***
Молодой эспер резко подрывается с кровати, судорожно хватая ртом воздух и стараясь отдышаться от накатившей паники, что застала его во сне, не давая парню отдохнуть даже в стенах своей квартиры. Не то, чтобы его ворочания по постели были похожи на сон, скорее лёгкая дремота, в которую мафиози свалился из-за дикой усталости и переутомления. Но даже истощение не помогло ему избавиться от кошмаров, которые в последнее время усилились и посещали юношу три, а то и четыре раза подряд за ночь. Благодаря этому и без того худое лицо парня стало ещё более безжизненное. Он был похож на живой труп из-за облепившей скелет черепа кожи, которая теперь отдавала синевой, а не привычной бледностью. Рюноске осматривается по сторонам, словно выискивая что-то или кого-то взглядом, но не обнаружив ничего, кроме ветхого шкафа и пары деревянных стульев, облегчённо выдыхает. Акутагава на ватных ногах доходит до маленькой кухни, решая не включать свет, и залпом выпивает стакан прохладной воды, надеясь, что та сможет отрезвить его мысли, которые продолжают путаться, не давая мафиози и шанса выбраться из этого состояния. Эспер опирается одной рукой на столешницу, с силой сжимая стеклянный стакан в руке, словно держась за него как за последнюю ниточку реальности, и понимает, что совсем скоро доведёт себя, если не до могилы, то хотя бы до псих. лечебницы. Мори ему этого не простит. — Это твоя вина, — разносится надрывной голос, что отскакивая от тёмных стен, превращает даже шёпот в жуткий крик. Ацуши вновь стоит перед ним в той же проклятой рубашке и смотрит так пристально, будто ожидая чего-то от полуживого юноши. Акутагава вздрагивает всем телом, когда опять видит этот прозрачный силуэт, который теперь преследовал парня ежедневно, всплывая перед ним каждый раз и твёрдо повторяя, что смерть тигра - только его вина. Парень роняет стеклянный стакан, что в один миг показался таким невозможно тяжёлым, и слышит, как он с грохотом разбивается на кучу осколков, которые теперь покоятся у самих ног эспера. Но ему наплевать на этот стакан и наплевать на осколки, даже тогда, когда он ступает по ним босыми ногами, приближаясь к тени силуэта Накаджимы. Всё, лишь бы подойти ближе и хотя бы на мгновение увидеть такие знакомые черты лица вблизи, даже несмотря на то, что призрак перед ним исчезнет через жалкие несколько минут, не дав в полной мере рассмотреть себя. Он как обычно выскользнет из рук мафиози, повторив подобно мантре до боли знакомые слова, и оставит парня на грани безумия, но обязательно вернётся. Призрак всегда возвращается. Акутагава не чувствует, как в стопы впиваются осколки словно лезвия ножа, и не замечает, как каждый его шаг сопровождается всё большей лужей крови на полу. Его крови. Только это настолько ничтожно по сравнению со стоящим перед ним мальчишкой, который будто испытывает бывшего напарника, следя безэмоциональным взглядом за его действиями, но ближе всё равно не подпускает, готовый в любой момент раствориться, если эспер подойдёт слишком близко. — После всего, что я потерял из-за тебя, — горько изрекает тигр, пока его лицо застилают кровавые подтёки, они появляются каждый раз, когда он собирается раствориться, — неужели ты это не осознал? И призрачное тело Ацуши распадается на части, как и ранее выскользнувший стакан из рук Акутагавы, который замирает и неподвижно смотрит в одну точку, где до этого с ним говорил прозрачный силуэт мальчишки. Боль в ногах отзывается где-то поверхностно, а подрагивающие ладони сжимаются в кулак. Тигра больше нет, он будет преследовать его во снах и наяву, пока окончательно не сведёт Рюноске с ума. А до этого парню остаётся безрезультатно пытаться поймать его ускользающее тело из раза в раз, тяжело переживая каждое исчезновение призрака.***
