***
Они возвращались с очередного совета кланов. Целый отряд опытных хорошо вооружённых заклинателей. Было светло, местность открытая. И при этом никто не заметил трупы вдоль дороги, лишь слегка присыпанные землей и листвой. Никто не почувствовал тёмную энергию, словно её что-то глушило. Никто вовремя не среагировал, когда один из этих трупов вдруг выпрыгнул перед моим мужем и одним резким движением свернул ему шею. Ни у кого не оказалось с собой противоядия, которое могло бы спасти моего свёкра, который во время короткого, но яростного боя якобы был так невнимателен и неосторожен из-за горя и гнева от потери сына, что позволил низшей нежити поцарапать себя покрытыми трупным ядом когтями… Позже выжившие объясняли это тем, что позволили себе в пути выпить лишнего, не ожидая опасности во время короткого путешествия по выглядевшей столь мирно тропе. Вот так выяснилась удивительная вещь: почти дюжина человек из ближайшего окружения моего свёкра оказалась пьяницами, причем настолько отчаянными, что не побоялись рисковать собственной головой, прикладываясь к сосудам с вином почти на глазах у Главы Ордена, который был известен тем, что за употребление алкоголя во время несения охранной службы или участия в ночных охотах казнил своих заклинателей не задумываясь. Вэнь Жоханя в том отряде не было. Он редко сопровождал отца и брата на конференции, оставаясь управлять Безночным городом в их отсутствие. Поэтому никого не удивило, что он не отправился с ними и в этот раз. Как только стало известно о смерти моих мужа и свёкра, фуди велел отправить каждого выжившего в той битве заклинателя в пыточную к палачам, где после допроса их всех казнили за то, что не уберегли своего Главу и его наследника. Так Вэнь Жохань получил в свои руки Цишань Вэнь. Разумеется были разговоры, что всё было подстроено. И ко мне тайком подходили пылающие праведным гневом люди с доброжелательными лицами, стремящиеся сообщить мне, как подло мой фуди поступил со своим отцом, моим мужем и, конечно же, со мной. И моим маленьким сыном. Мне предлагали помочь усадить его на трон Безночного города. Помочь отомстить. Они смотрели на меня и моего ребенка, и видели глупую женщину и младенца, которыми будет легко управлять. Гораздо легче, чем Вэнь Жоханем. А я смотрела на Вэнь Жоханя, держащего моего сына на руках и сочувственно улыбающегося мне, и видела чудовище. Чудовище слишком хитрое, сильное и жестокое, чтобы его могла сокрушить маленькая группа заговорщиков. Не будь у меня ребёнка, я бы может и рискнула к ним присоединиться. Попыталась бы отомстить. Но слишком высока была цена неудачи. И я предпочла жить ради живого сына, а не умирать ради покойного мужа. Спустя один лунный цикл после похорон, я обратилась к Вэнь Жоханю с просьбой отпустить меня с сыном к родителям и брату. Они были лучшими целителями Ордена и жили при этом в сотнях ли от столицы, а я ссылалась на слабое здоровье и слишком большое количество болезненных воспоминаний, которыми пропитан Безночный город. Моя семья не была ни богата, ни влиятельна, а потому ничем не угрожала власти Вэнь Жоханя. Возможно поэтому нас с сыном и отпустили. Или же фуди в те годы ещё не был так твёрдо уверен, что подозрительная смерть сразу нескольких родственников, включая младенца, за столь короткое время, так просто сойдёт ему с рук. Я вернулась к родным. Училась жить дальше. Нянчилась с сыном. А позже с племянниками, А-Цин и А-Нином, которым я казалась такой старой в сравнении с их умершей матерью, что они называли меня бабушкой. Жена брата, кстати, действительно была сильно меня моложе, хоть и не настолько, чтобы годиться мне в дочери, но как-то обращение прижилось. Единственная подруга, оставшаяся у меня в Безночном городе, примерно через год после моего отъезда сообщила, что все те «доброжелательные» люди, обещавшие мне помощь, были