Свой выбор (1 и 2 части)

      Рывок.       Люциус будто вынырнул из глубины, из черных вод, с самого дна, спасаясь от удушливых объятий мрака и ила.       Скорее!       Надо открыть глаза и глубоко беззвучно вдохнуть полной грудью, хватая воздух так, будто от этого первого глотка зависит жизнь.       Нарцисса бывала дома от силы несколько дней подряд, но лорд привык просыпаться тихо даже без нее рядом. Обычно он поворачивал голову, с болью смотрел на соседнюю подушку без следа вмятины, и делал второй глубокий вдох. После этого сиятельный лорд Малфой поднимался и тяжело, как столетний старик, плелся в ванную, где запихивал себя под неимоверно горячий душ. Струи хлестали как плети по голове, плечам, спине до тех пор, пока кожа не начинала болеть. Паром заволакивало забранную золотистой плиткой комнату до самого потолка, где плавно кружились и сияли небольшие, с кулак ребенка, шарики-светильники. Люциус прекращал экзекуцию лишь тогда, когда очень горячая вода уносила с собой его черные сны.       И тогда можно было выйти, взглянуть, наконец, на себя в зеркало и не ненавидеть себя за липкий страх и отвращение, которыми были полны видения. Тогда получалось поднять ментальные щиты, чтобы никто и никогда не видел его, лорда Малфоя, слабости. После этого можно было облачиться в подготовленный эльфами костюм и выйти к завтраку тем самым мужчиной, которого одни ненавидели, другие - восхищались, третьи мечтали упечь в Азкабан. И Люциус выходил, и с высоко поднятой головой пил свой утренний кофе, и просматривал документы, и слушал тишину малой столовой Малфой-мэнора до тех пор, пока серая дымка за окнами не рассеивалась совсем чуть-чуть. Один, продолжая держать осанку и без свидетелей. После этого можно было отправляться в Министерство или куда угодно еще. И совершить пару сделок или выпытать полезные сведения для бизнеса еще до того, как совы разнесут свежий «Пророк».       Этим утром ежедневный ритуал поначалу ничем не отличался. Люциус вздохнул, повернул голову и на миг замер, увидев светлые пряди на соседней подушке. Приподнялся на локте, задумчиво всмотрелся в лицо спящей Нарциссе… и вспомнил.       С того невероятного утра, когда Драко с широкой улыбкой распаковывал подарки, а они трое — сам Люциус, Нарцисса и Северус — наблюдали это представление, прошло будто не несколько дней, а полжизни. Но только сегодня волшебник, глядя на мягкое сияние матовой кожи супруги без следа усталости, осознал, что что-то совершенно точно изменилось. Нарси все еще казалась немного бледной, но сейчас она все же больше походила на себя прежнюю. Даже больше. Сейчас Нарцисса выглядела как та женщина, с которой Люциус, глядя в глаза, заключал нерасторжимый магический брак много лет назад. И, самое главное, леди Малфой оставалась дома, не спеша умчаться за пролив.       Подперев голову кулаком, Люциус пристально рассматривал ту, что делила с ним жизнь все эти годы, и не мог не любоваться. Тяжелые сны все еще были рядом, оставались на коже холодной испариной, таились, волшебник знал, в глазах, но Люциус продолжал лежать и смотреть на самую прекрасную женщину в мире.       Почувствовав его взгляд, Нарси завозилась, привычным жестом потерлась щекой о наволочку и открыла чуть мутные после сна глаза. Растрепанная, расслабленная, теплая после сна. Родная. Заметив внимание мужа, волшебница улыбнулась мягко и счастливо. И у Люциуса защемило сердце от нахлынувшей нежности.       — Уже проснулся? — спросила Нарцисса и потянулась, как кошка.       — Да.       Нарцисса лишь фыркнула и перетекла под одеялом в другую позу, собираясь, видимо, доспать. Люциус наблюдал за ней, прекрасно зная, что супруга такая мягкая и добродушная лишь до тех пор, пока ею владеют остатки дремы. Но стоит кому-нибудь попытаться оторвать Нарциссу от подушки раньше времени, не поздоровится ни мужу, ни сыну, которого леди Малфой любила с удивительной для аристократки трепетностью, ни эльфам. Порой волшебник приходил к выводу, что в гневе его супруга и свою сестрицу Беллу способна раскатать в коврик у кровати. От этого вывода лорда Малфоя передергивало, но он не мог не признать, что не желает застать времена, когда волшебница растеряет эту сталь, спрятанную до времени в мягких складках шелка и кружев.       