У Антона. У Арсения.

У Антона - зелёные глаза. Пальцы – в кольцах. Ладонь - влажная, сердце – горячее, а рукопожатие – твёрдое. Арсений заинтригован, завлечён, а в его душе, вопреки здравому смыслу, зарождается смутная, необоснованная тоска. Антон шутит забавно, отыгрывает мастерски, смеётся заливисто, широко раскрывая улыбчивый рот. Арсений залипает безбожно, руки тянет, не в силах сдержать желание прикоснуться. Будто, если не – то Антон исчезнет, и разгадать его Арсений так и не успеет. А загадки он любит, его такое манит, сознание будоражит и тоску нежданную и внезапную разгоняет, словно первые солнечные лучи – ночной морок. Антон тревожится, боится даже. Арсений в гримёрке садится рядом, бросает лёгкие юморные фразы, подбадривает, наблюдая с удовлетворением, как всё меньше подрагивают от волнения длинные пальцы, защищённые панцирем колец. Яркий свет софитов на время ослепляет ноющую, прописавшуюся где-то под рёбрами тоску. У Арсения с уходом жены – пустая квартира и мебель, составленная в середину комнаты и накрытая плотным полиэтиленом. Руки и растянутая домашняя футболка – в пятнах краски. А под боком – коллега Антон, скучающий в перерыве между съёмками и вызвавшийся помочь с ремонтом. Вместе со старыми обоями Арсений соскребает со стен удушливую тоску, плесенью въевшуюся в его квартиру и жизнь. Работается вдвоём быстрее. Живее. За разговорами и заказанной на ужин вредной пиццей, распитой на двоих бутылкой крепкого виски. У Антона губы сухие, потрескавшиеся и тёплые. Дыхание - горячее, с яркой примесью алкогольного флёра. Руки неожиданно сильные, движения - несмелые, но жадные, торопливые. И с каждым вздохом тоска осиротевшим котёнком жмётся поглубже меж тёплых, нежных стенок ранимой души. Так глубоко, что уже и на рыбные потроха не выманишь. У Антона – новая девушка. Стеной, по заявкам общественности, вырастает между ним и Арсением. Приходит на съёмки, вливается в тусовку. Переезжает в Москву и со вкусом раскладывает свои вещи в их с Антоном общей квартире. Арсений держится в стороне, старается не устраивать истерик и скандалов. И подпитываемая одиночеством тоска вновь оплетает уставшее сердце своей ядовитой лозой. У Арсения – пустяковые роли в до смешного пустых кинолентах. У Антона – новые популярные проекты и приглашения. Арсений им гордится, но видит всё реже. Загоняется всё чаще. Спит хуже. У девушки Антона – депрессия. Она целые дни проводит в постели, лечится шоппингом и походами в спа. Прекращает поиски интересной, лёгкой работы «для души». Антон беспокоится, заботливо подаёт таблетки, прописанные дорогим психотерапевтом, водит по ресторанам, возит на отдых, обнимает подолгу. У Арсения, наверное, тоже депрессия. Только он к врачу не идёт и работу бросить - не имеет права. Только тихим «останься» просит Антона после очередного мотора. В ответ получает вымученное «не могу, она же моя девушка». Обречённое «а я тебе – кто?» горечью оседает на языке и остаётся без ответа. Антон виновато, коротко прикасается губами к губам и, накидывая лёгкую куртку, спешит к «своей девушке». Тоска разъедает измученное сердце изнутри. У Арсения - гигабайты совместных фото и видео, ворох их с Антоном шмоток на двоих и приклеенная к лицу улыбка. Близких друзей, коих на миллион подписчиков - раз два и обчёлся, этой пластмассовой улыбкой не проведёшь. А притворяться, хоть и тяжело, и неприятно, но надо. Не хочет он Антона тяготить своими жалкими душевными страданиями. Тому и так нелегко. Устаёт. Запутался. Даже самому Арсению игра в «ничего не происходит» - словно пенопластом по стеклу. И сердце уставшее сдавливает от тоски, въевшейся под кожу, пустившей ростки по всему организму. У Антона – свадьба. Костюм дорогой, сшитый на заказ, и невеста в модном белом платье от известного дизайнера. Всё, как у людей. Резная арка на сочном газоне загородного домика, снятого по случаю. Гости довольные, улыбчивые. Поздравляют тепло, обнимают и чмокают молодых в щёки, смеются нарочито громко. В аккуратных девичьих ладошках – букет из живых цветов. И Арсений гонит от себя малодушные мысли: хоть что-то на этой свадьбе настоящее. Тоска выедает последние живые клетки его души. Жена Антона, на деле, ни душой не телом ему вовсе не принадлежит. У неё свои цели. Свои желания и мечты. Они глядят не в одном направлении, не друг на друга даже – в разные стороны. Она – налево, а он – побитой собакой на стоящего у порога Арсения, открывшего ему дверь. Окольцованными пальцами Антон несмело касается небритой щеки, грустными зелёными глазами - в потухшие голубые заглядывает. Протягивает ошмётки своей растраченной души. «Возьми, люби, согрей, если ещё нужно. Если есть ещё силы.» Сил больше нет. Дверь закрывается. Опускается занавес.