казнены по приказу Главы Ордена за попытку измены. Вэнь Жохань иногда писал мне. Интересовался, как дела у его дражайшего племянника. Я в ответных письмах жаловалась на его слабое здоровье, сокрушалась, что из него не выйдет воина, хвасталась, что по крайней мере лекарскую науку он осваивает очень хорошо. На счёт здоровья я врала. Мой сын был очень крепким ребёнком, но вот его дяде этого знать не стоило. Чем более безобидным мой мальчик выглядел в его глазах, тем лучше. Когда сыну исполнилось пять лет, Вэнь Жохань велел нам посетить Безночный город. Этот монстр хотел лично познакомиться с ним, проверить, не обманываю ли я его. Весь месяц, что оставался до поездки, я учила сына, как надо себя вести с дядей и его приближёнными. Постоянно засыпала вопросами, чтобы убедиться, что он всё правильно запомнил. И при этом я не выпускала моего мальчика из дома, чтобы ни единый луч солнца не коснулся его кожи, и она за это время стала болезненно бледной. Каждый день я опускалась на колени перед памятными табличками моих недавно умерших родителей, просила их о помощи и клялась, что ни за что не спущу глаз с их внука. Даже ночью. Для этого я подготовила специальные настои, которые позволяли несколько дней обходиться без сна. За день до поездки я единственный раз напоила этой гадостью сына, чтобы перед дядей он предстал вялым и с синяками под глазами. Мы пробыли в Безночном городе неделю. Под конец я едва могла стоять на ногах и, видя это, Вэнь Жохань, наконец, позволил нам отправиться домой. Всё закончилось хорошо. Подобные визиты повторялись каждый год. И они тоже проходили спокойно. Я наивно предполагала, что так будет всегда. Но в год восемнадцатилетия сына я серьезно заболела, и ему пришлось ехать одному. Позже сын виновато рассказывал, что его визит совпал с советом кланов и турниром лучников. И он, желая впечатлить девушку, в которую, оказывается, был с детства влюблён и из-за которой каждый год с нетерпением ждал поездку в Безночный город, решил принять в этом турнире участие. Мы — плохие мечники, юный господин Лань, в нашей семье обучают лишь самым азам боя, но вот пущенные нами стрелы почти не ведают промахов. У хороших врачей сильные руки, крепкие нервы и острый взгляд. А мы — очень хорошие врачи. Я боялась рассказать сыну правду об отце и дяде, боялась поселить в его добром сердце ту же ненависть, что вот уже много лет ежедневно сжигает мое. Своё прохладное отношение к Вэнь Жоханю я объясняла А-Тэну тем, что опасаюсь, что глава Ордена заберет его у меня, заставит работать на себя, если увидит его таланты. Сын не любил дядю, считал деспотом и тираном, а потому и сам не хотел на него работать и с радостью подыгрывал моему спектаклю. До тех пор пока не решил, что восхищение в прекрасных глазах А-Синь стоит того, чтобы рискнуть привлечь к себе не только её, но и внимание Вэнь Жоханя. А-Тэн занял второе место. Проиграл только первому ученику Юньмэна, в то время как никто больше из Ордена Цишань Вэнь не вошел в десятку лучших. Тем же вечером он спросил у А-Синь, хочет ли она стать его женой. А-Синь хотела. Её родители тоже не возражали. Вернувшись домой, сын сообщил, что весной будет свадьба. Мое сердце одновременно переполнили и счастье, и ужас. Вэнь Жохань, на первый взгляд, никак не отреагировал на таланты моего сына. Лишь шутливо отругал меня в письме, что я их от него скрывала. Я надеялась, что всё обошлось, но глубоко в душе понимала, что это не так. Следующий год, несмотря на мои опасения, прошел спокойно. А-Синь оказалась чудесной девушкой: милой, доброй, заботливой. Скромной, несмотря на своё весьма высокое положение. И сын очень её любил. Спустя шесть лун после турнира они поженились. Через восемь объявили нам, что ждут ребёнка. А через год нас всех «убили». В соседнем городе серьёзно заболел один юноша и мой брат со своей дочерью