Ужасно хотелось подтянуть под одеялом теплое расслабленное тело, уткнуться в затылок, вдыхая тонкий аромат волос, гладить шелковистую кожу до тех пор, пока Нарцисса или оттолкнет его руки, или развернется, с беззвучным вопросом заглядывая в глаза, но Люциус поборол неуместное желание, поднялся и направился в ванную.       Стоя под обжигающими струями, волшебник вспомнил все то, что привело его в этот день, в этот момент времени. Было много того, о чем он сожалел. Ошибки прошлого и по сию пору не отпускали его, постоянно напоминали о себе. На этом фоне истинно правильных решений вспоминалось прискорбно мало.       С Нарциссой Люциуса обручили сразу после его тринадцатого дня рождения. Инициатором выступил Абраксас Малфой, до этого целых три года тщательно перебиравший всех юных девиц магического сообщества. Лорд Малфой даже полукровок оценил и взвесил на весах своих ожиданий, чем немало удивил всех и вызвал недовольство Темного Лорда. Люциус затею воспринимал в штыки, ему не хотелось ни помолвки, ни навязанного брака. Тем более, когда в качестве невесты была названа одна из сестриц Блэк. Они его, признаться, немного пугали.       О сестрицах Блэк ходили самые настоящие легенды едва ли не с рождения. Еще бы, мало того, что они носили такую известную фамилию, так еще и оказались одарены самой Матерью Магией так, что у многих семей просыпалась невольная зависть. У Беллы был врожденный дар к боевой магии, у Меды — дар кровной магии, а Нарси обладала огромным магическим потенциалом. Это и для большого клана много, а тут не просто у одного поколения, а у родных сестер. И это притом, что в старшей ветви из двух отпрысков лишь один обладал хорошим потенциалом.       Не удивительно, что среди чистокровных ходили разговоры о том, что в будущем, если сестры Блэк не растеряют дары Магии, их семья может стать не просто одной из сильнейших, но и занять место председательствующего рода в Палате Лордов. Кого-то это пугало, а кто-то ждал перемен с большим воодушевлением. Наследнику Блэков тогда прочили невероятное будущее с поддержкой матери, кузин и тех семей, в которые кузины войдут. И даже Поттеров в то время называли удачным приобретением в качестве союзников. Не удивительно и то, что Блэки весьма тщательно выбирали своим девочкам мужей. Лестрейнджи казались вполне логичным выбором. Как и Малфои. Союз всех этих родов мог выйти невероятно сильным.       Но Люциус Малфой в свои тринадцать лет не только весьма мало понимал в политике, но и не желал делать то, что ему не нравилось. А изображать хотя бы видимое уважение к девочке, которую ему навязали, не хотелось совершенно. В Хогвартсе Люциус свою невесту игнорировал. Все называли Нарциссу первой красавицей их поколения, а Люциус видел невнятную и очень тихую девочку с темными волосами, мало чем отличимую от своих более ярких и энергичных сестер. Все называли ее сильнейшей ведьмой, а он видел самую обычную волшебницу, которая допускала грамматические ошибки в эссе по трансфигурации (Люц как-то специально заглянул ей через плечо вечером в гостиной Слизерина). И в итоге наследник Малфой не сильно расстроился, когда после выходки Андромеды его отец задумался о разрыве помолвки. Люциус не унизил Нарциссу даже намеком на презрение за тот скандал, в который семья Блэк втянула и Малфоев, конечно, но и приободрить возможную бывшую невесту не пытался. Он просто наблюдал со стороны.       Тогда в историю вмешался Тот-Кого-Нельзя-Называть. Темный Лорд очень уважал Ориона Блэка, но его в тот момент интересовала поддержка леди Блэк. И милорд не преминул надавить на Лестрейнджей, чтобы замять скандал, и поговорил с Абраксасом, понукая того сменить гнев на милость. В итоге все обошлось малой кровью, Андромеду изгнали из рода, а Беллатрису и Нарциссу выходка средней сестры не задела. Вот только Вальбурга Блэк, хоть и признавала силу Темного Лорда, но никогда сама не снисходила до открытой симпатии. Со стороны казалось, что в клане все решают Арктурус и Орион… Кажется, даже сыновья Ориона так думали. Но на деле последнее слово всегда было за леди Блэк, истинной главой семьи.       