Про круглых дураков

— Профессор, я бы посоветовала сменить этот фрак на более демократичный. Идеальные дуги бровей мисс Винтер не сдвинулись ни на дюйм, но профессору Палмеру показалось, что его помощница насмешливо задрала их домиком. — Да? Но Нэнни повесила на дверцу шкафа именно этот. — Выставка — не научный симпозиум. Художники, они такие, ммм, раскованные. Когда вы еще наденете новый костюм? Цвет самый модный. Пока мисс Винтер неспешно подбирала ему шейный платок и цилиндр под цвет темно-вишневого фрака, Густав Палмер стоял, как манекен, посреди огромной гардеробной и азартно скакал на своем любимом коньке антропологии и этнографии. — Дикари носят на шее ожерелья из сушеных ушей врагов. — Не вертитесь, узел получается кривой. — Это пыточное устройство пришло к нам из древности, мисс Винтер. Но оно означает и связь времен! Платок, соединенный в кольцо на шее… — Нет никакого кольца. Чем же этот сложный бант похож на уши? — Я же фигурально! Ах, разве женскому уму доступны абстрактные понятия? — Не понимаю, о чем вы, — холодно улыбнулась мисс Винтер. — Вот именно… Слишком туго, Мэгги, милочка! — Терпите. Вы мужчина, в конце концов. Профессор задушено крякнул, покрутил головой. Мисс Винтер удовлетворенно оглядела плоды своих трудов, кивнула. — Экипаж подан, выезжаем. Серебристый Роллс Ройс нетерпеливо порыкивал мотором у парадного крыльца. Седовласый водитель резво выскочил из-за руля, открыл пассажирские двери, поклонился, заправил внутрь соскользнувшее с плеча мисс Винтер боа, тщательно закрыл, для верности подергав ручки, и молча нырнул на свое место. Профессор не без удовольствия полюбовался затуманенными пейзажами родного города. Редко стал выезжать, слишком увлекся бумажной работой. Путь от дома до Музея короток, знаком насквозь и полон дум. — Боже, это новая мода? Что за чудовищные штаны, — профессор несолидно развернулся и приник к окну. — Женщина??? — Готовьтесь, Густав. Вас ждет множество потрясений, — позволила себе вольность мисс Винтер. — Они вообразили себя амазонками? — возмутился господин Палмер. — Профессор, успокойтесь. На приеме будут разнообразные дамы, в том числе и весьма экстравагантные. Мужчины тоже. Творческие люди, что вы хотите! Отнеситесь к этому, как к экспедиции в Центральную Африку. Густав задумался. — Иногда вы выдаете удивительно здравые суждения, мисс Винтер, — великодушно признал он. Пока их авто стояло в длинной очереди, змеёй свернувшейся в круглом дворе перед роскошным крыльцом Галереи современного искусства, профессор опять принялся выдавать остроумные, на его взгляд, сравнения расфранченных парочек, плывущих вверх по широкой лестнице, с племенными собраниями его любимых дикарей. — А почему вы не занимаетесь изучением родных народностей, мистер Палмер? — неожиданно спросила мисс Винтер. — Это такая смертельная скука! — передернул плечами профессор. — Да какие там народности. Помощница промолчала, но в ее взгляде Густаву почудилось желание затянуть его шейный платок окончательно и бесповоротно. — Мэгги? Напомните мне, зачем мы тратим мое драгоценное время на рассматривание дилетантской мазни? — тихо поинтересовался, когда они вошли в распахнутые двери. Огромный холл был залит светом новомодных электрических светильников, невидимый оркестр наигрывал легкомысленные вальсы, сновали черными грачами официанты с шампанским, красивые люди, раскланиваясь при встрече, бродили туда-сюда с видом важным и многозначительным. На картины никто не смотрел. — Затем, что здесь будут спонсоры вашей третьей экспедиции. И кое-кто из давних знакомых. — Надеюсь на вас. Мисс Винтер сделала деликатный шаг, пристроилась за левым плечом работодателя и пошла вслед за ним, расточая сдержанные кивки и улыбки. — Обратите внимание на эту стену. Картины, профессор, картины. — Красиво, — вынужден был признать мистер Палмер. Пейзажи, фотографически похожие на настоящие, вызывали у него неопознанные, но приятно-теплые ощущения в груди. Он, позабыв о важных встречах, стал застывать у каждого полотна. Отхлебнул из бокала, возникшего в руке, подобрел еще больше. Одобрительный и пушистый комок сполз из груди в живот и даже ниже. Густав, глядя на старый особнячок, весь в зеленом плюще, мечтательно прищурился. Вот же и окно приоткрыто! Он столько раз сбегал через него, чтобы увидеться с… Профессор проморгался, допил остатки шампанского, поставил опустевшую посуду в воздух. В пальцах немедленно возникла холодная ножка нового бокала. — Грм. Он снова сделал глоток, чуть поежился. От следующей картины повеяло февральской стужей и потусторонней жутью. Снег был мокрым и тяжело гнул ветви, дорожка вела к теплу очага, к свету из окон, к тому, кто ждал внутри… Густав потряс головой. Дом был совершенно неправильный. Что за нелепое смешение стилей! Не было такого, не было! И быть не могло, потому что драконы подобного типа — явно из дальневосточного фольклора, а дом родом из диких сибирских лесов. Славяне украшают крыши конскими головами, оттого и называют эту верхушку смешным словом … как же… Профессор пощелкал пальцами. Подлетел официант, выхватил у него из руки полупустой бокал, поднос со свежими напитками поднял чуть не к лицу. — Достаточно, милейший, — отшатнулся профессор. — А я возьму. Из-за спины выдвинулась крепкая мужская рука, схватила тонкостенную емкость за ободок. Густав Палмер настороженно развернулся. Он