***
Если бы сегодняшнюю погоду нужно было описать одним словом – “паршивая” подошла бы как нельзя лучше. Со стороны варда Волшебников тянулась грозовая туча, недовольно громыхая и угрожающе попыхивая молниями. Холодный ветер беспорядочно шнырял по улицам и подворотням, методично выслеживая своих несчастных жертв и неутомимо преследуя их, проникая под лёгкую одежду и кусая за тонкую кожу. Мерзкий дождь от волшебных туч уже который час вяло моросил и, кажется, не собирался прекращаться всю ночь. Челси поёжился от холода, мысленно прокляная глупых колдунов, что опять своей магией наколдовали очередные проблемы городу. Забравшись под небольшой навес заброшенной торговой палатки недалеко от дворца Пуука, юный воришка следил за окрестностями. Его дежурство, обычно, проходило днём, но сегодня он подменял Квентина по его же просьбе. С одной стороны мальчику льстило, когда доверенные лица паши Пуука лично давали ему указания. С другой, он не всегда понимал их смысл. И это раздражало. Поручения-то давали, но ничегошеньки не рассказывали. Порой казалось, что его не воспринимали всерьёз, считали ещё ребёнком. От того и задания обычно не отличались особой сложностью и важностью, хотя Челси был уверен в своих способностях – при желании, он мог дать фору любому взрослому. И ладно бы это ночное дежурство. Но подсовывать рано утром Уго и его брату под дверь рекламные листки о пивном фестивале в Торговом варде? Какой в этом был смысл? Они же на весь день там пропали, маринуя свои глотки во всех сортах местного лагера, а вернулись только глубоко заполночь. Парнишка надулся и обиженно уткнулся подбородком в острые коленки. Шум ветра принёс тихий зов со стороны спуска в канализацию в конце улицы. Сначала Челси подумал, что ему показалось, но голос, зовущий его по имени, раздался снова. Не то чтобы Челси чего-то боялся. Вовсе нет. Но то была уже глубокая ночь, а в канализациях, часто ведущих в Музад, водились самые разные неприятные твари, с которыми паренёк уж точно не горел желанием встречаться. Поэтому Челси очень аккуратно, практически на цыпочках двинулся к тому месту, откуда его звали, старательно всматриваясь в мрачную улицу, тускло освещённую светом пары дворцовых окон. – Челси… помоги, – вновь донёсся шёпот из небольшой прорехи в полуразрушенной стене, за которой проходили трубы и спускались глубоко вниз. Причём то был явно знакомый мужской голос, поэтому парень, недолго думая, тут же бросился на помощь. В самом низу из стены торчала мужская рука. Челси схватился за неё, но она оказалась такой холодной, прямо как у мертвеца. Парнишка с ужасом отскочил назад, пытаясь унять колотящееся от страха сердце, и лишь через некоторое время снова аккуратно приблизился к мужчине. – Эй, вам плохо? – робко спросил Челси, но ответа не последовало. Вспышка света на долю секунды озарила всю улицу и паренёк увидел Артемиса Энтрери, лежащего у тайного прохода. Небо тяжело громыхнуло, сменяя монотонную морось мгновенно разразившимся мощным ливнем. – Господин Энтрери! Вы живы? – паренёк потряс мужчину за плечо, но он так и не пришёл в себя. Тогда Челси приложил два пальца к шее сбоку под подбородком, чтобы проверить пульс. Пульс был, но очень слабый, еле заметный. Лицо мальчика помрачнело. Он со всех ног рванул во дворец, подскальзываясь на ходу и почти падая на размытую от дождя грязную дорогу. Но нельзя было медлить, поэтому Челси вихрем пронёсся через парадный вход мимо подвыпившей охраны и взлетел по лестнице на второй этаж, где был зал для тренировок. Дзирт предупредил его, что останется там на всю ночь, поэтому мальчик без стука ворвался в помещение и запинающимся от волнения голосом попытался объяснить, что господину Энтрери срочно нужна их помощь.***