Волшебница проигнорировала и вмешательство Того-Кого-Нельзя-Называть, и толки среди чистокровных. Она была и до последнего оставалась настоящей аристократкой, истинной королевой мира магии, которая не снисходит до мелких сошек, но милостиво принимает подношения к своему трону.       Как же лютовал Темный Лорд, когда понял это! И отомстил, перетянув на свою сторону мягкого мальчика Регулуса. И Вальбурге пришлось сделать вид, что она довольна произошедшим, хотя много позже Нарцисса, вспоминая события 1978-1979 годов, рассказывала, что ее тетка с презрением охарактеризовала это так: «Принц прислуживает нищему!»       Так или иначе, но помолвка Люциуса и Нарциссы оставалась в силе к моменту окончания Малфоем Хогвартса. Потом он уехал на континент, желая получить хорошее образование. Но уже через год отец по велению Темного Лорда вернул его обратно и приказал жениться.       Долг наследника перед лордом оказался сильнее собственных желаний, так что Люциус покинул гостеприимную Францию и, костеря про себя и отца, и невесту, и всех Блэков, вернулся в Уилтшир. И был готов молча принести клятвы в угоду отцу и его ожиданиям, как молча стоял за креслом родителя на встречах с Темным Лордом. Но у родового камня Малфоев его встретила не та девочка, какой Люциус запомнил Нарциссу. За то время, пока он не обращал на нее внимания, она преобразилась в невероятно красивую статную девушку. А может, она всегда и была красивой, но злость на отца не давала наследнику рассмотреть собственную невесту? Так или иначе, а влюбился Люциус где-то между первыми словами клятв и тем мигом, когда магия рода Малфой взяла верх над сильными генами Блэков, выбелив волосы будущей леди Малфой.       Франция была забыта. Все мысли Люциуса занимала собственная супруга, которая и не думала забывать все годы пренебрежения собой. В итоге делам семьи, делам отца и Темного Лорда и собственной карьере Люциус уделял ровно столько времени и внимания, чтобы хватало на планомерную осаду крепости «Нарцисса Малфой».       Неравный бой длился несколько лет. В Малфой-мэноре появились белые павлины, оранжереи с редчайшими сортами роз, фонтаны из белого мрамора с золотистыми прожилками. Абраксас начал называть сына слюнтяем, потакающим женщине, а Нарцисса все не желала сменить гнев на милость. В какой-то момент Люциусу даже начало нравиться это противостояние, тем более, особо яростные споры нередко заканчивались дракой и невероятно бурным и страстным примирением за закрытыми дверями спальни.       В какой момент закончилась простая и яркая жизнь? Годы спустя Люциус понимал, что темные времена вошли в Малфой-мэнор вместе с болезнью отца. Но в тот момент, когда семейный целитель объявил неутешительный диагноз, Люциус не успел осознать, что его мир не просто рухнул, а слетел с понятной и хорошо спланированной траектории.       За короткий период времени магическая Британия лишилась едва ли не всего поколения сиятельных лордов магии. Драконья оспа косила и сторонников Темного Лорда, и нейтралов, и тех, кого считали приверженцами идей Дамблдора. И очень скоро ряды сподвижников Того-Кого-Нельзя-Называть поредели настолько, что он ощутил качающийся под собой трон одного из лидеров магического мира. И это обернулось тем, чего никто из молодых лордов, внезапно получивших титул, не ожидал и к чему не был готов.       