Осторожно, предвестник

— Сестра сегодня так тревожна, что случилось? Я могу помочь? Тучи клубились, будто сама природа сегодня решила взять выходной посреди засушливого лета и пролиться дождем на потрескавшуюся землю. Аято считает это плюсом для полей и землепашцев, но дальше поместья выходить не планировал. Вот-вот начнет накрапывать мелкий противный дождик. — Я в порядке, старший брат, не причин для беспокойств. Аяка грустно смотрела вдаль, пытаясь натянуть на лицо улыбку, но не смогла, виновато опустила голову. Принесенный Томой чай давно остыл. — Это связано с Путешественником? — Да, — не стала скрывать Аяка, в который раз удивляясь проницательности брата. — Я не смогла проводить его, он уплыл в Ли Юэ вчера вечером, а писать я ему не смогу, одному Архонту известно, где он сейчас. — Уверен, он тоже по тебе скучает. Когда-нибудь он навестит нас и расскажет о своих путешествиях. — Но когда это будет? Может, — она продолжила шепотом. — Когда он вернется в Инадзуму, нас не станет. Аято ставит в ежедневнике напоминание сходить прогуляться когда-нибудь вечером с сестрой, когда на улицах поменьше людей и зажгутся фонари. Рисует рядом грустную рожицу, так как понимает, что вряд ли выберется из бумажной волокиты в срок. Одиночество Аяки ему до боли знакомо и понятно — из-за высокого статуса ей нужно держатся на людях ледяной статуей, а лишнее появление в городе влечет за собой ненужные слухи и всеобщее желание разнюхать что-нибудь о клане Камисато. Она это понимает, но появление Путешественника в их жизни открыло ей целый мир. Правда, дружбу длинною в три дня сложно назвать дружбой. Он наверняка забыл их, погруженный в круговорот интриг. Также и Аяка позабудет его в заботе о поместье, в ежедневных церемониях и встречах. Ох, как же жесток этот мир. — Иди отдохни, госпожа Гудзи передала новую часть легких романов. Их даже пока в печати нет. — Она так добра. — Аяка поднялась и захватила с собой веер. — Навещу ее, как прочитаю. Спокойной ночи. — Спи крепко. Холодный ветер пускал стадо мурашек, а легкое кимоно совсем не грело, но отчет Сегуну не мог ждать. Спать не хотелось, наоборот — какая-то смутная тревога не желала покидать сердце. Будто у ворот сейчас появятся вооруженные самураи, посмевшие нарушить покой Дома Камисато. Аято, будто верный пес, был готов ринуться в бой и рассечь напополам проклятых скверной воинов. Он слышит шаги по крыше, слышит стук пароля по черепице, и успокаивается. Один из верных осведомителей показался на террасе и опустил голову: — Солнце в зените. — Меня ослепляет. Придуманный шифр гласил об удачном выполнении миссии и желании Аято скорее взглянуть на украденные документы. Бумажный журавлик опустился на низкий стол, пламя свечи осветило карту с намеченными точками и стрелочками. — Время? — Около шести. Вам лучше поспешить, иначе птичка может улететь. Шпион поспешил скрыться, а Аято, подхватив недописанный отчет, поспешил к себе. Скрытая за ширмой форма воина села как влитая, если бы Аято владел бы копьем, его было не отличить от солдат Трикомиссии. Собрав волосы в пучок, Аято поспешил к месту прибытия самого Предвестника Фатуи. Аяка не зря горевала о Путешественнике — он был полезным информатором — без него Аято узнал бы о настоящей цели Фатуи только спустя месяцы, когда снеживцев и след бы простыл. Шпионы Снежной еще шастали на Ясиори, пытались замести все следы, оставленные недальновидными коллегами. Пару из них удалось допросить, но они знали только, что производство Глаз Порчи временно прекратилось. Путешественник же сообщил, что Восьмую казнил сам Всевидящий Сегун, а Шестой сбежал с ее Сердцем. Была вы возможность, Аято взял бы под свою крыло мальчишку и назначил бы своим ассистентом. Инадзума только-только открыла границы — шпионы теперь в почете. Почти вымершая деревня у подножия Священной Сакуры встречает Аято брошенными корзинами, игрушками и следами на мокрой земле — судя по всему, сюда успело прийти