почти до ночи просидели с ним. А возвращаясь домой, они застали двух мужчин в масках и чёрных плащах, рисующих магические знаки на земле у въезда в наше поселение. Позже, внимательно изучив эти знаки, Старейшина скажет нам, что это незаконченные огненные заклинания. Подпитанные духовной энергией двух опытных заклинателей, они спалили бы дотла наши деревянные дома раньше, чем мы успели проснуться и выбежать из них. Брат велел А-Цин обежать поселение, войти в него с противоположной стороны и, не поднимая шума, разбудить и увести в укрытие людей. Сам он остался, чтобы наблюдать за чужаками и в случае чего отвлечь их, не дав закончить рисовать явно гибельные для нас узоры. Мы все спрятались в одной из пещер, что находилась поблизости от наших домов. Четвёртый дядюшка и мой сын, как самые быстрые и ловкие, отправились сообщить брату, что все в безопасности и решать, что делать с чужаками. А бедняжка А-Цин, даже не успев отдышаться, побежала к знакомому в город за помощью. Дальше последовало мучительное ожидание. Оно вряд ли длилось дольше одного часа, но мне тогда казалось, что в гнетущей темноте пещеры мы пробыли не меньше нескольких дней. Когда неизвестность почти свела нас всех с ума, вернулся Четвертый дядюшка и сообщил, что чужаки мертвы, а мои сын, брат и племянница ждут нас в медицинском павильоне. А-Синь первой выбежала из пещеры на встречу с мужем. А я… от ужаса застыла. Ведь сразу поняла по мрачному тону Четвёртого дядюшки, что с кем-то случилась беда. В себя меня привел А-Нин, робко сжавший мою руку. Хватило одного взгляда на едва сдерживающую слезы А-Цин, которую утешительно обнимал мой сын, чтобы понять, что я лишилась, или вот-вот лишусь брата. Я ещё крепче сжала свои дрожащие от ужаса пальцы на ладошке А-Нина, причинив мальчику боль, и судорожно оглядела комнату. Мой взгляд на мгновение задержался на бледном незнакомом юноше с повязками на лице, сквозь которые проступала кровь, скромно прислонившемся к одной из стен. Но моё любопытство не успело разыграться, так как я наконец увидела брата. Он лежал на кровати. Глаза закрыты. Грудь тяжело вздымалась. Губы синие. А-Нин всхлипнул. И я, кажется, тоже. Мы оба бросились к нему. Я откинула одеяло и внимательно осмотрела тело. Оно выглядело совершенно целым. — Когда я до отца добралась, было уже поздно. Он лежал на земле без сознания, — хрипло из-за застрявших в горле невыплаканных слёз прошептала А-Цин. — Дядюшка рассказал, что ему в лицо бросили порошок с ядом. Мне доводилось такой встречать в медицинском павильоне Безночного города. Его запах я ни с чем не спутаю. У этого яда нет противоядия и он… Смертелен. Я не знаю, что делать. Мы с сыном несколько раз брали с собой А-Цин в поездку в Безночный город, чтобы она могла пообщаться с лучшими лекарями Ордена Цишань Вэнь. Видимо, племянница достаточно их впечатлила, чтобы они раскрыли ей тайны Ордена, в надежде заинтересовать и переманить мою девочку к себе в ученицы. — Кто-то ещё этим ядом надышался? — спросила А-Синь, взволнованно глядя на мужа. — На меня почти не попало, — попытался успокоить её мой сын. — Симптомов отравления пока нет. Но я на всякий случай дала брату кое-какие лекарства, которые, возможно, могут ему помочь. И все же… я боюсь, что яд мог попасть и в его организм. Боялась она не зря. Спустя месяц моя умная племянница найдёт противоядие, но для моего сына будет слишком поздно: даже те крохи этого яда, что всё же попали в его легкие, оказались достаточно смертоносны, чтобы уничтожить его золотое ядро и нарушить работу некоторых органов, что через несколько лет и убьёт его. Но тогда мы этого не знали и, понадеявшись на лучшее, переключили всё своё внимание на того, кого уже было не спасти. — Что же нам всем делать? — спросил… я уже на самом деле не помню, кто именно озвучил это мучивший всех нас вопрос. — Бежать