Не успев оплакать отца, Люциус оказался заклеймен, будто был не волшебником и аристократом, а барашком в общем стаде. А желтые газетные листки преподнесли это так, будто сторонники Темного Лорда с самого начала носили Метку, хотя все авроры в то время знали, что совсем не все люди Того-Кого-Нельзя-Называть носят на теле его знак. Иначе того же Сириуса Блэка никогда бы не засадили в Азкабан, ведь у него не было Метки. Газеты же раздули слухи об участии тех или иных волшебников в рейдах. Сам Люциус лишь несколько раз был в «поле», и после каждого такого выхода Северусу приходилось отпаивать Малфоя зельями и огневиски, а ведь те рейды и близко не походили на то, о чем твердили в разных изданиях и о чем шептались в коридорах Министерства. И уж точно эти рейды не походили на то, что творилось на собраниях Темного Лорда…       Волдеморт терял разум. С каждым днем росла его паранойя. Он отдавал одни приказы утром, а вечером требовал ровно противоположного. И Метка принуждала волшебников выполнять его желания, а если кто-то пробовал сопротивляться, то Лорд не скупился на методы принуждения. Пытки, угрозы, истязания близких, убийства… Все шло по нарастающей. Враги и случайные магглы не страдали так, как те, кого Темный Лорд уже в открытую называл своими слугами.       Люциус терпел, приспосабливался, пропадал в Министерстве днями и ночами, чтобы как-то оправдать свое отсутствие на рейдах, а работы "в поле" становилось все больше, и она все больше напоминала те кровавые истории, которыми пестрели газетенки.       Малфой надеялся, что в какой-то момент все изменится, что Лорд достигнет какой-то цели и что он не станет переступать границ законов магии. А потом выплыло пророчество, подслушанное Северусом. И на очередном собрании Люциус внезапно отчетливо понял, что Темный Лорд пойдет на все, чтобы избавиться от угрозы. Вырежет всех хоть немного подходящих под пророчество детей, но обезопасит себя. И сын слуги не станет исключением лишь потому, что слуга не бросал своему повелителю вызов.       С того момента молодой лорд перестал спать по ночам, ему все время снилось, как Темный Лорд является в Малфой-мэнор и убивает беременную Нарциссу и малыша в ее чреве. Состояние Северуса тогда было не лучше, но Люциус не замечал этого, поглощенный собственным горем.       Малфой и Снейп врали Лорду о сроке Нарциссы, но в любой момент обман мог раскрыться, стоило той же Белле навестить сестру. Леди Лестрейндж, казалось, свихнулась не меньше самого Темного Лорда и с радостью бы донесла на родную кровь.       В тот жуткий 1980-й Люциуса и Нарциссу спас Снейп, сварив зелье, вызывающее преждевременные роды. Никто из них троих не переживал о неминуемом откате за подобное, каждый отдал по несколько лет жизни за то, чтобы спасти невинное дитя, которое могло стать жертвой безумного тирана. Это Поттеров или Лонгботтомов Лорду предстояло выследить, а Люциуса он бы смог заставить через Метку не просто принести сына, но и уложить ребенка на алтарь, чтобы повелитель смог с помпой избавиться от возможного противника. Но все прошло даже хуже, чем трое волшебников могли себе вообразить.       Следующие месяцы превратились для молодого лорда Малфоя в кошмар. Зелье серьезно подорвало здоровье Нарциссы, и Люциус вновь не мог спать, боясь, что в любой момент любимая женщина покинет его после приступа тихого удушья или очередного обильного кровотечения. Блондин не смыкал глаз ночью, отслеживал сон супруги, вздрагивал от каждого ее тихого болезненного стона и сходил с ума, если ей становилось хоть немного хуже, а потом накачивал себя бодрящим, чтобы продержаться весь день. Люциус больше не заискивал и не плел паутину лжи в Министерстве, он просто покупал людей, должности, сведения. Он делал все, чтобы закончить с обязательными делами как можно быстрее, и возвращался домой. Но порой бодрящее не справлялось, и тогда молодой лорд проваливался в черные липкие сны-кошмары.       При встречах с Северусом они более не обменивались «комплиментами» внешнему облику друг друга. Оба за какой-то год из молодых и сильных волшебников превратились в собственные тени. И воспитательные мероприятия Темного Лорда уже не могли сделать хуже, даже почти не пугали, зато после них только крепла ненависть. Не к магглам, не к магглолюбцам, а к самому Темному Лорду. И сил хватало лишь на то, чтобы скрыть истинные чувства за ментальными щитами.       