около десяти человек, а в самом дальнем доме заколотили окна. Аято, крадучись, обошел дом по кругу, услышал голоса и довольно улыбнулся: вечер обещал быть интересным. С помощью так удобно росшего рядом дерева, Аято смог залезть на крышу, подцепить копьем плохо заделанную соломой и мусором дыру, влезть внутрь, прислушиваясь к развернувшемуся внизу спору. — Госпожа Сегун сегодня не в духе, вон какой ливень, а если еще и гром грянет?.. — Или наоборот — она злится, что божьи глаза вернули хозяевам, еще и война закончилась так быстро. — Очень похоже на возню детей в песочнице. Голоса стихли. Легкий смех видимо застал их врасплох. — Ты что, сукин сын, против войны с сегунатом? Нравиться, что ли, терпеть пока ублюдки-солдаты врываются в твой дом и грабят тебя? А после ты вынужден бежать из родного дома из-за стекляшки, которую тебе подарила богиня, что должна защищать свой народ, пока она скрывается за спинами Трикомиссии? — Тихо ты, Шинзо, так раскричался. Вдруг кто-то из солдат стоит под окном и подслушивает? — Да кому это нужно? Я родился здесь и вырос, а теперь посмотри, посмотри: тут ничего нет. Все разграбили, все разворовали, и все из-за налетов придурков, которые думают, что раз на спине нарисовали молнию, то им все можно?! — Ваша любовь в вашему богу безгранична, ха-ха, я посмотрю. Вот только и правда, будь осторожнее со словами. Кто знает, куда в следующий раз ударит молния? — Ты так самоуверен, Куро. Как будто сам сегуната не боишься. — Я? Аха-ха, с чего бы? — У тебя самого молния на груди, думаешь, раз мы бродяги… — …я бы сказал обычные воры. — …то не видим, какие на тебе дорогие шмотки, и шляпа, наверняка отделана золотом. Простые путники так не одеваются. Аято прикусил губу, едва не выкрикнул: «Это он!». Он не думал, что найдет Предвестника так рано. Тем более, вот он — достаточно чуть надавить на сухие бревна и комиссар комиссии Ясиро уже внизу, карает преступников, смевших оскорблять имя Великого Сегуна. — А вы не так глупы, как кажетесь. Спасибо хоть, что накормили меня, обожаю сладкое. — Тебе самому чего от нас нужно? Хочешь поднять восстание? Люди устали и от войн. Вот смеху будет, если нас поведет ребенок. — Реб… — он не успел закончить фразу, как его самого пробрал смех, он смеялся до боли в горле, пока мужчины смотрели на него как сумасшедшего. Слезы закапали с ресниц. — Меня так уже полвека не называли. Будь я плохом настроении, я бил всех вас током под проливным дождем, чтобы долго умирали в конвульсиях. Ребенок, ха-ха… я… Он затих, а Аято приподнял копье, ища, куда лучше всего ударить. — Знаешь, я тоже здесь родился, и меня выкинули, потому я оказался не нужен. Но, смотрите, что у меня есть, — всеобщее «ах» заглушило раскаты грома. — Красивая штучка, да? — Я бы отдал за эту хрень не больше ста монет моры, и только что, что она светится. Для богатенькой дамочки приятная безделушка. — Слышала бы Селестия, как не блещущие умом люди оценивают ее благословления. Всего сто моры за артефакт, который создало Небо. Ну ладно, скажу вам перед смертью, что эту «хрень» я выменял на самое настоящее сокровище в этом мире. Можно расценить его как «жизнь за жизнь». А теперь, я… Его прервал упавший из-под балок Аято, подняв пыль и проломив накренившийся стол, пока Предвестник скромно сидел на табуретке с кривой ножкой и хлопал глазками. Пока мужчины громко чихали и пытались разглядеть, что же произошло, Аято создал водный клинок и прибил пыль и мусор к полу. — Именем Сегуна и Трикомисии, все находящиеся здесь арестованы за грабежи и клевету на Госпожу Сегун Райден. Любая попытка бегства будет расценена, как предательство. — Воу, — потянул Шестой. — Солдаты до сих пор говорят эти слова вместо приветствия. А вас не учили, что подслушивать нехорошо, тем более, падать на голову. Это невежливо. — Это же сам комиссар клана Камисато! — люди осели на пол, уперлись руками и лбом в пол. — Просим прощения, уважаемый глава! — Мне нужны ваши