Венок из полевых цветов

      — Догоняйте, Степан!       Леночка босиком бежала по зелёной траве в сторону узенькой речки, которую можно переплыть за три подхода брасом даже ребенку. Степан Петрович Клёнов, офицер 1-й Западной армии, состоящий в пятой пехотной дивизии под руководством генерал-майора Г. Берга, тяжело вздохнув, шёл послушно за непослушной девчонкой. Легкое летнее платьице из хлопка развевалось на талии девушки, поднимаемое знойным ветром, оголяя её ещё до конца не сформированные бедра. Тоненькие ручки собирали полевые цветы в маленький букет. А головка с копной белокурых волос, державшаяся на тонкой шеи, изучала этот удивительный и порой жестокий мир. Как же она была прекрасна… Степан помотал головой, прогоняя видение и стыдливо сглотнул. Нет, нельзя так думать. Плохие мысли, плохие мысли, плохие мысли!       Внезапно Леночка остановилась и как испуганный сурок стала оглядываться по сторонам, будто что-то притаилось на берегу реки, что-то опасное и неизвестное. И девчушка почти в тот же миг побежала прочь.       — Елена Станиславовна, подождите!       Степан устремился за девушкой. Он настиг её быстро и резким движением руки заставил развернуться к себе лицом.       — Куда же вы так бежите? Вы не должны отходить от меня ни на шаг. Война на дворе, в конце концов. Мало ли, кто может притаиться в ближайших кустах. Вдруг это французы?       Леночка внимательно посмотрела на офицера и прикусила губу, склонов голову к худенькому плечику.       — Ну, отпустите к реке, пожалуйста! Чего вам этого стоит?       В этот раз Степан не поддался на провокацию. Он и так слишком много позволял этой девчонке. Граф Станислав Прусинин станет делать ему замечания за подобное. И, скорее всего, сделает выговор, а попасть на гауптвахту он бы не хотел. И вообще, почему он должен следить за какой-то шестнадцатилетней девицей? Да, он поддался уговорам графа и согласился за неплохие деньги присмотреть за его дочерью, пока тот будет в отъезде в столице. Но он офицер русской армии, в конце концов! Сейчас он должен воевать со своими товарищами на поле боя, а не бегать тут по полям и собирать цветы, которые, к тому же, и дурно пахнут.       — Нет, — жестко отрезал офицер. — С меня достаточно твоих выходок, Елена Станиславовна. Теперь от меня никуда, ясно?       Девушка удрученно вздохнула, но покорно кивнула, опустив глаза.       — Отпустите хотя бы. А то рука уже болит.       Степан Петрович посмотрел на тонкое запястье её руки, которое так крепко сжимал, что оно успело посинеть, и поспешил отпустить.       Леночка отвернулась от мужчины, обидчиво сложив руки на груди. Степан хотел что-нибудь сказать, чтобы она не злилась на него, но язык будто прилип к нёбу. Все же день выдался очень жарким. Но вдруг молчание прервала сама Леночка:       — Я знаю, почему вы такой сердитый.       — И почему же? — у Степана камень с души упал.       — Потому что у вас нет веночка!       — Чего? — офицер вздернул брови в непонимании.       Леночка дернулась вперед. Степан уже хотел напомнить ей про обещание, но увидел, что девушка махала рукой, приглашая его присоединиться к ней. Мужчине ничего не оставалось, как принять приглашение.       Девчушка привела его на круглую полянку прямо у самого берега реки, где кучей росли самые разные цветы, будто кто-то специально посадил их всех вместе. Леночка присела прямо на траву, подогнув под себя ноги. Офицер же решил сесть по-турецки, стараясь не смотреть на стройные ножки девушки. Поэтому стал следить за её руками, которые уже нарвали букетики и теперь творили летную магию: сплетали умело и ловко цветочки вместе так, чтобы они образовывали единую конструкцию.       — Вот, примерьте.       Леночка подскочила и аккуратно уложила цветочную корону на кудрявую белокурую голову офицера. Но девушка не отошла полюбоваться своей работой издалека. Она неожиданно присела рядом с мужчиной и бойко расстегнула ему две верхние пуговицы рубашки. Степан Петрович не шевелился. Его будто парализовало от неторопливых движений девушки. В голове крутилась только единственная мысль: «Перестань. Ты не должна этого делать. Это неправильно!». Но губы были плотно сжаты. Впервые в жизни его сердце так бешено стучало не только от звуков пуль и разрывающихся снарядов. Но ведь он взрослый мужчина, а она — молоденькая девушка. Разве это не кощунственно?       Но в голове больше не было ничего. Леночка приблизила свои розовые детские губки к его облезлым и потрескавшимся губам. И неумело поцеловала их. И он поцеловал. Осторожно, не пугая её.       Вдруг она отстранилась и тихо засмеялась.       — Что такое? — обескуражено спросил Степан. — Что тебя насмешило?       — Ваши усы, — ответила она спустя минуту после того, как посмеялась вдоволь. — Они щекочут.       Степан усмехнулся. И тоже рассмеялся от души. Всё, чего он хотел, чего добивался, да вся его блёклая жизнь вдруг отошли на второй план. Потому что первое место в ней заняла Леночка Прусинина.

