северус почти ненавидел этот их предвкушающий блеск. Удивительно — даже мёртвым старик пытался продолжать свои игры марионеток, планировать спектакли, главными героями которых неизменно оказывались он, Снейп, и Гарри Поттер. Но он не собирался больше принимать участия в этих постановках. — Северус, мальчик мой… — проникновенно начал Альбус в седьмой раз за последние два дня, мгновенно воспользовавшись возможностью привлечь его внимание. Снейпа перекосило — и от этого его «мальчик мой», и от прочувствованного тона. Именно таким Альбус Дамблдор вещал о великой силе любви, и Северус не сомневался в том, что последует за этой репликой. — Ты был слишком резок с Гарри, — мягко продолжал Дамблдор, очевидно, воодушевлённый отсутствием сопротивления, а также тем малоприятным фактом, что наслать на его портрет Силенцио не представлялось возможным. Северус уже попробовал. Добрые два десятка раз. — Он достойный юноша, — добавил Дамблдор гордо, как будто в этом была его личная заслуга, — и предложенный им способ решения возникшей… проблемы действительно может сработать. Но твоя категоричность наталкивает меня на определённые мысли… — Альбус, — прошипел Снейп, резко обернувшись и взглянув на директора, — повторяю, я не стану в этом участвовать. Поттер найдёт к кому обратиться. Уверен, ни один здравомыслящий человек не откажет Национальному Достоянию. На его собственный скромный взгляд, он довольно ловко замаскировал тихую ярость и необъяснимую горечь, подкатившие вдруг к его горлу; но Альбус хмыкнул, сверкнул взглядом-рентгеном из-за стёкол очков и тихонько спросил: — Тогда почему отказываешь ты? Северус изумлённо на него уставился. Альбус невинно улыбался и смотрел куда-то в сторону, тихонько напевая себе под нос. Под крючковатый нос, который он всегда умудрялся сунуть не в своё дело! — Вероятно, у меня есть на это свои причины, — холодно ответил Снейп и поднялся из-за стола. — Кроме того, я три раза просил тебя закрыть эту тему раз и навсегда. Но, очевидно, тебе не терпится насладиться грядущим представлением, а также тем, как моя репутация стремительно… — Не прикрывайся репутацией, мой мальчик, — сказал Дамблдор куда резче, чем обыкновенно разговаривал с ним. Снейп передёрнул плечами: — Замечательно. Значит, я просто не хочу. Ты понял? Я. Не. Хочу. И на этом разговор окончен. Он уже направился к двери, странным образом ощущая себя изгнанным из собственного кабинета, когда его догнало брошенное портретом Альбуса ему в спину, догнало и ударило, как магический хлыст: — Чего ты боишься? Снейп молча хлопнул дверью вместо ответа. Спустившись в собственные комнаты, куда, слава Мерлину и всем Основателям, Дамблдор, ни живой, ни мёртвый, доступа не имел, Снейп заперся на все мыслимые чары и предпринял очередную попытку погрузиться в чтение. Столь же провальную, сколь и предыдущая. В следующем месяце намечался ежегодный Конгресс Зельеваров, к которому надлежало подготовить выступление и доклад, но вместо «Тысячи и одного способа применения Абиссинской смоковницы» перед глазами у него стояло изумлённое лицо Гарри Поттера — каким он его запомнил за секунду до того, как выставил дерзкого мальчишку за дверь. И глаза эти. Зелёные, дракклы его раздери, будь ты проклят, Поттер, ты — и эти возмутительно яркие глаза. Он сжал зубы и попытался сосредоточиться. Предложения по модификации Уменьшающего зелья, на несколько мгновений захватившие его мысли, тут же были вытеснены предательским «а что, если всё-таки?..» Снейп зарычал и отложил фолиант. Стиснул переносицу. Ему было совершенно ясно, что сосредоточиться на чтении он сейчас не сумеет. Как и на исполнении своих непосредственных директорских обязанностей. Предложение Поттера было слишком… Невозможным. Недопустимым. Соблазнительным. Слишком — для того чтобы с такой лёгкостью выкинуть его из головы, отмахнуться, как от назойливой мошки. И в этом-то и крылась проблема. В том, как Северус воспринимал это самое предложение. Неприличное в своей простоте. Когда он предложил Поттеру вышибить клин клином — а именно скормить Рите историю о своих Очень Серьёзных