извинения, вы обидели Сегуна, а не меня. — Это он нужен вам, а не мы! — Шинзо указал на ищущего глазами свою широкую шляпу Предвестника. Он не понимающего указал на себя. — Этот придурок мало того, что предлагал нам пойти против армии Сегуната, так еще и сказал нам, что хочет свергнуть нашу достопочтенную Госпожу Райден. Вы видели, видели ту блестящую штучку у него в руках? Да я уже отсюда чувствую эту силу, исходящую от него. Наверняка он украл это к нее. Арестуйте его. Не волнуйтесь, он не сбежит — он выпил сильнодействующее снотворное, еще и добавки попросил, какой ненасытный. Допросите его, пока есть возможность. Или я должен вас всему учить? — Благодарю за помощь, но прежде чем уйти с преступником, я очень прошу вас не распространяться о случившемся. Ведь солдаты Сегуна теперь на всех островах Инадзумы и поймать вас будет легко. Хм, интересно, сколько же стоит голова самого отчаянного вора? — Сколько я стою? — Сказитель улыбается, найдя наконец то теперь уже пыльную шляпу. — А вы бы сколько дали, господин комиссар? — Думаю, вы также ценны, как и глицинии в садах нашего Великого Сегуна. — Аято направляет клинок в сторону Предвестника. — Но если срубить одно дерево, пострадает ли весь сад? — Вы так жестоки, но лишь благодаря вам Инадзума еще не пришла в упадок. Мне нравятся такие люди, что в отдают всю свою жизнь ради служения бросившей их богине. Неблагодарно, как вы считаете? — Предвестник приподнимается, но ноги внезапно становятся ватными. Он бы упал, если Аято его не подхватил. — Кажется, я выпил лишнего. Люди стали такие жестокие — ну кто делает яды такими сладкими? — Я могу рассчитывать на ваше содействие? — А сможете ли вы принять помощь от желающего только благополучия этой стране стране человека? Они улыбнулись друг другу. Если бы Шестой был бы в форме, сражения было бы не избежать, но с ослабевшим телом это проблематично. Сказитель уснул прямо на руках у Аято, а тот вздохнул, кивнул открывшему ему дверь мужчине и скрылся под дождем.

***

— Ну что, готово? — Потерпи, принцесса. Если еще раз дернешься, и все развалится. — Госпожа Аяка, вы опаздываете! — Да не дергайся ты! — Умх. — Аяка зажмурилась, так сильно Куро затянул ей концы волос, накрутив их на заколку с бабочкой и вставив их в сложную прическу. Она сама виновата, что попросила сделать ей «что-то такое!..» за полчаса до выхода. Это был обычный светский ужин, но от одной мысли, что она опаздывает, Аяке становилось дурно. Куро еще немного поколдовал над ней, пригладил выбившиеся прядки, вздохнул и отпустил ее. — Если голове станет больно, легким движением просто вытащи заколку — волосы сзади распустятся, а спереди все крепко держится. — Спасибо, ты очень выручил. Она поклонилась и побежала к выходу. Куро пошел за ней, вышел на террасу и сел к столу. Аято проверял бумаги, перекладывая их в разные стопки, глушил третий чайничек чая и уверенно его не замечал. Тома принес новый набор чая и целый поднос сладостей. Ушел также молча. Куро знал, что работать Аято может только в тишине, и время отдыха еще не пришло, так что принялся с удовольствием трескать данго. Когда Аято двумя пальцами начал массировать переносицу, перед лицом у него оказалась заполненная до краев чашка с чаем. — Если чай горький, значит ты рядом. — Не нравится, не пей, мне больше достанется. Аято улыбается, пока собеседник наливает чай себе: — Ты просто не понимаешь того идеального послевкусия, когда запиваешь пресладкое данго горьким чаем, а после ешь еще и тайяки… ммм… желательно штучек десять… — Аяка уже ушла? Куро останавливается, хмурится и складывает руки на коленях. Обижается, что его перебили. — Просила передать, что придет поздно, сегодня будут еще фейерверки запускать. — Да-да, сегодня же день рождения Сегуна… Национальный праздник. — Да, вот только сама она шляется не пойми где. — Ты так хотел получить приглашение на ее праздник? — Я?.. Смеешься надо мной? Он отворачивается, окончательно