— Акутагава! — Строго окликает подчинённого Накахара, отбрасывая вражеского агента в сторону, который чуть не вонзил острый клинок в грудь Рюноске. Они совсем недавно прибыли на базу бандитской шайки, что слишком грубо перешла дорогу Портовой Мафии, и оттого подлежала уничтожению. Изначально Мори хотел отправить одного Акутагаву, ведь силы эспера вполне хватило бы на то, чтобы устроить кровавую резню и вернуться в Порт незамеченным. Только вот состояние юноши беспокоило Босса с каждым днём всё сильнее, он, конечно, не имел привычки лезть в душу к своим подчинённым, но дошедшая до него новость о смерти тигра из вооружённого агентства, помогла ему собрать целый пазл происходящей картины в голове, и потому, было решено представить Накахару в пару к Рюноске, дабы тот проследил за этим нерадивым пацаном. Чуя, находясь на миссии с Акутагавой, заметил его пошатнувшееся состояние ещё в машине, на которой они приближались к вражеской базе. Ещё тогда, кинув на юношу оценивающий взгляд, Накахара понял, почему именно его поставили приглядывать за парнем. Чуя делал хорошо несколько вещей: во-первых, выбирал самые изысканные и восхищающие вкусом вина, подробно изучая состав каждого напитка, что его выбор терпкого алкоголя признавал даже Босс, а Озаки часто звала на дружеские беседы, где восхищённо отзывалась о выбранном Накахарой пойлом. Во-вторых, отлично выводил равнодушного Дазая на словесную дуэль, которая всегда заканчивалась сломанным носом у одного и синяком под глазом у второго, а после обязательно повторял в который раз, как же сильно он ненавидит эту ублюдскую скумбрию. и Осаму ненавидел его в ответ. Потому Мори был уверен, что единственным рычагом давления на своего бывшего преемника являлся именно Накахара, и этот рычаг был в его руках. И если Огаю действительно потребуется возвращение сбежавшего пса обратно в Портовую Мафию, он использует эту слабость Дазая, и тому, увы, придётся вернуться. Только пока что Мори его возвращение не требовалось, и он позволял Осаму делать вид, будто у того есть свобода выбора. Бывших мафиози не бывает, бывают только мёртвые бывшие мафиози. И в-третьих, Чуя прекрасно наставлял своих подчинённых, доверенных ему на длительное или короткое время. Его методы, конечно, были не настолько жестоки, как методы Дазая, когда тот ещё был в рядах мафии, но тоже имели определённое воздействие. А сейчас, когда Накахара видит, что Акутагава пускает своего расёмона куда попало, не попадая по врагам, а сам смотрит в пол, гипнотизируя свои ботинки взглядом, мужчина взрывается. Он не позволит отлынивать от работы даже одному из лучших эсперов Порта, который теперь мало походил на это звание, ведь любой вид крови, будь она его или чужая, заставлял эспера отшатнуться назад, а яркие вспышки воспоминаний, связанные с этим алым цветом, гулко мелькали перед глазами. — Да ты соберёшься сегодня или нет?! — Прикрикнул Накахара, схватив Акутагаву за воротник, грубо встряхивая парня и слегка приподнимая того над землёй. Рюноске лишь молчит, а голос временного напарника эхом разносится в голове, что он едва улавливает смысл этих слов. Чуя возмущённо кричит на безвольную тушу подопечного, сыплет несколькими ругательствами, обещая размазать лицо Агутагавы по асфальту, если тот не соберётся и не направит все силы на бой. Парень кивает по инерции, будто бы внимательно слушал лестные наставления, но даже когда его наконец отпускают, сосредоточиться получается разве что на луже крови около его ботинка. Он ненавидит этот цвет. Он не хочет его больше видеть. Тело вновь не слушается и отступает назад, скрючившись от железного запаха крови, который раньше был таким привычным и даже родным, а сейчас вызывал лишь сильные рвотные позывы. Он отходит и чувствует