В непроглядной тьме было тихо и безумно холодно. Ему снились какие-то сны ещё пару минут назад, или это было вчера? Здесь время текло так странно – его и вовсе будто бы не существовало. Он шёл по бескрайней пустыне; его маленькие босые ноги утопали в золотых песках, обжигающих ступни, а ослепительное и беспощадное солнце нагревало голову. Он намотал на неё какую-то старую тряпку, чтобы не умереть от солнечного удара. Во рту ужасно пересохло. Он поднял голову вверх и остановился, одновременно восхищаясь и прокляная такой завораживающе красивый эффект гало. Его грубо толкнули в спину и приказали пошевеливаться. Он едва не упал, в последний момент находя равновесие и переставляя ногу вперёд для крепкой опоры. Выхватил свой нож из-за пояса и резко повернулся назад, чтобы вонзить клинок в живот и выпустить обидчику кишки наружу. Сталь вошла в податливую плоть как по маслу. Пожилой мужчина скривился от боли и обнажил полный ряд золотых зубов, а затем кашлянул, забрызгивая своей кровью его лицо. Но тут обидчик улыбнулся так жутко и мерзко, что мальчика пробила дрожь с головы до пят. Изо рта мужчины потекла густая чёрная жижа и его кожа начала темнеть на глазах. Белый тюрбан рассыпался в длинные серебряные волосы, обрамляющие худощавое молодое лицо тёмного эльфа, с тревогой смотрящего на Энтрери такими до боли знакомыми лиловыми очами. Артемис ужаснулся, опуская взгляд вниз на свои окровавленные руки, крепко сжимающие рукоять кинжала, вонзившегося в живот Дзирту. Алые капли устремлялись на землю и из них тут же вырастали ликорисы, закручивая свои лепестки и тычинки в причудливые фрактальные узоры богатых шелков, окутывающих молодые тела фигуристых красавиц-танцовщиц из местного барделя. Она смеялась легко и непринуждённо, вовлекая молодого мужчину в праздное веселье, услащая его уста терпким вином и своими поцелуями. Её бёдра украшал красный платок, и блестящие монеты на нём задорно звенели во время восхитительного танца. Несколько золотых монет вдруг оторвались и упали на пол, стремительно покатившись прочь. Энтрери нагнулся, чтобы поднять их, но весь пол был усеян золотом, и он не мог найти те самые. На полу было столько монет, что из-за них не было видно само́й земли. Он услышал сдавленный стон откуда-то снизу. Его пальцы вонзились в блестящий металл и начали разгребать его в стороны в попытке найти источник звука. Голос становился всё ближе и отчётливей, и вот уже из-под золота показалось старое сморщенное лицо паши Басадони. Он тяжело дышал и кряхтел, так как тяжесть драгоценных монет давила на него со всех сторон. Артемис попытался раскопать старика, но тот утопал всё сильнее, словно в зыбучих песках, и вскоре от него не осталось уже ничего. Энтрери поднял голову — вместо песка вплоть до самого горизонта над ним возвышались бесконечные барханы золотых монет, и куда бы он ни пошёл им не было ни конца ни края. Изнутри горло болезненно царапала жестокая жажда. Шершавый язык неприятно лип к нёбу, а загустевшая слюна склеивала челюсти. Но ни оазиса, ни даже кусочка скалы, в тени которой хотя бы можно было спрятаться от испепеляющих всё живое лучей, поблизости не виднелось. Вокруг солнца всё так же отчётливо сиял огромный белый нимб. Огрубевшие ступни уже не чувствовали обжигающего жара раскалённого металла под ногами. Они преодолели столько миль, что, казалось, готовы были спуститься в самое пекло Баатора. Со временем начало смеркаться, а он всё так же бездумно шёл вперёд. Он шёл до тех самых пор, пока впереди уже стало невозможно разбирать дорогу, а на небе погасли луна и звёзды. Он шёл, пока пронизывающий ночной ветер не принял его в свои леденящие объятия и не нарёк своим сыном, а тьма не короновала его голову терновым венком и не поцеловала замёрзшие руки. Шипы больно врезались в кожу головы, терзали её, пронзали до мяса, царапали череп. Кровь струилась по лицу, застилая глаза. Капала с носа и подбородка на землю. Под ногами расцветали красные ликорисы. – Артемис. Кто-то позвал его по имени. Это ведь его имя? Он так долго бродил в одиночестве, во мраке и холоде, что уже как-будто бы и позабыл о месте, в котором у него есть имя, и его им называют. Место, где у него есть друзья. Друзья? Разве у него когда-либо были друзья? Нет. Не может быть. Любовницы - да. Партнёры по бизнесу, коллеги, сообщники, заказчики - да. Но друзья? Он всегда был одиночкой и лишь использовал людей в своих целях. Научился не привязываться ни к кому, не доверять, не ожидать ничего от других, чтобы в итоге не разочароваться. В этом материальном мире были свои правила, в которых, как Артемис был уверен, он разобрался довольно хорошо. Деньги и власть - вот, что правило эти местом. Быть циником не раз спасало ему жизнь, ведь именно деньги решали любой вопрос, открывали любые двери и развязывали языки. А там, где не получалось взять деньгами, в игру вступала грубая сила. Разве не в этом заключался смысл жизни? Обеспечить себя славой и золотом, чтобы жить как султан. Чтобы… чтобы… Чтобы что? – Артемис, очнись. Такой знакомый мужской голос. Чей он? Это не был голос господина, которому Артемис служил. Жадного и хитрого господина, но уж всяко лучше того старика, от которого он сбежал, как только встал на ноги. Как их звали? Уже и не важно. Ведь он больше никогда их не увидит. Сейчас он плыл в темноте, в невесомости, вне времени и пространства. Он направлялся туда, где ему самое место. – Прошу, не уходи. Останься со мной. С тобой? Артемис нахмурился. Кто был этот человек? Почему его голос так настойчиво звал Артемиса обратно? Да, здесь темно и холодно, зато тихо и спокойно. Здесь не нужны деньги, чтобы выживать, не нужно выполнять ничьих приказов. Не нужен его кинжал, чтобы убивать других людей. Здесь больше не нужно ни с кем сражаться. Сражаться… Какое-то мимолётное чувство едва коснулось груди Артемиса. Такое захватывающее, разгоняющее кровь, заставляющее его сердце биться. Позволяя на секунду почувствовать себя живым. Сражаться с чем? С кем? Почему эта мысль его так взбудоражила? Нет, он больше не хочет ни с кем сражаться. Он просто хочет покоя. – Для чего ты спас меня, если в итоге решил покинуть этот мир? Спас? Артемис не мог припомнить, чтобы он когда-либо кого-то спасал. Избивал, пытал, убивал - да. Выслеживал, преследовал, наказывал. Сопровождал. Но не спасал. Он на такое не способен, верно? Он ведь печётся только о себе, о своей жизни и, возможно, о жизни того, кто хорошо ему платит. От этих мыслей вдруг стало как-то мерзко. Какую жизнь он прожил? Ради чего? Что оставил после себя? Лишь горечь сожалений, целый чемодан боли и гнетущих воспоминаний. И самую малость жалости и презрения к себе. Самую каплю. – Знаешь, ты обещал сводить меня на прогулку. Куда-нибудь в красивое и интересное место. Может… - голос на несколько секунд запнулся, и за ним послышался тихий всхлип, после чего мужчина снова заговорил, - может, мы могли бы даже отправиться вместе в путешествие, когда ты придёшь в себя. Куда-нибудь на север. Посетить побережье мечей по пути, а затем двинуться к Хребту мира. Погода там вовсе не такая, как здесь. Нам придётся одеться по-теплее. Артемис молчал. Слушал этот голос и не мог понять, почему он всё ещё здесь. Он мог уйти на дно, в самые глубины тьмы и укутаться в благоговейную тишину. Мог. Но как-будто бы всёравно продолжал плавать где-то на поверхности. И всё из-за этого голоса. Такого знакомого. Такого родного и тёплого. Тёплого? Что-то тёплое касалось его руки. Мягко, бережно. Так, наверное, его касалась только мать в далёком детстве. В то время, когда он ещё не знал всех горестей этой жизни, а мог только есть и спать. Тогда она прикладывала его к своей груди и тихонько напевала какую-то незамысловатую мелодию, нежно улыбаясь ему своей самой красивой улыбкой на свете. И весь мир был в этом моменте, когда время останавливалось, а вселенная сжималась до её ясных глаз, полных любви и заботы. Неужели в его истерзанном разуме есть место таким тёплым воспоминаниям? Таким чувствам? Неужели в том мире было что-то ещё, помимо лжи и предательства? Боли, пыток и отчаяния? Был кто-то ещё? Кто-то, кто показал бы ему путь сквозь тьму, путь к свету, путь к новой жизни? Дзирт… Имя возникло в голове Артемиса словно бы из ниоткуда. Сначала он не придал ему большого значения, как одному из десятков имён, проплывающих в его угасающем разуме подобно опавшим