оскорбленный, но оба знают, что он притворяется, любит вот только играть на эмоциях других. Когда Аято притащил его в под свою крышу, уже бывший Предвестник проспал пару дней, а после поспешил скрыться, вот только Аято не позволил. О предавшем Фатуи Предвестнике не было известно, и глава клана Камисато постарался, чтобы так оставалось дальше, желательно подольше. Он предложил свое покровительство в обмен на пару слов о самом Сердце Бога, о связи Шестого с Сегуном. Он конечно же видел ее, но чтобы быть настолько похожим и так же отлично владеть клинком… Стороны пришли к соглашению, Сказитель взял себе новое имя, и напомнил, что сейчас ему просто до смерти скучно в Инадзуме, а в Снежной его уже точно не ждут. «Тебе просто некуда идти с чужим сердцем». Теперь уже Куро жил у него в комнате, сидел по-турецки на футоне и крутил в пальцах мерцающую фигурку. Иногда она издавала звуки, похожие на треск молний. «Если уж оно у тебя, так воспользуйся им. Хватит уже с ним играться, как маленький». «Это не так просто, как кажется. — Куро поднял его на свет. Фиалковые блики мазнули по лицу. — Оно же должно привыкнуть к новому носителю». «Ты просто боишься». От избиения подушкой его спасла сестра, зашедшая пожелать спокойной ночи. Она удивленно застыла на пороге, несмело поклонившись, даже сейчас не забывая об этикете. «Этот молодой господин…» «Он наш гость». «…твой парень?». «Аяка!». «Прошу прощения!». Следующие несколько дней Аяка ходила, как в воду опущенная, при встрече дрожала, как осиновый лист. Аято пришлось объяснить, что нахождение этого человека в имении Комисато необходимо для его же защиты — это только работа и к самому Аято это не имеет никакого отношения. Сестра тогда заулыбалась и сказала, что тогда она непременно хочет подружиться с таким загадочным гостем. Оказалась, Аяка была последней, с кем еще не говорил Куро. Он выходил наружу когда глава отсутствовал и успел понравиться всем слугам, а Тома начал называть его братаном. А после он пропал. Аято не мог вырваться из-за набегов Кайраги у границ Наруками и внезапных собраний Трикомиссии, а когда он подходил к воротам имения, то увидел знакомую фигуру. Куро шел со стороны храма, зло втянув шею в плечи. «Что случилось?». Куро зыркнул на гревшуюся на солнышке кицунэ. «Мамочка позвала меня в гости». Аромат нежной сакуры шлейфом тянулся за ним, оставался на всем, к чему он притрагивался и куда бы не зашел. «Чем ты так не угодил Госпоже Гудзи?». Куро уже час пытался отмыться от запаха сакуры, преследовавшего его, фыркал от попавшей в нос пены. «Родился». «Да, довольно жестоко. Подожди, попробую перебить запах». Аято втирал в фиалковые волосы масло любимой камелии, обвел знак-молнию на затылке. Изящная камелия подходила ему лучше всякой сакуры — Аято понял это, когда разморенный горячей ванной Куро завалился спать к нему на футон. «Ко мне далеко идти». «Три шага это далеко, да». Аято не сказал ничего против, накинув край одеяла на начавшее остывать тело. Проснулся он от тяжести на груди — Куро поднял голову и грустно отметил: «Бьется». «Что?». «Спи. До рассвета еще далеко». На его грустную мордочку невозможно было смотреть — оказавшись зацелованным, Куро насупил нос, но позволил поймать себя в плен одеяла и рук. Позже он тоже пропал на пару дней. Теперь от него пахло озоном и еще большим раздражением. — И правда, куда же пропала Госпожа Сегун? — Аято задумчиво пригубил чашку с прегорьким горячим чаем. — Есть идеи? — Ни одной. Может, взяла отпуск? Или это звучит как-то… радикально? День успешно клонился к закату, когда ворон с письмом приземлился на протянутую руку. Сняв сообщение с лапки, Куро прочитал написанное, усмехнулся и взял перо, чиркнул что-то на обратной стороне и отправил птицу обратно. Встал во весь рост и потянулся. — Бросаешь меня? — Ненадолго, — бросил Куро, спускаясь по ступенькам вниз. — Мамочка приготовила мне подарок. Он послал воздушный поцелуй и скрылся за поворотом.