и Очень Тайных Отношениях, — он полагал, что мальчишка после нескольких возражений (упрям он всё-таки был как осёл) согласится рассмотреть вариант с Драко. Или сразу вцепится в эту свою Уизли. Это было бы безболезненным, красивым и, вероятно, приятным для обеих сторон решением проблемы. Северус скривился. Почему-то мысль о том, что Поттер в самом деле мог дать интервью о своей пылкой влюблённости в мелкую Уизли, встала ему поперёк горла. Дракклы, его вообще не должно это волновать! Но — волновало. И то, с какой лёгкостью Поттер заявил ему… «Почему это не можете быть вы?» Потому что ты понятия не имеешь, что со мной делает одна перспектива подобной власти над тобой, безмозглый мальчишка! Нет. Предлагая Поттеру этот вариант, Северус не рассматривал себя в качестве потенциальной кандидатуры на роль партнёра Мальчика-Которого-Все-Целовали-В-Задницу. Хватало уже того, что Поттер по каким-то одному Мерлину известным причинам вздумал донимать его своими… своими… Домогательствами, подсказал гадкий голосок в его голове, ведь попытки принудить к сексуальной близости именно так и называются, верно, Северус? Особенно когда ты против, а ты ведь против, верно, Северус? Ты ведь ни за что не согласился бы на это, верно, Северус? Он вдохнул. Выдохнул. Закрыл глаза. Приходилось быть честным — хотя бы с самим собой. Снейп пережил две магические Войны, был двойным шпионом, убивал и спасал, лгал и взламывал чужой разум Легилименцией, на горизонте маячил пятый десяток, и всё вышеперечисленное никак не способствовало — хотя, разумеется, и не мешало — простому, хотя и болезненному факту. Он… что-то испытывал к Гарри Поттеру. К сыну своего врага; к сыну любви всей своей жизни; к наглому мальчишке; к молодому мужчине, выросшему столь неожиданно и незаметно, что это до сих пор шокировало. «Что-то» было довольно малодушной формулировкой, на грани с трусостью, но Северус не находил в себе ни сил, ни желания обозначить её чётче. Поттера и без того было много, слишком много в его жизни. Даже после Победы. Снейп наблюдал за ним — за тем, как Поттер менялся, как взрослел, как прощался с тем взъерошенным тощим подростком, каким был когда-то — с научным интересом исследователя и с тревогой опекуна. В какой-то момент ему пришлось смириться сразу с двумя истинами: первая — привычка спасать Гарри Поттера въелась ему под кожу, стала частью его «я», несводимым клеймом, много более болезненным, чем Чёрная метка; и вторая — Поттер больше не нуждался в его присмотре. Северус понял это ещё на второй год после войны. Поттер справлялся сам. Вопреки всем его опасениям и подозрениям, вопреки почти неминуемой перспективе посттравматического расстройства… Поттер справлялся. Поттер справился. Вышагнул — как-то разом, так, что это ударило Снейпа под дых — из своей юношеской неуклюжести. Стал мужчиной, стал Аврором, стал… Мордред, это было мучительно. И сделалось невыносимым, стоило Поттеру присоединиться к судейскому составу Турнира этого года. Потому что по какой-то невообразимой прихоти судьбы, едва очутившись в Хогвартсе, этот новый Гарри Поттер — широкоплечий и высокий, будто весь слепленный из мускулов и шрамов — наметил Снейпа своей жертвой. Как удобно, прокомментировал всё тот же мерзкий голосок, принадлежавший ему самому, быть жертвой вместо объекта интереса, не так ли, Северус? Никакой ответственности, никаких моральных терзаний, никакого чувства вины. Он сжал зубы. Дело было вовсе не в трусости! Вовсе не в том, что он боялся того, что Поттер хотел его; что он хотел Поттера; что между ними всё искрило от одного прикосновения. Северус умел признавать очевидное. Северус умел принимать правду, пусть даже от правды этой было горько на языке. Дело было совсем не в желании. Не в этой похоти, на которую он считал себя неспособным и которую Поттер будил в нём по щелчку пальцев — одним взглядом, одним прикосновением, одним словом, хрипло произнесённым ему в висок. Лили… Да, давай. Самое время вспомнить, что он — сын Лили. Ты ведь помнил об этом там, в лифте, когда он сжимал твоё бедро пальцами и почти вжимался в