спиной чужое присутствие. Его присутствие. Холодок бежит по спине эспера, а сам он инстинктивно ощущает взгляд раскалённого золота, обрамлённый фиолетовым градиентом. Юноша оборачивается всего на секунду, но этой секунды хватает, чтобы ноги вросли в землю, а глаза испуганно расширились, наблюдая перед собой знакомый призрачный силуэт. — Что случилось с лучшим оружием Портовой Мафии? — Шепчет Ацуши, которого совершенно не видит Чуя, пытавшийся докричаться до непутёвого эспера, что близок к тому, чтобы провалить их совместную миссию. — Акутагава! — Вновь громко зовёт голос командира, но окрик приглушается собственным разумом и эспер совсем теряет связь с реальностью, отдаваясь моменту, когда тигр привычно сверлит его взглядом. Рюноске хочет что-то сказать, хочет поддаться вперёд и ощутить в своих руках чужую плоть, почувствовать её тепло, может даже обжечься, если потребуется, но вместо этого Накаджима отстраняется, натягивая на лицо всю ту же фальшивую усмешку. — Твоя вина, — слова впиваются в самое сердце, а прекрасное лицо мальчишки как обычно окрашивается в красный цвет, пока пустота не забирает его с собой. Акутагава теряется, хочет выпустить расёмона, схватить им хотя бы призрачный силуэт Ацуши, прижать его к себе и не отпускать, хочет полностью окутать его собой, огородить, стать одним целым, пустить по венам, задохнуться в нём. Он устал. Он так чертовски устал видеть призрак тигра из раза в раз, не имея возможности дотронуться. Но теперь вместо желанного тепла кожи под пальцами, он чувствует вражеский клинок, проходящий сквозь плащ под самыми рёбрами, а в сознание ударяет резкая боль. Скорее всего клинок был пропитан каким-то ядом, ведь эспер не успевает даже вскрикнуть от удара, как внезапно падает на холодный пол, впитавший в себя кровь, пыль и оставшийся след призрачного Ацуши. Теперь же бордовый цвет окутывает и его самого, но Рюноске уже всё равно, потому что тяжёлые веки закрываются, а тело перестаёт подавать малейшие признаки жизни. Он так глупо подставился под удар, Дазай бы над ним точно посмеялся. Чуя неподалёку остервенело рычит и расшвыривает оставшихся агентов в сторону с помощью смутной печали, не оставляя в живых ни единой души, а после молниеносно подбегает к потерявшему сознание подопечному, проверяя чужой пульс. Живой. Пока что. Накахара не прекращает ругаться вслух, пока пытается перевязать глубокую рану оторванным тряпьём от рубашки Акутагавы, а затем вызывает подмогу из штаба, сообщая о ранении юного эспера. В темноте Рюноске не чувствует ничего, она обволакивает его с головой, помогая хотя бы на время забыть о парне в белых лоскутах и болезненном кровавом цвете.***
Мори выходит из палаты, где сейчас находился раненый Акутагава, и устало потирает переносицу, замечая облокотившегося на бетонную стену Чую, что стоит тут ещё с того момента, как Рюноске доставили на каталке. Командир командиром, но за своих людей Накахара переживал всегда, пусть и не показывал это открыто. Мужчина поворачивается в строну босса, зло сверкая глазами, готовый прямо сейчас разнести несколько зданий в одиночку от нахлынувшей ярости по отношению к кое-как выполненной миссии и к не прислушивавшегося к его указаниям Акутагаве, что теперь находился на грани смерти, а ещё к самому себе за то, что не уберёг подчинённого от удара. — Это уже не единичный случай, когда он осознанно подставляется под удары, — хрипит мафиози, поправляя излюбленную шляпу на волосах, пристально изучая спокойное лицо Огая, — не хватало мне ещё одного суицидника в напарники, я так скоро чокнусь. — Слышал про тигра из детективного агентства? — Непринуждённо спрашивает Босс, резко сменив тему разговора, — он погиб на задании две недели назад. — И какое это имеет отношение к Акутагаве? — Ещё