был уверен, что за ним следует его верная тень-Мэгги. Но она имела наглость раствориться в коловращении светской публики. — Здравствуй, Густав, — сказал незнакомец. Был он высок, то есть одного роста с профессором, хорош собой, и лучился добродушным узнаванием. Невообразимый, расшитый цветами сюртук и нездешнего покроя брюки ясно давали понять: богема. — Мы были представлены? — нахмурился профессор. — Густав, Густав, ты стал еще суше. Как я ни старался содрать с тебя доспехи, ничего у меня не вышло, — покачал головой художник. — Что вы себе позволяете? Профессору очень захотелось выставить перед собой щитом бокал с шампанским, крепко стиснуть хрустальную ножку, но свободная рука лишь вцепилась в удушливый галстук. Он дернул идеально-сложный узел, затянул его еще туже и вспомнил. — Малер Джонсон? Ты? О, господи. Ты такой стал… — Дай помогу. Такой джентльмен мог бы и научиться галстуки повязывать, — проворчал художник, ловко распуская тугой узел на шее своего старого товарища. Вожделенное шампанское оказалось в профессорской руке, и он вдруг поднес бокал к губам, зажав своей рукой руку Малера. Глоток, горячая ладонь на ключице, фрак дымится, галстук опадает пеплом, в прищуренных глазах напротив пляшет бесовской огонек. — Профессор, позволено ли мне будет дать ответ Оркфелерам? Положительный? — чопорный голос мисс Винтер разбил вдребезги момент очар… забвения и хрупкий бокал. Палмер шарахнулся от брызнувших осколков. Малер сделал шаг к картине, будто прикрывая ее. — Да-да, — рассеянно отмахнулся профессор от своей помощницы. Не имела значения прислуга, мгновенно прибравшая неловкость за гостями, возможные беседы с выгодными людьми, ослепительный блеск паркета и шумная музыка. Главное было выяснить, как так получилось, что прошли годы, а… — Это же твоё? — профессор подвинулся к стене, прищурился, прочел подпись в уголке картины. — Да. — Откуда вдруг смешение стилей? В изображении? Все остальные полотна правильные, а эта! — Я художник, я так вижу, — засмеялся глазами Малер. — Но зачем? — Тебя что больше тревожит, Густав? Славянская изба с драконом на коньке крыши? Или то, что мы продолжаем старый спор с того места, на котором остановились? Профессор сердито посопел, сложил руки на груди, глянул исподлобья. Малер ухмыльнулся: — Помнишь, ты говорил, что земля круглая и мы обязательно встретимся? — Помню. А ты не верил и говорил, что мы будем вращаться в разных кругах. — Я это тоже написал, идем, — Малер заговорщицки подмигнул в сторону еще не досмотренной экспозиции. — Только не пугайся. — Я в двух экспедициях был. В Африке! Меня мазней придуманной не напугаешь. — Я тебя еще спрошу про африканскую мазню. Мне интересно про маски, правду ли они такие жуткие. — В Музее есть. Вам, художникам, как медом там намазано. Все время сидите, — отчего-то заворчал профессор. Малера он там никогда не видел. Густав остановился, осененный догадкой. Он, получается, высматривал, да и не только в Музее, на перронах и переездах, в красивейших местах мира, где то и дело мозолят глаза фигурки с мольбертами, высматривал этого… этого легкомысленного типа, который ни разу за прошедшие годы не дал о себе знать, исчез, растворился, пропал. В груди неприятно заныло. Со спины кто-то стоял непозволительно близко, грел дыханием затылок. — Вот. Как тебе? — в голосе только нетерпеливое любопытство. Как будто ему все равно, что скажут и подумают о его творениях. Профессор Палмер все же испугался. Сначала за душевное здравие старого друга невеселых школьных лет. Потом за то, как оценят это безобразие присутствующие здесь денежные мешки. На картине было что-то похожее на многоярусный поднос для пирожных. Рот ненадолго наполнился слюной. Малер нарисовал несколько плоских земель, нанизанных на стальную рапиру. Витиеватая гарда клубилась облаками в синей вышине мира. Белые клочки спускались спиралью к каждой из тарелок, и к той, что была покрыта идеальными лужайками, богатыми особняками, прозрачными рощами, и к той, на которой чернели фабрики, красились радужными бензиновыми узорами воды рек, и к той, что курилась воронками и трескалась от разрывов на черное и белое. Между большими, были еще и малые круги. На двоих. На троих. Идеальные по меркам каждого вошедшего. На каждой из круглых земель были прорисованы люди. Густав так пристально рассматривал мелкие фигурки, что ему стало казаться, будто круги вращаются, человечки занимаются своими делами, любятся, ссорятся, выгуливают собак, работают и воюют, живут и умирают. — Земля круглая, — прошептал кто-то в голове. — Это ужасно, — решительно припечатал профессор Палмер. — Антропологические законы гласят, что… — Густав, Густав, мы так и не встретились на самом деле, — вздохнул Малер. — Жаль. — Почему? — растерял свой пыл профессор. — Потому что живем на разных землях. Но если тебе в следующей экспедиции понадобится художник, обращайся. Я бы с удовольствием зарисовал всю вашу экзотику. Густав поискал что-то в глазах собеседника, снова сложил руки на груди. — Фотографическое оборудование надежнее. Я подумаю, конечно, но… — Твои Оркфеллеры ждут, — Малер кивнул на группку богато одетых господ. Он с сожалением посмотрел в удаляющуюся вишневую спину, переглянулся через ползала с мисс Винтер, разочарованно развел руками. Та в ответ приподняла идеальную бровь, повела плечом под боа: я-то сделал что смогла, а вы, эх!