сухим листьям. Но это имя было особенным. Оно отличалось от остальных, было наполнено положительными эмоциями, трепетными переживаниями, тёплыми воспоминаниями. Имя было наполнено самой жизнью. И это имя принадлежало человеку, изменившему эту самую жизнь. Нет. Не человеку! Тёмному эльфу! Дроу, что он повстречал в Мифрилл Холле! Дроу, с которым сразился однажды и понял, что пропал. Дроу, которого обманом заставил следовать за ним, а затем добился взаимности, выгрызая её практически силой. Весь мир тогда уменьшился до одного эльфа, а Артемис был словно под какими-то чарами, не способный думать ни о чём другом. На его руку упало что-то маленькое и холодное, а затем скатилось с ладони вниз, слегка щекоча кожу. Артемис почувствовал, как он дёрнул рукой в ответ. И внезапно на него обрушилось осознание того, что он всё ещё может двигаться! Что у него всё ещё есть тело. Есть руки, которыми он чувствует тепло прикосновений Дзирта, есть лёгкие, которыми он дышит, есть рот и губы, пересохшие от жажды. И есть глаза, которые он может открыть. Сможет, если очень хорошо постарается. Артемис развернулся и попытался вернуться назад, поплыть против течения. Прилагая всё больше и больше усилий, стараясь почувствовать свои руки и ноги, напрягая всё свое тело. Нужно было выплыть из глубины на поверхность, туда, где сиял солнечный свет, туда, откуда звал его голос. Голос Дзирта. – Он пошевелил пальцами! Ла Валль! – Дзирт резко вскрикнул, от чего едва задремавший придворный волшебник встрепенулся и подпрыгнул на месте. Двое жрецов подошли ближе, сложили руки в молитве и начали шептать что-то над телом Энтрери. — Это правда, он приходит в себя. У него получилось, – подытожил один из жрецов. Артемис попытался пошевелить глазами под закрытыми веками, но это вышло слишком болезненно, как будто они пересохли и намертво прилипли к его глазным яблокам. От боли он хрипло застонал, и приоткрытые губы начало саднить из-за появившихся на них лопнувших трещин. — Дзирт, стакан воды, быстро! - скомандовал Ла Валль. — Немедленно доложите паше, что Энтрери пришёл в себя! Слуга тут же сорвался с места и выбежал из комнаты. Дзирт медленно отошёл от кровати, не сводя тревожного взгляда с Артемиса, и приблизился к столу, чтобы налить в кубок воды. Жрецы осмотрели его, потрогали лоб, измерили пульс и утвердительно кивнули друг другу, подтверждая, что состояние мужчины, наконец, стабилизировалось. Глаза Артемиса открылись как раз в тот момент, когда Дзирт склонился над ним, держа в руках кубок воды. Эльф осторожно поднёс его к губам мужчины и придержал его голову, пока Энтрери утолял жажду. Наконец, осушив кубок до дна, Артемис внимательно оглядел всех вокруг, в конце останавливаясь на Ла Валле, нервно хмурящим брови. – Что произошло? – хрипло вымолвил Артемис, с неуверенностью переводя взгляд на Дзирта. –Ты помнишь, что случилось вчера вечером? – Ла Валль задал ему вопрос довольно громко и чётко, даже излишне официозно, что не могли не заметить как минимум наёмник и тёмный эльф. Артемис попытался напрячься и прогнать туман из головы. Обрывки воспоминаний рисовали странные образы, сбивали с толку, не давали полной картины. Он помнил, как ехал на телеге – вёз в ящике должника паши Пуука. Как ему пришлось делать объезд через соседние варды. А затем – полнейший хаос. Кадран с его безумной усмешкой, истекающий кровью Дзирт, тусклое пламя догорающего факела на полу, ощущение полнейшей безнадёги, отчаяния, страха. Энтрери хмуро посмотрел на эльфа. Тот едва заметно отрицательно покачал головой, намекая, чтобы Артемис держал свой язык за зубами. – Всё очень… запутанно. Не могу вспомнить, – в итоге ответил Артемис. – Где-то около полуночи Челси нашёл тебя у выхода из канализации в тупике рядом с дворцом гильдии. Ты был при смерти и без сознания. Челси позвал меня на помощь, и я отнёс тебя сюда, в лазарет. Мы с Ла Валлем следили за твоим самочувствием, в то время как паша Пуук послал разведать обстановку в тоннеллях… – Довольно! – один из жрецов Тира внезапно прервал