Октябрь 1981-го принес Люциусу то освобождение, которого он уже и не ждал. И ни короткое заключение в Азкабан, ни гигантские штрафы, ни впавший в депрессию Снейп после этих почти двух лет кошмара не могли испортить то чудеснейшее чувство свободы, которое овладело Малфоем на какое-то время. Ровно до тех пор, пока кое-как пришедший в себя Северус не выдвинул предположение, сделанное на основе поведения и туманных высказываний Дамблдора, что Темный Лорд однажды каким-то образом вернется.       С тех пор Люциус жил в бесконечном тревожном ожидании, которое давило на него и близких больше, чем открытое презрение некоторых волшебников или то унижение, которое Малфой ощущал, продавая через гоблинов некоторые семейные реликвии. Но если днем лорд как-то справлялся с собой, то во сне никакие щиты не справлялись с давними страхами.       Опустив голову, мужчина подставил ее под поток воды, желая, чтобы горячие струи выбили из него все ненужные мысли. Напор был достаточно сильным, чтобы через какое-то время заболела кожа, а с болью пришло облегчение.       — Ну и жара! — услышал волшебник внезапно и резко обернулся, взметнув ворох капель по всей ванной комнате. — Люц, тебе настолько холодно? Да ты так сваришься!       Вопреки собственным словам, Нарцисса смело шагнула через бортик высокой громадной ванны, отодвигая шторку, и нырнула под локоть супруга, оказываясь между ним и стеной. Вода тут же огладила ее стройное тело от макушки до самых пяток, волшебница взвизгнула и махнула рукой, меняя и напор воды и ее температуру.       — Сумасшедший, — сообщила она и запрокинула к Люциусу лицо, часто-часто моргая.       Краем сознания лорд отметил, что Нарси впервые за последние несколько лет колдовала без палочки и невербально настолько легко, полностью занятый видом крохотных сияющих капелек на ресницах любимой и ее мягкой игривой улыбки.       — Доброе утро, — невпопад выдохнул он.       — Доброе, — ответила леди Малфой и потянулась к мужу. — Доброе. * * *       Очень рано в этот день проснулась Гермиона Грейнджер. За несколько месяцев в Хогвартсе у нее так и не появилось толком друзей, а потому не с кем было засиживаться вечерами у камина, и девочка всегда ложилась пораньше. И привыкла вставать на час раньше остальных первокурсников. Это позволяло ей не только на свежую голову пересмотреть свои эссе, но даже переписать одно или два еще до начала завтрака.       Особенно часто девочка переделывала эссе по зельеварению, но пока так и не добилась максимальной оценки по данному предмету. Слова Гарри Гермиона запомнила, но верить рейвенкловцу отказывалась, а потому ее эссе к следующему уроку зелий всегда увеличивались, превосходя нужный объем в полтора или два раза. Но Снейп ее усилий так и не оценил.       «Профессор Снейп», — напомнила себе девочка.       Она всегда контролировала себя и никогда не называла преподавателей вслух неуважительно. И обязательно поправляла других. Но про себя преспокойно пропускала «профессоров» и «мистеров».       — Именно так, — сказала себе девочка и улыбнулась. Ей нравилось чувствовать себя на голову выше всех вокруг, взрослее, умнее и талантливее.       Секунду спустя с губ Грейнджер сползла торжествующая улыбка. Вовсе она не была выше всех на голову. А ведь она так мечтала!       Профессор МакГонагалл предупреждала, что большинство детей так или иначе многое знают еще до поступления от родителей, но если Гермиона будет очень стараться… И Гермиона старалась с самого первого дня. Она читала каждую свободную минуту, вникая в самые разнообразные темы. Да что там! Уже на приветственном пиру она смогла вполне сносно поддержать разговор со старостой! И тот не смотрел на нее, как на глупую магглорожденную.       Но как Грейнджер ни пыталась, ей не удавалось то, что у других студентов выходило как-то само собой. Дин, воспитанный магглами, легко влился в компанию гриффиндорцев, без всякого смущения обсуждая с ребятами постарше и футбол, и квиддич, играя в магические игры. Да, у него возникли трудности с обучением, но только в теории, с практикой же Томас справлялся не хуже Гермионы!       