отсюда, конечно же, — хмуро ответил Четвёртый дядюшка, — иначе Глава Ордена рано или поздно закончит начатое. Причём скорее рано, чем поздно. Я до сих пор помню ту непередаваемую интонацию, с которой он произнес «Глава Ордена». — А если я отправлюсь к нему? Сдамся? — спросил мой сын, виновато глядя на А-Цин. Я так и не поделилась с А-Тэном своими подозрениями на счёт виновности Вэнь Жоханя в смерти его отца и деда. Но мой мальчик был умным, и сам в какой-то момент обо всём догадался. А моё выражение лица в тот день, когда он рассказал о своём участии в турнире и последовавшей за этим помолвке, окончательно развеяли его сомнения. Мне хотелось ударить сына, вцепиться в него, закричать, что ни в какой Безночный город он не пойдет, я его не отпущу. Мне хотелось упасть на колени, удариться лбом об пол, попросить прощения у лежащего без сознания брата, его детей и всех остальных, на кого мы накликали беду самим своим существованием, пообещать, что отправлюсь к Вэнь Жоханю вместе с сыном. Вместо этого я застыла, стала такой же неподвижной и, скорее всего бледной, как мой брат. Разве что он лежал, а я стояла. Единственное, что ощущало моё окаменевшее тело — теплая рука А-Нина, которой он вновь ласково сжал мою ладонь в попытке успокоить. Он был в шаге от того, чтобы стать по моей вине сиротой, но всё равно заботился обо мне. Вместо меня сына, ко всеобщему удивлению, сильно ударил по плечу Второй дядюшка, который, как тебе известно, А-Чжань, так-то славится своим поразительно тихим и мирным нравом. — Не глупи! Твоя жертва будет напрасной, ведь мы видели трупы, видели выжженное клеймо на груди у каждого наёмника. Нам все равно не жить, так что не облегчай этому чудовищу задачу! — Простите, — тихо прошептал в ответ мой сын. — За что ты извиняешься, мальчик? Разве ты виноват, что на троне у нас восседает столь алчное и мстительное существо? Все вокруг, кроме моего брата, согласно закивали. — Но куда нам бежать? — Спросила Вэнь Синь, обнимая себя одной рукой за всё ещё плоский живот, которому во время той беременности так и не доведётся стать круглым. — Вэнь Жохань будет нас искать, нам нигде от него не спрятаться. — Значит нужно сделать так, чтобы он не искал, — внезапно подал голос незнакомый юноша у стены. — Сколько вас живет в поселении? — Пятьдесят два человека, — ответил Четвертый дядюшка, а затем, нахмурившись, спросил: — Вы кто? Юноша приветливо улыбнулся, что с окровавленными бинтами на лице смотрелось довольно жутко. — Пациент доктора Вэнь и его дочери. И их большой должник, — представился он, и мы сразу поняли, что это и есть та помощь, за которой отправлялась А-Цин. — И в уплату этого долга я могу в течении двух часов призвать сюда пятьдесят два трупа, которые наверняка найдутся в землях этих лесов. Затем я дорисую и активирую массив, оставленный наемниками. Он сожжет здесь все до тла, оставив от трупов лишь скелеты, в которых Вэнь Жоханю вряд ли захочется копаться, чтобы установить их личности и причины смерти. Сделаем вид, что жестокая задумка главы Ордена Вэнь удалась. План звучал жутко. Но Вэнь Жохань пугал нас всех гораздо сильнее юного последователя дьявольского пути. — Вот только… — смущённо продолжил тёмный заклинатель, — я ещё не придумал, как объяснить Главе Ордена смерть его наемников. — Пятьдесят один… — неожиданно прохрипел мой брат, — нужен лишь пятьдесят один труп. А-Цин тут же подбежала к нему, опустилась перед его кроватью на колени, взяла за руку. — О чём ты, отец? — Лучший способ обмануть кого-то, это добавить в ложь немного правды… Лекарь возвращался из города, увидел, как… как недалеко от его дома пара наемников рисует подозрительные и явно… опасные знаки. Лекарь решил мерзавцев остановить. Воспользовавшись тем, что…кхах… они были сосредоточены на знаках, лекарь незаметно подкрался к ним, перерезал глотку одному, ранил в