тебя, правда, Северус? Это ведь мысли о ней завладели твоим сознанием, стоило ему навалиться на тебя всем телом? — Хватит, — прошептал он в пустоту собственной спальни. — Хватит. Это не имеет значения. Мои желания не имеют значения. Поттеру так не кажется. — Поттер — малолетний идиот, у которого встаёт на всё, что движется, а я не готов становиться ещё одним пунктом в списке его любовных достижений. Так ты боишься стать увлечением на одну ночь, Северус? Или тебе страшно оказаться для него чем-то большим? А может, это он — нечто большее для тебя? Северус вскочил и принялся шагать по комнате. Ситуация выходила из-под контроля. Этот безжалостный голос, который, как ему было известно, принадлежал его подсознанию, беспощадному и привыкшему препарировать мысли и чувства каждого, включая его собственные, сводил его с ума. Снейпу нужно было поговорить с кем-то ещё. С кем-то, кто не стал бы пичкать его маловразумительными сказками о чувствах, как Альбус Дамблдор. С кем-то, перед кем ему не пришлось бы выворачивать душу наизнанку — но кто понял бы его без слов. И помог бы прийти в себя единственным возможным способом, самым жестоким и самым действенным из всех — правдой. Снейп остановился. Ну разумеется. Люциус. Несколько мгновений спустя его Патронус унёс в Малфой-мэнор одно короткое сообщение: «Нужно поговорить. Это срочно, и мне требуется твоя помощь. Сообщи, когда будешь свободен». А через пять минут на его стол приземлился грациозный серебряный павлин, остановивший на Снейпе блестящий взгляд и произнёсший голосом Люциуса: — Для тебя я свободен в любое время, друг мой. Малфой-мэнор встретил его знакомой сверкающей роскошью. И ещё — тем же голосом, насмешливым и холодным, привычно растягивающим гласные: — Ну неужели! А потом Люциус обнял его — просто и коротко, без лишних формальностей. Когда-то Снейпу казалось, что сиятельный лорд Малфой не способен на подобный дружеский жест. Он во многом ошибался — с годами это осознание становилось всё отчётливее. — Я уж думал, ты никогда не соизволишь выбраться из своей раковины, — негромко произнёс Люциус, отстраняясь и позволяя Снейпу осмотреться. Северус поджал губы: — Хогвартс не… — Да знаю, знаю, — отмахнулся от него Малфой. — Так что привело… В это самое мгновение откуда-то с верхних этажей раздался грохот, и оба синхронно вздрогнули и задрали головы. — Невыносимый ребёнок… — пробормотал Люциус себе под нос, и Северус с некоторым усилием припомнил, что чета Малфоев взяла на себя воспитание юного Тедди Люпина. Раньше, впрочем, чем он успел задать Люциусу хоть один вопрос о мальчишке, тот произнёс: — Думаю, разговор стоит продолжить в моём кабинете. Чего и кого бы он ни касался. Снейп покосился на него подозрительно. Люциус ответил сдержанной белозубой улыбкой. Он знал о Поттере? Знал, что Северус… Мотнул головой. И — молча последовал за лордом Малфоем по высокой лестнице. Молча вошёл в его кабинет. Молча опустился в одно из кресел. И молча уставился на Люциуса, когда тот сел в соседнее. Люциус щёлкнул пальцами, и на ковре перед ними материализовался дрожащий лопоухий эльф. — Бутылку вина и два бокала, — приказал ему Люциус. Потом посмотрел на Снейпа, хмыкнул и исправился: — Пожалуй, две бутылки. Северус помрачнел. В его планы вовсе не входило опустошение винного погреба Малфоев; но, по всей видимости, мнение его в этом вопросе не учитывалось — несколько минут спустя Люциус, самолично разливший по бокалам вино, примерная стоимость которого выходила никак не меньше трёх месячных зарплат Северуса, почти силой втолкнул один из них в ладонь Снейпа и отпил из другого. — Ну, — начал Малфой, не обращая ни малейшего внимания на его мрачный взгляд, — так чем обязан столь внезапным визитом? Не хочу сказать, что я тебе не рад, но обычно ты не отличаешься такой спонтанностью. — Мне… нужен твой совет, — с некоторым усилием проговорил Северус и скривился, как от зубной боли. — О… — многозначительно протянул Люциус. И знакомо усмехнулся, чем неуловимо напомнил Снейпу Дамблдора. — Дело, я так полагаю, касается нашего незабвенного Героя? Северус едва не