Дзирта. – Господин Энтрери нуждается в полнейшем покое. Ваши слова на данный момент могут излишне взволновать пациента и дестабилизировать его состояние. – Разведчики обнаружили в тоннелях мёртвого капитана стражи дворца Басадони – Кадрана Гордеона, – продолжил Дзирт. – Господин До’Урден! Я вас попрошу… – Вероятно, ты преследовал его, – краем глаза Дзирт заметил, что жрец Тира начал энергично делать пассы руками и что-то бурчать себе под нос, – когда понял, что он пытается сбежать после убийства Басадони… Дроу не смог закончить предложение, потому что его горло охватила удушающая боль, от которой он задохнулся и начал отчаянно кашлять. Голосовые связки занемели в ту же секунду, и Дзирт уже не мог произнести ни звука. Эльф гневно взглянул на жреца, но тот лишь пригрозил ему пальцем. – Я предупреждал вас, господин До’Урден. Советую вам покинуть это помещение во избежание дальнейших недоразумений. Мы непременно позаботимся о господине Энтрери, будьте уверены. Дзирт хмуро проводил взглядом жрецов Тира, кивнул Ла Валлю и напоследок улыбнулся краешком губ Энтрери, а затем вышел из зала. Придворный волшебник подошёл к наёмнику почти вплотную, склонился к нему и заговорчески шепнул: – Что было после того, как ты спустился в катакомбы? – Я смутно помню, как проезжал мимо дворца Басадони; помню, как удивился, что там какой-то переполох и вся стража стоит на ушах. А потом эта тень, которая метнулась в сторону заброшенного друдаха. Я последовал за ней и долго гнался… А потом… потом… – Энтрери замешкался. Ла Валль согнулся прямо над кроватью, внимательно слушая наёмника. – Что было потом? – нетерпеливо спросил Ла Валль. Энтрери устало закрыл глаза. Секундой позже в лазарет ворвался паша Пуук. – Слава Богам! Ты жив, Энтрери! – паша бросился к своему любимому наёмнику, не обращая никакого внимания на жрецов и придворного волшебника. – Как ты себя чувствуешь?***
В зале для тренировок собрались все наёмники гильдии, которые были в городе. Паша Пуук вышел в середину и многозначительно кашлянул, привлекая всеобщее внимание: – Этой ночью произошло безжалостное убийство досточтимого паши Басадони, – голос Пуука был спокоен, но тем не менее присутствовала некоторая нотка излишней трагикомичности. Словно он посмеивался над ситуацией, сохраняя при этом озабоченный и встревоженный вид. – Если кто-то из вас что-либо слышал или был свидетелем произошедшего рядом с дворцом Басадони этой ночью – прошу незамедлительно сообщить об этом мне прямо сейчас. – Э-э-э, ну, мы встретили господина Энтрери рядом с дворцом Басадони этой ночью. Он вёз какой-то груз для вас, когда мы увидели его в Торговом варде. Это случилось примерно за полчаса до полуночи. А затем он сорвался и начал кого-то преследовать, поручив нам с братом доставить повозку с ящиком во дворец, – отозвался Уго, выйдя вперёд. Судя по его заплетающемуся языку, он был всё ещё слегка пьян. – Спасибо, Уго, – снисходительно отозвался Пуук, прочёсывая толпу собравшихся внимательны взглядом. – Кто-нибудь ещё слышал что-либо о затевающемся убийстве Басадони? – Охрана дворца поговаривала, что их начальник стражи распускал слухи о дроу, который якобы имел зуб на старика, – неохотно добавила Каллисто. Все присутствующие покосились на Дзирта, прислонившегося к стене около выхода. Эльф открыл было рот что-то сказать, но с его губ не сорвалось ни звука. Он закрыл глаза, раздражённо потирая своё горло. А затем Каллисто добавила: – Но есть один нюанс – Дзирт вчера весь день провёл здесь, в зале для тренировок. И при этом тут было множество свидетелей. Некоторые из толпы одобрительно загудели, подтверждая слова девушки. Пуук сощурился и смерил Дзирта недоверчивым взглядом. Дроу лишь пожал плечами. Паша строго продолжил: – В ближайшее время к нашей гильдии обратятся власти с просьбой содействовать в дальнейшем расследовании этого дела. Все свидетели произошедшего обязаны оставаться в течении месяца в пределах нашего варда. А когда придёт время суда – советую оказать максимальное содействие правосудию.