бок второго, отбросил в сторону его меч и повалил на землю. Вот только второй… смог дотянуться до мешочка с ядовитым порошком на поясе и рассыпать его содержимое вокруг. Лекарь не успел задержать дыхание и вскоре потерял сознание. Наемник же добрался до магического массива, закончил его, активировал и …кха-кха… упал замертво из-за кровопотери. Каждое слово брата резало моё сердце подобно ножу. Я видела, как больно ему выталкивать их из своего горла, и понимала, что это — прощание. А-Цин не хотела его оставлять. Даже зная, что отец умирает, она не желала оставлять его тело Вэнь Жоханю. Никто этого не желал. Но брат настаивал и, когда десятки ходячих мертвецов заняли наши места в наших домах, мы исполнили его последнюю волю.***
Бабушка Вэнь закрыла глаза и глубоко вздохнула. Её морщинистые руки крепко сжимали грубую ткань ее простого халата. «Сложись всё иначе, — подумал Лань Ванцзи, — и эти руки были бы сейчас ухоженными и украшенными кольцами и браслетами с драгоценными камнями. Ханьфу было бы из самого дорогого шёлка, а его подол и рукава украшало бы алое солнце, а в волосах, которые вполне возможно не были бы такими седыми, ослепительно сиял фэнгуань Хозяйки Безночного города и самой влиятельной женщины в мире заклинателей». — … мы планировали лишь временно воспользоваться гостеприимством Старейшины, но чем дольше мы здесь оставались, тем меньше нам хотелось отсюда уходить. Дичь в округе не водится, земля не плодородна и полна мертвецами, которых мы то и дело выкапывали, возделывая грядки, но… нигде мы не могли себя чувствовать в большей безопасности, чем прячась за спиной этого удивительного человека. Поэтому мы остались. Лань Ванцзи прекрасно понимал их чувства. — Знаешь, А-Чжань — внезапно хихикнула бабушка Вэнь, — это даже забавно: в те редкие дни, которые Вэнь Жохань изволил проводить со своим племянником, он развлекал ребёнка страшилками о жуткой горе Луаньцзан, на которой прячутся свирепые живые мертвецы. Ему нравилось запугивать моего мальчика, говоря, что однажды те, сильно проголодавшись, восстанут из могил, спустятся с Луаньцзан, ворвутся в Безночный город и сожрут всех его обитателей. Лань Ванцзи забавно не было. — Вам бы хотелось этого? — нерешительно спросил он. — Чтобы мы восстали? — Нет, — не задумываясь ответила бабушка Вэнь. — Когда-то хотела. Увидев небольшую, но послушную бессмертную армию из пятидесяти одного трупа, я забыла о юном голосе Старейшины, о его приветливой улыбке и алой крови, свидетельствующей о том, что он вовсе не демон, а человек. Тогда я видела оружие отмщения и жаждала им воспользоваться. Сейчас же я этого не хочу. Я мечтаю лишь о спокойной жизни и безопасности для своих близких, к которым относится и наш юный Старейшина. Лань Ванцзи был рад это услышать. Немного помолчав, он все же не удержался и задал последний вопрос: — А почему у наставника тогда шла кровь и было забинтовано лицо? — Он пытался изобрести артефакт, изменяющий внешность. Закончив, он решил проверить его действие на себе. Лань Ванцзи пришлось в срочном порядке мысленно перечислить несколько десятков правил Ордена Гусу Лань, чтобы не выругаться вслух.***
Убедившись, что Цзян Чэн жив-здоров и даже пребывает в относительно приподнятом настроении, Вэй Усянь успокоился и позволил усадить себя за стол, где его уже ждали разнообразная острая еда, спелые фрукты и вино. Очень много вина. От вида такого богатства привыкший к редьке на завтрак, обед и ужин желудок Вэй Усяня требовательно заурчал. Для полного счастья не хватало лишь Шицзе, заботливо угощающей их супом из свиных рёбрышек и корня лотоса. Видеть Цзян Чэна не в фиолетовых одеждах родного клана было больно, поэтому Вэй Усянь сосредоточился на том, что осталось прежним: голос, хмурая складка между глаз, которая не разглаживалась даже в те моменты, когда Цзян Чэн улыбался, терпимость