опрокинул на себя бокал. С некоторым трудом вернув лицу невозмутимое выражение, он спокойно уточнил: — С чего ты взял, что речь пойдёт о нём? — Северус, Северус… — с белозубой улыбкой отозвался Люциус. — Иногда мне кажется, что ты забыл о нашей многолетней дружбе. — Такое сложно забыть, — сухо ответил Снейп. Малфой отсалютовал ему бокалом и добавил: — А кроме того, мистер Поттер и сам не так давно заглядывал к нам в гости. Его пытливый взгляд остановился на лице Снейпа, и тот не позволил себе выдать собственного смятения ни словом, ни жестом — только пожал плечами: — Счастлив слышать, но не понимаю, каким образом это относится ко мне. — О, разумеется, никаким, — ответил ему Люциус с явным весельем в голосе. — И тот факт, что мистер Поттер обсуждал с моей женой способы завоевания некоего директора некоей магической школы… Северус дёрнулся, как от удара, сжал зубы и процедил: — Я… не хочу ничего об этом знать. Я пришёл за дружеским советом, а не за сплетнями. И ложными надеждами, которые не приведут ни к чему хорошему. Люциус перестал улыбаться, выпрямился и произнёс ровно и очень серьёзно: — Тогда рассказывай. Северус помолчал, пригубил вино, оказавшееся пряным и терпким, и наконец заговорил. Многие острые углы в своём рассказе он намеренно сгладил или обошёл стороной — Люциусу ни к чему было знать о том, как далеко Поттер успел зайти в этих своих «способах завоевания»; или о его собственной преступной реакции на возмутительные выходки этого наглеца; или же о том, что лишь сила воли и присутствие Флитвика помешали ему заавадить малолетнюю нахалку мисс Адамс в ходе малоприятной беседы, состоявшейся между ними накануне. Но вот разговор с Поттером он пересказал дословно, во всех подробностях, не утаив даже того факта, что предложил Драко в качестве фиктивного партнёра Национального Достояния. — Вот как… — медленно проговорил Люциус, задумчиво потирая подбородок. — Что ж, в самом деле, участие Драко в подобной авантюре могло бы принести нам определённую выгоду… Снейп хмыкнул: — Боюсь, Поттер оказался слишком тонкой душевной организации для того, чтобы играть в отношения с твоим сыном. — И это было достаточно очевидно, — мягко согласился сиятельный лорд. — Что меня удивляет, Северус, так это твой отказ. — Прошу прощения? — холодно переспросил Снейп, стиснув ножку своего бокала. Люциус тонко улыбнулся: — О, друг мой, если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты обезумел. Северус уставился на него ледяным взглядом, безмолвно требуя объяснений, и после непродолжительного молчания Малфой неторопливо заговорил: — Посмотрим, что мы имеем… Гарри Поттер, он же молодой Герой Войны, Избранный, Национальное Достояние, Главный Аврор и далее по списку, предлагает тебе занять место его официального любовника. Разумеется, всё это не на самом деле, — добавил он, стоило Снейпу дёрнуться, но был в голосе сиятельного лорда явный намёк на насмешку. — План предполагает лишь видимость отношений, никак не настоящие обязательства по отношению друг к другу. Таким образом, от потенциального партнёра мистера Поттера не требуется ничего, кроме публичного заявления и пары появлений в его компании, чтобы магическая общественность не заподозрила подвоха. Мистер Поттер, в свою очередь, может предложить способному грамотно воспользоваться этим партнёру свою известность, свой авторитет, свою роль всеобщего любимца… — И свою непроходимую тупость! — прошипел Снейп сквозь зубы. Люциус покосился на него снисходительно, как будто распознал фальшь в его тоне, и беззаботно продолжил: — Выстраивается любопытная картина, совершенно очевидная для любого слизеринца: неограниченная свобода действий и способность диктовать свои правила в обмен на небольшую уступку и некоторую публичность. Снейп поджал губы. Он всё это знал, и знал прекрасно. Но… Всегда было какое-нибудь «но». — Тем не менее, — возразил он сухо, — от меня потребовалось бы намного больше небольшой уступки, вздумай я согласиться на эту роль. Люциус приподнял брови в вежливом недоумении. — Неужели? — Ты забываешь о том, кто я и кто он, — с неудовольствием