Кто твой папочка?

Баки был смешливым. Он медленно оживал, становился более мягким и более улыбчивым, словно разом сбросил те семьдесят лет плена. — Нет, Брок, плохо ко мне относились только в американской Гидре, сколько раз повторять? — очередной раз вздыхает Барнс, прижимаясь тёплым боком к мужчине и подставляя голову под мягкие поглаживания, — В Украине было хорошо. І мова гарна.* Я бы снова хотел съездить туда. Броку, знающему английский, русский, итальянский, французский, немецкий и разговорный китайский, пришлось углублённо учить украинский, потому что, когда Солдата клинило, он воспринимал только этот язык, бесясь от любого другого. Именно из-за своих лингвистических способностей Рамлоу и стал самым эффективным и ценным куратором, потому что остальные учили только отдельные фразы для управления Зимним, а тому, как оказалось, необходимо потрещать некоторое время абсолютно на неожиданные темы. Однажды тот битый час доказывал, почему борщ именно украинское блюдо. А однажды рассказал о двух украинских солдатах, которые, во время ночного дежурства, просили Солдата подменить их и сбегали в лес примерно на час, возвращаясь очень уж довольными, слегка взъерошенными и расслабленными. Да, у них были разные разговоры. Всегда на украинском. А ещё он очень любил этот язык в постели, часто выкрикивая во время секса что-то на подобии «Боже мій», «Ще трохи, Брок!»,** «Повільніше, глибше, сильніше!», *** «Я хочу бачити твоє обличчя».**** Это было чертовски горячо и красиво. — Брооок, — стонет Баки, закидывая длинные ноги ему на плечи и млея от ласкающего мягкую, растянутую дырочку входа языка, с трудом удерживась от того, чтобы не кинуться вперёд, укладывая любовника на лопатки и насаживаясь задницей на крепко стоящий член, — Зроби щось, або я зроблю все сам! ***** — Какой ты ненасытный, — рокочет Брок, ведёт языком влажную дорожку по внутренней стороне бедра, слегка дует, и Барнс мелко дрожит, тихо стонет, предупреждающе сжимает бёдрами чужую голову и расслабленно выдыхает, когда мужчина подтягивается на руках, по пути оставляя поцелуи и засосы на светлой коже бывшего Зимнего Солдата. — Кто твой папочка? — мурлычет Рамлоу, толкаясь головкой в растянутой колечко мышц, безбожно дразнят жаждущего большего Баки. — Батько наш Бандера, Україна, ма... Боже мій! — у него не выходит подурачиться, потому что Брок тут же толкается по-настоящему, вторгаясь внутрь, и слова утопают в протяжном стоне. Член входит до-одури правильно, хорошо, идеально. Растягивает нежные стенки, проезжает по простате, заставляя тихо скулить и подаваться бёдрами навстречу, метаться по постели, подставляя шею под нежные поцелуи, пока тело не содрогается в оргазме. Как же хорошо... — Ты его, небось, застал, — фыркает Брок прямо во влажный от пота висок. Он до сих пор на нём. В нём. Идеально. — Хороший был мужчина, — отвечает Барнс, на пробу сжимаясь на и не думавшем падать члене Рамлоу, вызывая тем самым тихий стон и лёгкий укус в области шеи. У них есть целая ночь.