к острому и алкоголю почти как у самого Вэй Усяня… Братья позволили себе ненадолго погрузиться в прекрасную иллюзию мирной жизни, в которой они не разлучались на долгие годы, не знали резкого взросления, вызванного горем и лишениями, а оставались избалованными молодыми господами, на чьих столах всегда было изобилие пряных блюд, кувшины с вином никогда не заканчивались, а в случае беды всегда можно было, смущаясь из-за задетой гордости, спрятаться за надёжной широкой спиной Цзян Фэнмяня. Они притворялись самоуверенными юнцами, чьи мощные золотые ядра ярко освещали им широкий, ведущий к счастливому будущему путь. Братья ели, пили, шутили, смотрели друг на друга голодными глазами и мечтали остаться в этом радостном моменте навсегда. Но когда догорела вторая палочка благовоний с вызывающим горько-сладкое чувство ностальгии ароматом лотоса, Вэй Усянь, тяжело вздохнув, решил, что пора возвращаться к реальности. — Только не подумай, что я не рад тебя видеть, но… что ты делаешь в Илине, Цзян Чэн? Цзян Чэн, явно желавший поиграть в безмятежную юность чуть подольше, по-детски обиженно зыркнул на него, а затем, резко посерьёзнев, ответил: — У меня есть для тебя две новости. — Хмм… Тогда начни, пожалуй, с хорошей. Цзян Чэн удивлённо выгнул бровь. — С чего ты взял, что хорошая новость вообще есть? Тогда Вэй Усянь смиренно произнёс: — Значит расскажи те новости, которые есть. Цзян Чэн, сидевший до этого весьма расслабленно, пусть и не растекаясь по столу подобно брату, принял подобающую важному разговору позу, выдержал небольшую паузу, пытаясь придумать, как сформулировать всё помягче, но затуманенный вином мозг не смог справиться с этой задачей, а потому Цзян Чэн решил сказать всё как есть: — А-цзе выходит замуж. Торжество состоится уже через десять дней. Вэй Усянь шокировано подскочил со своего места, опрокинув при этом пару пустых кувшинов. — За кого? Из соображений безопасности Цзян Яньли писала ему гораздо реже, чем обоим бы того хотелось, но всё же периодически он от неё весточку получал. И ни в одном из её писем не упоминался поклонник, достойный того, чтобы связать с ним судьбу. А ведь Шицзе обязательно хотя бы намекнула, если бы чувствовала, что дело идет к свадьбе. Она бы не поставила своего А-Сяня перед фактом, что меньше чем через две недели к их маленькой семье присоединится незнакомец. — Как будто тут могут быть какие-то варианты, — фыркнул Цзян Чэн. — Павлиииин… — разочарованно простонал Вэй Усянь. — Как ты это допустил, Цзян Чэн? Тот лишь пожал плечами. — Она живет в Ланьлине. Я в Цинхе. Как я мог им помешать? Справедливо. — Значит поганец, наконец, прозрел. Он, надеюсь, хорошо с ней обращается? Носит на руках и целует землю, по которой она ходит? — Даже слишком хорошо, — скривившись ответил Цзян Чэн. — О чём ты? — Свадьба состоится так скоро, потому что если хоть немного с ней затянуть, то всем будет виден живот А-цзе Вэй Усянь поражённо застыл. — Ты… хочешь сказать, что… — он не нашёл в себе сил закончить предложение. — … через несколько лун у нас с тобой появится племянник или племянница. Поздравляю. Кстати, А-цзе, переживая, что не может пригласить тебя на свадьбу, доверила тебе выбрать ребёнку имя. Ребёнок Шицзе. Маленький драгоценный человечек, который обязательно будет таким же красивым, умным, добрым и нежным, как его мать. Вэй Усянь восторженно заулыбался, пока одна крайне неприятная мысль внезапно не охладила его. — Получается, что этот… этот… достойный сын своего папаши посмел прикоснуться к Шицзе до брака! Почему ты его не прибил, как только обо всем узнал? Цзян Чэн, полностью разделяя братский гнев Вэй Усяня, досадливо поморщился. — Думаешь, я не хотел? Да я ведь до сих пор не могу простить тебе то, что ты тогда в Гусу не позволил мне врезать Цзинь Цзысюаню, а исполнил мою мечту сам! А тут такой повод появился, но… — Что