***

      Мясорубка — только так мог охарактеризовать сражение на Бородинском поле Степан Петрович. Бойня шла непрерывно уже несколько часов. Гремело вокруг так, что закладывало уши. И кровь. Она лилась реками, если не сказать океанами. Но офицер не видел творившегося вокруг хаоса. Он лежал в отключке в полевом лазарете с пробитой головой.       Степан пришел в себя спустя три часа после небольшой операции на голову и постарался сконцентрироваться на царившей атмосфере вокруг себя. Перед глазами всё плыло и понять, кто вокруг тебя и что происходит, было сложно. Но если не работали глаза, то четко функционировал слух — единственный орган чувств, который еще не был подвергнут жесткому испытанию войной, так как дойти до батареи Раевского Клёнов просто не успел: снаряд разорвался по пути к запасу арсенала, раздробив трем офицерам ноги и одно тазовое бедро, другому разорвав грудную клетку. Самый удачливым из них оказался Степан. В его голову всего лишь попал осколок ядра. По сравнению с другими солдатами, Клёнов родился в рубашке.       Мужчина оглядел себя, насколько позволяло зрение в нынешнем положении и с тревогой пошарил по мундиру. С каким облегчением он вытащил из нагрудного кармана маленькую записочку, где мелким четким подчерком с легкой руки было написано: «Буду ждать с войны. Только вернитесь живым. А я Вам веночков из полевых цветов наделаю, пока они не исчезли насовсем. Будете красивым ходить. А может и к моим именинам успеете. Мне же все-таки семнадцать лет исполняется». Степан поцеловал каждую буковку, каждое слово в коротком письмеце от его обожаемой Леночки, которое смог передать ему посыльный от Прусининых, желая только одного: вернуться в их имение Светлое и расцеловать в обе щеки девушку, поздравить горячо с днем рождения и подарить цепочку с камеей, купленную на последние деньги от жалования. И тотчас же провалился в сладкий сон.       Иногда сознание возвращалось к нему, чтобы разобрать врачей, снующих туда-сюда, и больше ничего. Но до его ушей донесся разговор двух офицеров (откуда именно доносились голоса, Клёнов разобрать не мог, координация в пространстве терялась), который привлек его внимание не сразу, заставив сделать над собой усилие, чтобы не потеряться в сонном тумане снова.       — … Он же уезжал, так? — спросил первый офицер.       — Да, но его заставило вернуться то, что дом заняли французы-ублюдки.       — А как же его дочь?       — Говорят, её взяли в плен и отвезли в ближайший лагерь, а кто-то утверждает, что они поиграли с ней и убили, потому что она грозила им своим отцом, а может и брешут, собаки некрещёные.       — И что теперь будет?       — Откуда же мне знать-то, идиот? — раздраженно фыркнул второй, который и рассказывал. — Теперь, думается, граф-то Прусинин либо сопьётся с горя, либо застрелиться. Она же, дочь-то, у него одна-одинехонька. А женушка померла в родах… Ей, а чёт происходит с этим-то, белокурым? Чей-то он, в припадке что ль?       Рассказчик прервался внезапно. Рядом с ним Степан начал биться в конвульсиях, как при нападке падучей болезни. Первый офицер истошно звал врача. До Степана Петровича пытались докричаться, трясли за плечи, чтобы тот не смел отключаться, но в голове мужчины не было ничего, кроме единственного имени: «Леночка».       «Хотел бы я увидеть её в последний раз, прежде чем умереть», — подумал про себя Степан, перед тем, как полностью потерять связь с реальностью. — «Если её нет в этом мире, так и мне не суждено здесь жить без неё…». Но что это: в глазах мутиться в предсмертном знамении или всё-таки Господь существует и услышал его последнее желание? Почему перед глазами плывет образ прекрасной девушки, которая нежно трогает его лицо и умоляюще кричит: «Спасите его! Не засыпай, Степан Петрович, не оставляй меня одну…».