Сказка о пастухе и виле

      — Шимич! Дарио! Разве ты не умер?       Ибо перед ними стоял не кто иной, как бывший деревенский гончар, что пропал пять с лишком годин назад. Токмо теперь он выглядел значительно старше, сутулился, зарос бородой, рот кривила зловещая ухмылка, а в серых глазах горело безумное пламя. Чем-то похожий на голодного волка, почуявшего запах дичи, он словно принюхивался к воздуху, стараясь уловить следы возможного врага.       — Внучонок, значит, старику Модричу? По носу тебя признал. Смотрю, так и не подрос, — усмехнулся Шимич. — Как кличут-то?       — Лука…       — Точно! Ты же грезил о том, чтобы встретить ведьму. Помню-помню… Что, не вышло?       С губ чуть не сорвалось роковое «Вышло!», но Лука сумел сдержаться, и лишь стиснул кулаки. Терпение не было его сильной стороной, но крепко помнилось: чтобы не потерять Ивана, он не должен был про него рассказывать. Никому и никогда. Надо, так сам расскажет. Эвон, вываливается из кустов ровно медведь!       — Изыди, сила нечистая! — вдруг вскрикнул Шимич, захлопал себя по бокам, видимо, пытаясь отыскать что-то в карманах подрясника. — Чур меня! Чур!       Лука оборотился и закатил глаза: так и есть, Иванка насмешливо постукивала недоуздком по ладони. М-да, надо было бы не забыть расспросить, чем закончилась их встреча. Уж больно чегой-то испужался монах, ажно лоб перекрестить забыл.       Шимич тоже косился на неё, утирая со лба испарину. В другой его руке, ровно из воздуха, появилось распятие, заставившее своенравную молодицу пренебрежительно усмехнуться.       Воцарилась тишина, нарушаемая меканьем коз, что ручейками обтекали образовавшийся затор.       — Отче, не ори, — бросил молчавший до этого Шиме, затем обратился к Луке. — Домой нам пора. Опоздаем, быть беде…       Он оглядел равнодушно Иванку, обошёл, не проронив больше ни слова.       Лука удивлённо глянул вслед, и тут до него дошло. Он тихо выругался, наконец-то сложив все кусочки воедино: да, было дело, Иван чуял неладное, однако пришлый пастух пропал задолго до появления Шиме, а Алёша Огненный локоть так и вовсе в то время, когда они с Шиме пастушествовали вместе. Да и если уж на то пошло, сегодня при виде распятия сменник его не одеревенел. Старухи ошиблись наполовину. Не Шиме был нежитью.       — Значит, Деян…       Шиме на ходу обернулся на Луку усталым взглядом.       — Да, он… — в голосе его послышалось отчаяние.       — Шиме, расскажи, — взмолился Лука, и, схватив Иванку за ладошку, потащил за собой.       Вместо Шиме ответил монах, который, видимо, устыдившись своего страха, двинулся за ними.       — Да тут рассказывать особо и нечего. Человек должен бороться с демонами, а не заводить с ними дружбу. Округе нашей угрожает горе-злосчастье, ежели злобная тварь не будет уничтожена, — сказано было это голосом, не ведающим сомнения. Монах, видно, до конца верил в то, что он говорил. Помолчав, он прибавил. — Любого монстра можно победить. Главное, знать каким оружием.       Иванка тронула Луку за рукав, привлекая внимание: идущий впереди Шиме при словах монаха дёрнулся, будто его ударили, и втянул голову в плечи.       Лука молча кивнул, что, мол, понял, и повернулся к монаху:       — И ты, Шимич, знаешь как?       Монах приосанился и горделиво произнёс:       — Я, как из деревни-то ушёл, сразу в монастырь подался. Четыре года учился оному. Сам святой отец благословил меня!       — Благословил он тебя, олух! Лучше бы горшки делал, чем всякую дребедень изучать! Как неуч такой и монашеский чин принял-то?! — фыркнула Иванка. — Ты, что, и впрямь думаешь, что в Деяна вселился демон?       Шимич вспыхнул. Иванка подбоченилась. Их взгляды скрестились, как два меча. Но тут неожиданно подал голос Шиме:       — Уж не ведаю, кто там в него вселился. Но отче прав — медлить нельзя. Он пока сытый. Но когда проголодается, бог весть, кому в гости заглянуть может.       — Шиме, расскажи, — снова попросил Лука. — Я хочу понять.       Тот махнул рукой, заговорил короткими рублеными фразами:       — Что ж, слушай. Друзья мы с детства. И кровные побратимы. Вместе в ускоки ушли воевать. Против поганых. В разные передряги попадали. Не без этого, конечно. Но друг друга не бросали. И клятвы братской не нарушали. А потом пленили меня. Увезли в Египетский эялет. Деян, чтоб меня спасти, до самого бейлербея дошёл. До Салаха Хамеда Мехреза Гали, чтоб черти на том свете драли во все дыры! Выкупил. А потом… вот! Из отряда пришлось уйти. Потому как… Потому как, идти на корм нежити никто не хотел. Мы вернулись домой. Жить вдвоём стали…       — Да разве это жизнь? — негромко пробормотал Шимич.       Лука врезался в спину внезапно остановившегося Шиме и растерянно покосился на Иванку. Та сузила глаза, ноздри носа затрепетали, взгляд стал жёстким, решительным. Монах, тоже заметив произошедшую в Иванке перемену, нахмурился, и лицо его налилось холодной яростью.       — Нет в том вины, что стал он нежитью. И ведает, что губителен для окружающих. Потому и сбежал из дома. От меня сбежал. А я нашёл. И отпущу его сам. Всё честно.       — Отпущу? — осторожно переспросил Лука. — Куда, Шиме?       — Ежели нельзя спасти тело, надо хотя бы спасти душу, — просто ответил Шиме.