больше закипает Накахара, чувствуя, как его одного водят за нос и он один не понимает, что всё же происходит с молодым эспером. — Они столкнулись в тот день, оказалось, что у них была одна цель, только тигру нужно было раздобыть информацию о том, на кого работал тот эспер, а задача Акутагавы состояла в его уничтожении — пожимает плечами мужчина в медицинском халате, — довольно неплохой получился расклад, если бы тот паренёк не погиб. — Вы ведь знали о том, что эти двое столкнуться? — Интересуется Чуя, подмечая расслабленное состояние босса. — Конечно знал, агентство любит вмешиваться в планы мафии, — ухмыляется Мори, припоминая старого знакомого, — но я отправил именно Акутагаву на это задание, чтобы убедиться кое в чём. — И в чём же? — Задаёт встречный вопрос мафиози, понимая, что Босс всё спланировал с самого начала, но не уверен, подразумевал ли Мори смерть тигра в своём плане или же это вышло случайно. — Видишь ли, Чуя, — прищуривая глаза, медленно тянет глава организации, — у каждого есть своя личная слабость, это может быть какая-то ценная вещь или информация, иногда даже человек, как Боссу Мафии мне следовало бы знать о слабостях своих подчинённых, имея достаточно сведений они помогают в управлении людьми, преданность преданностью, но иметь туз в рукаве куда спокойнее, не находишь? — Значит вы решили, что тигр из детективного агентства является слабым местом Акутагавы? — Фыркает Накахара, слабо улавливая, что до него хочет донести Босс. — Мне нужно было окончательно убедиться в этом путём той миссии, — согласно кивает Огай, — но кто же знал, что слабостью тигра так же является Акутагава, и что он кинется защищать его шкуру даже путём собственной смерти, если бы я изначально был осведомлён об этом, думаю, мальчишка остался бы в живых, либо отделался ранением. — Значит его смерть не входила в ваш план, — хмыкает мафиози, отстраняясь от стены. — Да, не входила, слишком поздно я узнал об этом, а ведь какая жалость, может быть, получилось бы перетащить такого сильного эспера на сторону Порта, — соглашается Мори, раздосадованно вздыхая, — вот почему так важно знать о слабых местах, чтобы предотвратить такие ситуации, в которой сейчас находится Акутагава. — Но разве потеряв своё слабое место, эспер не должен стать сильнее? — Произносит Чуя, кидая обеспокоенный взгляд в сторону палаты подчинённого. — Ох, Чуя, — посмеивается глава мафии, подмечая, что его подопечный так и не научился распознавать тонкости человеческих чувств, если ему о них не сообщали напрямую, а потому, наклонившись к Накахаре, выделяет особым тоном последнее предложение, — что бы делал ты, если бы Дазай умер у тебя на руках? Эспер застывает на месте, больше не проронив ни слова, а некогда бушевавшая ярость уступает место тяжёлым размышлениям. Мори удаляется в свой кабинет, оставляя Чую наедине с собой, который отмирает только тогда, когда телефон неприятно вибрирует в кармане брюк, заставляя хозяина ответить на входящий звонок. На экране высвечивается ненавистное до скрежета зубов имя и, поборов в себе желание разбить телефон, Накахара подносит устройство к уху, откуда доносится до безобразия приторное приветствие. Вспомнишь чмо вот и оно. Или как там говорится.***