пояснил Северус. — Магическая общественность придёт в ужас от такого его… выбора. И с лёгкостью оправдает безгрешного молодого Героя. Мыслимо ли, чтобы он в здравом уме и по собственной воле связался с бывшим Пожирателем Смерти, с убийцей, на двадцать лет его старше и… — Мне кажется, ты застрял в первых послевоенных неделях, — перебил его Люциус неожиданно серьёзным тоном; глаза его сделались обеспокоенными, и искорка смеха из них пропала. — Времена меняются, Северус. Ненависть, которой ты по-прежнему ждёшь от магического мира, большая его часть давно сменила на уважение. Поттер сам зубами и когтями выцарапал для тебя оправдание, достойную репутацию и орден Мерлина. Или ты успел об этом позабыть? Это было почти подло — удар по одной из самых болезненных его зон: чувству ответственности и тому долгу перед Поттером, который он не признавал, но который всё-таки висел над его головой незримой угрозой. — Я ни о чём не забыл, — с тихой яростью ответил он. — Ни о том, что Поттер для меня сделал… ни о том, чьим сыном он является. Лорд Малфой тяжело вздохнул. — Почти тридцать лет, — протянул он задумчиво, — я выслушиваю от тебя одно и то же, раз за разом, по кругу… скажи, Северус, тебе ещё не надоело хранить верность мёртвой женщине? Снейп опасно прищурился, но Люциуса мало впечатлил его свирепый взгляд. — Я повторю тебе это в тысячный раз: довольно жить прошлым, — обманчиво мягким тоном сказал Малфой, — особенно когда настоящее столь недвусмысленно демонстрирует свою в тебе заинтересованность. Северусу хотелось сказать, что уж Люциус-то точно не мог знать наверняка, кто там в чём был заинтересован; что он не имел морального права на то, на что Малфой ему намекал; что, в конце концов, вовсе он не собирался изображать счастливого любовника этого тупоголового барана, сына Джеймса… Этого требовательного, дерзкого, странным образом притягательного мужчины. Сына Лили. — А кроме того, — вновь взял слово Люциус, так и не дождавшись от стремительно мрачнеющего Снейпа ответа, — я очень сомневаюсь, что мистер Поттер позволил бы прессе валять тебя в грязи после вашего гипотетического… гм-м-м… признания. Если я правильно понимаю ситуацию, наш молодой друг с радостью предложит тебе свою защиту в случае твоего согласия. Очень по-гриффиндорски, что тебе на руку. — Мне не нужна его защита! — взбешённо рявкнул Снейп. Люциус нарочито неторопливо отпил вина, вытер тонкие губы и спокойно кивнул: — Не нужна. Но ты будешь круглым дураком, если откажешься от неё. Снейп открыл рот. И закрыл — возразить на этот аргумент ему было нечего. — В общем и целом, друг мой, — произнёс Люциус подытоживающим тоном, — мой тебе совет, коль скоро ты пришёл за ним: прекращай гриффиндорствовать. Мальчишка предлагает тебе себя на блюдечке, глупо этим не воспользоваться. Не себя, мысленно возразил ему Снейп, лишь видимость; что, если я хочу — всё? По-видимому, что-то такое всё-таки проскочило в его взгляде, отразилось на его лице, потому что… — Вспомни, наконец, о негласном девизе нашего факультета, — сказал Люциус, как будто подслушал его мысли. — Только прямолинейные идиоты выбирают между категориями «всё» и «ничего»; но мы-то с тобой знаем, что, потребовав лишь часть, можно заполучить целое. Это была очень расплывчатая и деликатная формулировка, и Северус был ему почти благодарен за то, что старый друг не стал её конкретизировать. — Я тебя услышал, — сказал он негромко, отодвигая от себя бокал с вином, к которому почти не притронулся. — Замечательно, — Люциус улыбнулся ему и поднялся на ноги. — А теперь, пожалуй, следует проверить, какую именно часть особняка Тедди разнёс на этот раз. В его голосе прозвучала странная, почти дикая интонация, которую Северус ранее слышал от него лишь по отношению к Драко и Нарциссе — нежность. — Да ты размяк, — с изумлением констатировал он, вставая следом. — Будут свои дети — и ты ещё поймёшь, что это такое, помяни моё слово, — с царственной невозмутимостью отозвался лорд Малфой. Северус тактично не стал напоминать ему о том, что Люциус не мог в полной мере считать Тедди «своим».