но? — А-цзе очень меня просила не лишать её будущего ребёнка отца. С этим аргументом оставить Цзинь Цзысюаня в живых, Вэй Усянь не мог поспорить. — А ещё она сказала, что в том, что она забеременела до брака, виновата сама. А вот с этим ещё как мог. — Что?! — Павлин, оказывается, впервые предложил ей выйти за него замуж ещё несколько лет назад. Почти сразу, как она переехала от бабушки в Ланьлин. А-цзе тогда решила, что Цзинь Цзысюань её, потерявшую дом и семью, просто пожалел. Ну или же его мать заставила. А потому она отказалась от его предложения. Павлин, конечно же, расстроился и обиделся. А-цзе тоже расстроилась, ведь их отношения серьёзно ухудшились. Но нам она решила обо всем этом не рассказывать, чтобы не волновать. Какое-то время спустя между ними всё наладилось, они вновь стали общаться, и Павлин окончательно потерял голову. Стал приглашать на прогулки, задаривать смехотворно дорогими подарками и говорить неуклюжие комплименты. Он даже сам для неё пруд вырыл и посадил в нём лотосы! Представляешь? Представить он мог. Но не мог поверить. Золотой Павлин в драгоценных шелках копался в грязи? Залез по колено в мутную воду, засунул туда свои белые руки и посадил цветы? Сам? По собственной воле? Вэй Усяню срочно захотелось нарисовать эту поразительную картину, чтобы потом каждый вечер подносить к ней А-Юаня и описывать происходящий на ней сюжет вместо сказки на ночь. И обязательно нужно будет сделать копию для Цзян Чэна, чтобы тот мог дразнить перед ребёнком Шицзе его отца. Цзян Чэна весьма развесилило поражённое лицо брата. — Вот и сестра знатно удивилась, застав его за этим занятием. А так же наконец поверила, что парень действительно влюблен. Но замуж всё равно отказалась идти. Побоялась, что тем самым навлечёт на него гнев Вэнь Жоханя. Предложила остаться друзьями. — От дружбы не родятся дети, — пробурчал Вэй Усянь и потянулся к очередному кувшину с вином. Рассказ Цзян Чэна о пруде помог ему немного смириться со свадьбой Шицзе. Но после таких новостей всё равно было необходимо выпить. — Этого следовало ожидать. Она была влюблена в него с детства. Ни на кого больше не смотрела. А он, хоть и оказался знатным слепцом, все же чудесным образом прозрел и потерял голову от любви. И при этом они все время были вместе, вот в какой-то момент и… — Цзян Чэн вздрогнул и тоже потянулся к кувшину с вином. — И ты это, сильно не напивайся, тебе ещё два имени придумывать. Для мальчика и для девочки. — Ох, А-Чэн, ты же меня знаешь! Я такое имя придумаю ребёнку Шицзе! Самое прекрасное имя! — слегка заплетающимся языком воскликнул повеселевший Вэй Усянь. Цзян Чэн знал и уже заранее сочувствовал малышу.***
Они разошлись нескоро. Вэй Усянь любил развеяться в Илине, но всегда волновался, надолго оставляя свое поселение и его беззащитных жителей. К тому же он знал, что на Луаньцзан сейчас происходят важные вещи. Что там вот-вот родится ребёнок, который, если однажды империя Вэнь Жоханя всё же падёт, может стать близким другом его будущему племяннику или племяннице. И Вэй Усянь так долго предвкушал встречу с малышом! Так хотел быть одним из первых, кто сможет его увидеть! Но… Он ужасно скучал по Цзян Чэну. По вечно надутому, колючему, эмоциональному брату, который в этот вечер выглядел почти счастливым. В их предпоследнюю встречу пугающе бледный Цзян Чэн слабо отпихнул от себя Вэй Усяня и горько заявил, что вложил в этот удар всю свою духовную энергию. А несколько дней спустя он, крича от боли и гнева, уже пытался собственными ногтями вспороть себе живот, чтобы вытащить из нижнего даньтяня Золотое ядро Вэй Усяня и запихнуть его тому в глотку, чтобы заткнуть поток льющихся из нее успокаивающих слов. Хорошо, что Вэнь Цин и ее иглы оказались рядом вовремя. В последний раз до сегодняшнего дня они общались тоже в Илине. Цзян Чэн хоть и немного к тому времени