— Рюноске, — мягко зовёт чей-то голос, обволакивая со всех сторон, и перекрывает, едва ощутимым теплом, мрак, в который провалился Акутагава. Парень разлепляет уставшие глаза только ради того, чтобы взглядом найти обладателя того самого, приятного слуху, голоса. Оглянувшись по сторонам, Акутагава понимает, что всё так же продолжает находиться глубоко во тьме, рвущейся поглотить всё вокруг и заполнить собой пространство, опустив парня на самое дно из которого ему не выбраться. Но сейчас к нему тянется один одинокий лучик света, что разрывает всепоглощающую тьму, а в его сиянии Рюноске узнаёт того, кого видел каждый день с холодным взглядом и испачканным в крови лицом, навязывающим ему чувство вины. Этот Ацуши сильно отличался от того, который преследовал Акутагаву в реальности. Этот тигр был одет в свою повседневную одежду, которую не менял со времён вступления в агентство, и не был облачён в тот яркий, отвратительно белый костюм. А ещё у этого Ацуши был тёплый взгляд, таким взглядом смотрели на любимые цветы, раскрывшие свои бутоны, читали особо ценную книгу, поразившую душу, а ещё таким взглядом смотрели на любимых сердцу людей. И Рюноске еле сдерживается, чтобы не впасть в истерический припадок, потому что Накаджима не мог смотреть на него таким взглядом. На кого угодно, но только не на него. Тигр протягивает ладонь к щеке парня и нежно касается её, проводя подушечкой большого пальца по впалым щекам эспера. Этот Ацуши тянется к нему сам, не ускользает от рук Акутагавы, не твердит одно и то же, только улыбается нежно и осторожно поглаживает. Парень не может отвести от него взгляд, потому что не верит в происходящее, жадно рассматривая такого обычного Накаджиму, но и в то же время такого странного, сильно отличающегося от призрака из реальности. Но даже это мнимое касание не помогает парню придти в себя, ведь он знает, что сейчас валяется где-то в одной из палат больниц мафии, сильно раненый от рук вражеского агента, а болезненно любимый тигр погребён под тяжестью холодной земли, как бы Акутагава не пытался обмануть самого себя. — Это моя вина, — сухо произносит парень, не убирая родную ладонь со своей щеки, которая уже никогда не коснётся его при жизни. — Нет, не твоя, — легко отвечает мальчишка, мотая головой, — я бы никогда не стал винить тебя в своей смерти, я отдал свою жизнь не для того, чтобы ты губил себя чувством вины. — Но тот призрак... — растерянно выдыхает Акутагава, с дрожью в теле вспоминая кукольные глаза, что смотрели на него каждый день, загоняя парня в отчаяние. — Это твой собственный страх, — поясняет тигр, грустно окидывая взглядом истощённое тело эспера, — он поселился в тебе и изводил до ненормального состояния, а ты верил, что всё сказанное им абсолютная правда. — А сейчас тогда что? — Измученно спрашивает Рюноске, ощущая, как сознание кидает его из крайности в крайность, играясь образом Ацуши в его голове, — тоже какой-нибудь призрак разума? — Вовсе нет, — посмеивается Накаджима, приближаясь ближе к юноше, заглядывая в саму пропасть его серых глаз, давая понять, что сейчас перед ним настоящий Ацуши, — Будь я ненастоящим, я бы не смог так спокойно касаться тебя и отвечать на вопросы. — Тигр, — на одном выдохе кидает Акутагава, окольцовывая талию мальчишки дрожащими руками и прижимает его к себе, желая раствориться сейчас в этом моменте и никогда больше не помнить того, что он пережил после потери этого яркого лучика света. — Скажи мне, что любишь меня больше, чем постоянно ненавидишь, — мелодично произносит Ацуши, склонив голову на бок и ожидая ответа. Акутагава вспоминает, как люто ненавидел этого никчёмного тигра, что когда-то возник у него на пути. Он считал, что тот не достоин жить, раз цеплялся только за своё прошлое, утопая в страхах и не желании принимать реальность. Этот надоедливый пацан только и делал, что жалел самого себя, не замечая признание других, и пытался доказать самому себе, что достоин права на жизнь, будто кто-то поставит ему печать на допуск к существованию. Глупый, неуклюжий, отвратительный, нахальный, бесполезный. Рюноске был готов придушить его собственными руками, размазать по стене, пронзить расёмоном и утопить где-нибудь в океане, надеясь, что сможет заслужить этим признание Дазая. И это действительно было его единственной