Юная волшебница следила и за остальными магглорожденными, а потому прекрасно видела, что ни у кого из них не возникает проблем с адаптацией. Да что там! Джастин с Хаффлпаффа без труда завел более чем чистокровных друзей, а Гарри Поттер, на которого была самая большая надежда девочки, не только не поступил на Гриффиндор, как ожидалось, но и вел себя так, будто и не жил с магглами десять лет.       Гермиона оглядела свою комнату, мысленно решая, чем заняться. Но делать ничего не хотелось. Зато хотелось планировать будущее. Будущее, в котором девочка займет положенное ей место. * * *       На сером острове в сером замке в серой камере за серой решеткой на серой лежанке под серым тонким одеялом вяло пошевелился серый от измождения человек. На миг он открыл глаза, пытаясь понять, что его разбудило. Он обвел камеру выцветшими глазами того же серого цвета, что и все вокруг, и чуть нахмурился. Ничего не происходило. Азкабан наполнялся лишь звяканьем цепей да тихими шепотками. Но что-то все же изменилось.       Мужчина долго вслушивался в пространство, а после и в себя. Все эти годы он всегда чувствовал тонкую нить связи с семьей. Волшебник мог мысленно и вслух костерить всех родственников, убеждать себя, что ненавидит их, но только эта тончайшая связь не давала мужчине скатиться в бездну отчаяния, в пропасть безумия. И сегодня эта нить стала будто бы толще…       Волшебник вздохнул, напрягся, с трудом перекидываясь в пса, и свернулся на лежанке клубочком. Так было проще. Можно было не думать, что стало причиной усиления связи. Последний раз что-то подобное мужчина ощутил незадолго до того, как один из надсмотрщиков с усмешкой сообщил, что перестали поступать непременно отклоняемые комендантом запросы на встречу от Вальбурги Блэк. * * *       Спала этим утром другая обитательница одной из серых камер Азкабана. И ее соседи напряженно прислушивались к спокойному дыханию волшебницы, не зная, что и думать. Впервые за десять лет эта женщина спала спокойно ночью, не просыпаясь с криками, не начиная бормотать или хохотать на весь замок. Это не был день обхода, а потому никто не видел, что волшебница, кутаясь в свое тощее серое одеяло, не спасающее от извечного холода расположенного в Северном море серого замка, мягко улыбается во сне, будто видя что-то очень хорошее. И впервые за последние двенадцать лет эта улыбка не казалась безумной. * * *       Гарри в этот день проснулся лишь к обеду. Да и то лишь потому, что в его спальне появился здоровенный Патронус-медведь и голосом целителя Сметвика потребовал или камин таки открыть, или сообщить о состоянии пациентки. Спохватившись, Поттер скатился с кровати и ринулся вниз, на первый этаж, где были расположены подключенные к сети камины.       Волшебник явился через четверть часа, шагнув из камина со словами:       — Ну, не ошибся, значит. Угадал адрес твой, малец.       Выглядел целитель так, будто и не ложился спать ни этой ночью, ни утром.       — Пришлось проштудировать кое-какие труды более опытных коллег, — заметив взгляд мальчика, пояснил Сметвик. — Тут же, видишь ли, особенный подход нужен. Хотя… все сложные пациенты требуют особого, индивидуального подхода.       — Вы что-то нашли, целитель? — уточнил Гарри, натягивая поднесенный Тинки халат.       — Еще бы! И надо сказать спасибо моему коллеге, Янусу Тики. Вот у кого целая подборка по самым нетривиальным случаям. Хотя не со всеми пациентами ему это помогает…       За ночь леди Блэк не стало хуже. Кричер исправно спаивал своей хозяйке прописанный Сметвиком коктейль из различных зелий.       — Честно говоря, я никогда бы не поверил, если бы своими глазами не увидел, — признался Гиппократ, проверив состояние волшебницы и физически, и магически. — Все же мы, маги, не магики. Это они способны выживать даже в самых сложных обстоятельствах.       Продолжая махать палочкой, Сметвик поведал Гарри об известном ему случае с индийским нагом, проведшим в закрытой пещере больше тридцати лет без доступа к какой-либо пище, лишь с небольшим источником воды.       — Он просто впал в спячку! — с удовольствием пояснил целитель. — До лучших времен, так сказать.       Упомянуты были и другие разумные создания, а после Гиппократ Сметвик переключился на магических зверей, уделяя особое внимание ядовитым и опасным.       — Драконы — одни из самых живучих существ в магическом мире. Они могут выжить почти в любых обстоятельствах и уничтожить всех своих врагов. Живучее могут быть разве что василиски, но нынешние василиски не чета настоящим, диким. Сейчас василисков разводят исключительно в неволе, сразу после вылупления удаляя глаза, чтобы обезопасить работающих с ними людей. Видишь ли, первые несколько дней глаза василисков прикрыты тонким вторым веком и открываются лишь через неделю или две, — вещал целитель, посвящая мальчика в детали того, с чем был знаком по профилю своей работы в Мунго.       — Вы так много знаете о василисках, — для поддержания разговора произнес Поттер.       — Так уж вышло, что последние лет десять работники василисковой фермы мои самые частые клиенты, — пояснил целитель.       — Так существует противоядие? — опешил Гарри. — Но ведь…       — Фермерские василиски и не василиски толком, — отмахнулся Сметвик. — Это как курицу с… динозавром сравнивать. Яд фермерских василисков опасен, но редко смертелен. Пострадавших всегда успевают доставить к нам или вызвать на место бригаду специалистов. Мы уж и специальную методичку составили, как раз для работников фермы, а то лекции по технике безопасности каждые полгода читать замучаешься.       — А можно… мне такую методичку? — спросил Гарри.       — Зачем?       — Интересно же!       Сметвик пожал плечами, но в своем чемоданчике пошуровал и выдал юному волшебнику и тонкую брошюрку, и фиал в виде вытянутого золотисто-зеленого кристалла.       — Если уж интересно, — пояснил волшебник. — Это противоядие. Если прижать острым концом к коже и надавить, то смесь из ампулы под действием чар вводится прямо в кровь.       — О! — выдохнул Поттер в полном восторге, рассматривая необычный артефакт. О чем-то подобном он пока только читал, но не видел вживую.       Дальнейшие рассуждения целителя прошли мимо мальчика. Очнулся он уже за столом, с кристаллом в одной руке и с чашкой в другой. Серый от усталости Сметвик бодро работал челюстями напротив, уплетая огромные сендвичи с бужениной, огурчиками и плавленым сыром и запивая это великолепие крепчайшим чаем из здоровенной чашки. В столовой упоительно пахло копченостями, свежими овощами и выпечкой. Мысленно поблагодарив Тинки за сообразительность, Поттер хлебнул чая, отложил кристалл и сосредоточился на позднем завтраке.       — Так что там с артефактами? — заметив, что мальчик вернулся в реальность, спросил Сметвик.       — О! Артефакты будут, — улыбнулся Гарри, придвигая к себе блюдо с пирожными — ревень и заварной крем в крохотных корзиночках из песочного теста. У мальчика появилась новая идея, которую стоило попробовать воплотить в жизнь. И, наконец, обжить мастерскую. * * *       Ну а Рональд Уизли в этот день проснулся лишь к ужину. Да и то лишь от того, что дали о себе знать пропущенные завтрак и обед. Спустившись в Большой зал, мальчик мог бы встревожить своим изможденным видом собравшихся, но Перси Уизли так увлекся чтением, что не попадал даже вилкой в кусочки сардельки на своей тарелке, Фред и Джордж прямо между кубками с тыквенным соком вели жаркие дебаты на куске пергамента о своем новом изобретении, Минерва МакГонагалл и вовсе отсутствовала, отправившись навещать родню, а вынужденный присутствовать в качестве представителей деканов Северус Снейп пялился исключительно в свою тарелку и почти механически жевал кусочки стейка, у которых почему-то был отчетливый душок мертвечины и чеснока. Сидевший рядом с ним Квиринус Квиррелл, тюрбан которого пах еще хуже, не ел, но и по сторонам не смотрел. А иначе бы заметил ужас в глазах едва не падающей в обморок Сивиллы Трелони. Та таращилась на преподавателя защиты, тряслась и то и дело прикладывалась к фляжке с хересом, прятать которую даже не пыталась.       Директор на ужине отсутствовал.