успокоился, но был холоден и все ещё сломлен горем. Вэй Усянь неуверенно протянул ему тогда подвеску-пропуск на Луаньцзан с приглашением навещать его в любое время. Он был уверен, что брат никогда не воспользуется ею и был прав. Но, как выяснилось сегодня, не потому что Цзян Чэн решил никогда больше не видеться с ним, а потому что подвеска однажды сломалась. Вэй Усянь, узнав об этом, тут же отдал брату свою. Луаньцзан и без нее пропустит внутрь своего Старейшину. Они нехотя попрощались лишь когда все вино было выпито, все истории, накопившиеся за годы разлуки, рассказаны, имя для ребёнка Цзян Яньли выбрано, а талисман изменения внешности активирован. — Ты рисуешь отвратительно, поэтому попроси Хуайсана запечатлеть Шицзе в свадебном наряде, — попросил Вэй Усянь напоследок. — Обязательно, — с горечью пообещал человек с голосом Цзян Чэна, но чужим лицом, и, достав меч, взмыл в небеса.***
Была уже глубокая ночь, когда Вэй Усянь вернулся домой. Фонари не горели, а луна, как и всегда над Луаньцзан, была лишь мутным пятном на небе, почти не дающим света. Поэтому он не сразу заметил Вэнь Цин, устало прижавшуюся к стволу единственной яблони, что смогла прижиться на их мертвой почве. — Лань Ванцзи рассказал мне о случившемся на рынке. Как прошла встреча с Цзян Ваньинем? — не открывая глаз тихо спросила Вэнь Цин. Вэй Усянь почувствовал острый укол вины. У каждого из них на сердце незаживающие шрамы от потери близких. А потому нет ничего удивительного, что Вэнь Цин, даже догадавшись по описанию Лань Чжаня, на встречу с кем Вэй Усянь так резко сорвался, волновалась и упрямо ждала его возвращения, хотя уставшие ноги едва держали её. Он не подумал, что может как раз от того, что Вэнь Цин догадалась, ее страх был даже сильнее: вдруг человек, который был Вэй Усяню названным братом гораздо дольше, чем она названной сестрой, внезапно объявился, чтобы напомнить, что ему первому тот поклялся в верности и обещал всегда быть рядом. — Отлично, Цзян Чэн в порядке и у меня много новостей. И я обязательно поделюсь ими с тобой завтра, когда ты отдохнешь, — приобняв ее за чересчур худые плечи пообещал Вэй Усянь. — Но сначала скажи: как А-Юань? Как Вэнь Синь? Вэнь Цин едва заметно вздрогнула и это ужасно напугало Вэй Усяня. Но прежде, чем кто-то из них успел произнести хоть слово, из одного из домиков внезапно раздался детский плач. — Всё хорошо, Вэй Усянь, — сказала Вэнь Цин и повела его на звук. — Ребёнок проснулся, значит ты можешь его увидеть. В домике тускло горела единственная свеча и сквозь приоткрытую дверь Вэй Усянь с замиранием сердца увидел укачивающего крохотный хнычущий свёрток Лань Чжаня. За несколько часов отсутствия Вэй Усяня юноша словно бы успел повзрослеть, вытянуться, стать шире в плечах. Хотя, возможно, такой эффект оказывал младенец в его крепких надёжных руках. Лань Чжань плавно ступал по комнате, тихо напевая своим удивительно низким голосом колыбельную. Его мощный хвост слегка покачивался в такт мелодии, а белоснежные рога отражали свет свечи, в результате чего нежно улыбающееся лицо Лань Чжаня мягко сияло в полумраке комнаты. Вэй Усянь растерянно моргнул и снова увидел вместо мужчины мальчика лишь немногим взрослее того, что когда-то доверчиво протягивал ему руку, позволяя забрать себя на гору мертвецов. «Просто второй раз за день глаза подводят меня, — успокоившись подумал Вэй Усянь, — такое бывает. День выдался нервным». — Ты собираешься войти? — шёпотом спросила Вэнь Цин, удивлённая внезапной заминкой. — Подожди, — улыбаясь, так же тихо попросил он. — Давай постоим тут ещё немного. Вэнь Цин проследила за его взглядом и тоже не смогла сдержать улыбку. Первую за этот действительно безумный и тяжелый день. Оба предпочли приберечь свои новости до завтра, чтобы ничто не могло отвлечь их от хрупкого счастья, которым был наполнен этот момент.