целью до одного переломного момента. Постепенно он стал замечать в парнишке те же самые черты, что были присущи и ему самому. Он начал его понимать. Они оба цеплялись за своё прошлое, оба утопали в страхах и не желании принимать реальность, оба жалели себя, не замечая признание других, и пытались доказать, что достойны права на жизнь. В тот момент раздражение переросло в некую лояльность, а желание придушить нового ученика Дазая постепенно стихало. На место ненависти пришло доверие, а на место стремления убить - заинтересованность. Он начал предугадывать действия Ацуши, научился расшифровывать язык тела, выучил наизусть его привычки и слова, постепенно становясь опорой не только в бою, но и в жизни. Они продолжали играть роли врагов, надеясь, что хотя бы таким способом смогут быть ещё ближе друг к другу. Их чёрное и белое смешались в одно единое, когда они стали временными напарниками, но уже смешанные один раз краски невозможно разъединить после. Они навеки будут являться продолжениями друг друга. Ацуши оставил своё белое пятно в сердце Акутагавы, в то время как Рюноске запятнал душу тигра своим чёрным. — Всё, что мне когда-либо было нужно - это ты, — изрекает из себя Акутагава, осторожно касаясь чужих губ своими и сливается с мальчишкой в невинном поцелуе, вкладывая в него всё то, что так давно хотел сказать при жизни, но позорно опоздал, не успел и потерял. Великолепный, очаровательный, родной, удивительный, любимый. Их руки переплетаются, образуя крепкий замок из пальцев, давая понять, что теперь они не отпустят друг друга никогда, чего бы им это не стоило. Рюноске ощущает бархатные губы Ацуши на своих собственных и готов задохнуться от эмоций, что нахлынули на него подобно разрушительному смерчу. Этого невинного прикосновения хватает для того, чтобы Акутагава отказался вернуться обратно, где его ждёт разочарованный в нём Мори, промозглая старая квартира и одиночество вперемешку с шизофренией. — Я никогда не попаду в рай, потому что не знаю как, — хрипит эспер, отстраняясь, но не разрывая зрительного контакта с Накаджимой. — Я проведу тебя за собой, — в тон ему отвечает тигр, а его лицо больше не покрывается тошнотворной кровью, тело не грозит раствориться в пустоте, а в глазах вместо холодного презрения читается трепетное обожание. И Акутагава поддаётся, уходя в саму темноту, следует за спиной Ацуши, не волнуясь о том, куда именно он его ведёт, ведь пока он рядом с ним - всё остальное не имеет значение. А в конце такой чернеющей мглы он видит ослепительный свет, что так схож сейчас с улыбкой тигра, и эспер, продолжая следовать за ним, ни о чём не жалеет, когда их обоих озаряет яркая белизна и скрывает в своём отражении. Ведь тьма и свет всегда были едины, так было с начала сотворения мира и продолжится даже после смерти всего живого. Они будут неразрывны друг с другом вечность, являясь олицетворением той самой противоположности.***
Дазай аккуратно приоткрывает дверь палаты, осматривая своего некогда преданного ученика, что сейчас мёртвым грузом неподвижно лежал на кушетке, а прибор, стоящий неподалёку, оповещал об остановке сердца пациента. Детектив проходит ближе к уже бездыханному телу и выключает прибор, безэмоционально оглядывая юношу, что покрыт сотнями тысяч ранений. Он знал, что так будет. Ещё с самого начала, увидев Акутагаву с Ацуши на руках, он понимал, к чему это в конечном итоге приведёт. Он не злился на Мори, что тот отправил молодого эспера, точно уверенный в столкновении его с работником агентства, как и не злился на Куникиду, которому пришлось отступиться от правил и отпустить на поручение одного Ацуши за неимением других сотрудников в офисе. Дазай был не в праве вмешиваться в состояние Рюноске, предвкушая такой печальный конец, потому что никакие слова не вытащили бы Акутагаву с того дна, на которое тот опустился, потеряв вторую половину самого себя в лице Ацуши. Он бы сам пустил себе пулю в висок, если бы с его рыжеволосой сукой что-то случилось. — И всё закончилось именно так, как ты говорил, — раздаётся еле слышно около двери и детектив усмехается, понимая, кто сейчас находится за его спиной. Шаги громко разносятся по всей ужасающе тихой палате, пока рядом с детективом не оказывается мафиози, что поджимая губы в одну линию, замечает состояние уже бывшего подопечного. Накахара так долго думал над словами Мори о слабых местах и невольно пришёл к выводу, что стоит кому-то упомянуть одно единственное имя - Чуя ринется хоть в адский котёл, лишь бы этому человеку ничего не угрожало. Он осознал собственную слабость, которую так тщательно старался игнорировать. И эта самая слабость сейчас сидит перед ним, повёрнутая лицом к телу Акутагавы, и протяжно вздыхает. Дазай наконец понимает, что всё изначально затеянное ради Сакуноске медленно рушится на его глазах. Осаму бежал из Порта в надежде исполнить последнюю волю друга, хотя истина, которую так долго искал мужчина, всё это время была у него под носом. Он не стал хорошим человеком, не отмыл руки, что были по локоть в крови, и не изменил собственных взглядов, оставаясь тем же человеком, каким был до вступления в агенство. И похоже именно поэтому Огай позволил ему уйти. Его возвращение было неизбежным. Осаму слабо качает головой, а после обвивает руки вокруг талии Накахары, прижимая его к себе, и утыкается носом в ткань чужой рубашки, вдыхая сладковатый запах вина с нотками чего-то жжёного. Чуя всегда пах странно, потому что правая рука Босса Портовой Мафии не может пахнуть цветами или фруктами, на нём давно уже отпечатался запах чужой крови, пепла и копоти, только запах вина был слегка сильнее всего остального. Но Осаму нравилось, так сильно нравилось, как пах Накахара, что этот запах даже снился ему ночами, стоило тому покинуть мафию четыре года назад. Чуя рядом молчит, позволяя Дазаю эту вольность, пока сам зарывается пальцами в волнистые волосы, успокаивающе поглаживая того по голове. Он всё ещё ненавидет его за то, что сбежал, позорно поджав псиный хвост, даже не поделившись причиной ухода, ненавидет за то, что примкнул к странному вооружённому агентству, превратившись в их подстилку, и ненавидет за то, что даже спустя четыре года Чуя по-прежнему зависим от него. Он мог пробить Осаму череп, размазать способностью в лепёшку, да даже выдавить его надменные глаза большими пальцами, но вместо этого только гладит напряжённые плечи детектива, прекрасно зная, насколько тяжело тот переносит смерть после гибели Оды. И побрал бы чёрт этого Одасаку, что ошибался с самого начала. А ещё Накахара не может отрицать, что самому сейчас слишком тяжело на душе, ведь всё же они оба потеряли своих подопечных, которые успели затронуть их сердца, а расставаться с ними оказалось труднее, чем они себе представляли. — Двойной суицид звучит романтично, — притворно посмеивается Дазай, подмечая, что эти двое взаправду ушли в одно время друг за другом, — ты бы осмелился со мной на такое, Чуя? — Заткнись, — раздражённо кидает мафиози, чудом сдержавшийся, чтобы не влепить суициднику подзатыльник. Но он умалчивает о том, что уже давно обрёк самого себя на смерть с одним единственным членом детективного агентства, чьи бинты уже превратились во вторую кожу, а кривая ухмылка вызывала острое желание разбить ему лицо. Или глубоко поцеловать. Мафиози не уверен. И возможно, Чуя действительно понял Акутагаву, что наконец освободился от терзающих мук, уйдя следом за Накаджимой, который точно сможет позаботиться о нём. — Кстати, Чуя, я возвращаюсь в Портовую Мафию..
.
.