Часть 35
6 января 2024 г. в 18:35
Примечания:
текст, правда, совсем не православный, но всё же - с наступающим очередным праздником!
На чистой холстине чего токмо не было разложено: и румяные пирожки, и крутые яйца, и сушеные ягоды шиповника вперемешку с орехами, и миска жареных в сметане с луком грибов, и сочные ломти дичины. В берестяных туесках — простокваша и яблочный на меду взвар. Лука, за весь вчерашний день даже не притронувшийся к еде, сейчас, с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на это великолепие. Но всё же сумел взять себя в руки, сначала отдал поклон и поинтересовался, как, мол, тебя, хозяин, звать-величать, да откель это всё у тебя?
— Сметеняк я, иначе ещё — Блуд . Субой меня кличут, — вернул поклон хозяин, и, увидев, как Лука вздрогнул от его слов, скупо улыбнулся. — Не боись, морить не буду, коли уж из болота спас. Уважь тётку мою родную, испробуй её стряпню. От чистой души угощение…
— А… тётка кто? — запнувшись, с опаской спросил Лука.
Суба кивнул на черную бабочку с красными точками на крыльях, что висела неподалёку на засохшем стебельке:
— Вештица местная .
От страха в животе стало неприютно. Лука вцепился в крестик, будто это могло придать ему решимости. Знамо дело, изначально было ясно, что встретит он в своём скитании не живых людей. Как было ясно и то, что встречи эти будут не из приятных: не за простой, чай, девой Лука шёл. Однако мгновения хватило, чтобы вспомнить совет Ивы: молитва в поисках — последнее средство. Ни в коем случае не отпугивать надо было нечисть, а наоборот — привлечь к себе.
Потому-то Лука, немного поразмыслив, постарался успокоиться. Тем паче, коли нужда придёт, смогёт он справиться и с лесной нечистью, и с продавшей свою душу деревенской ведьмой. Он покосился на костёр — его одежда всё ещё сушилась у огня. Вот и она и поможет, ибо всем известно: ежели надеть рубаху задом наперед и произнести слова заветные «Святой хрен, выведи меня на дорогу», сей же час от блуждания избавишься.
С вештицей, правда, тягаться труднее будет. Не зря ж люди бают, что любит она поедать человеческие сердца: чудесной палочкой дотронется, бывалоча, до груди спящего человека, вынет сердце да съест его, а тело спящего к утру вновь срастётся, как ни в чём не бывало. Токмо обречён несчастный, помрёт он вскорости. Либо дерево на него упадёт, либо молния ударит.
Что ж, значитца, главное — постараться не заснуть. Всего-то делов!
Лука широко зевнул, так и не решаясь приступить к заутроку, затем встретился с внимательным взглядом Субы. Тот смотрел на него с ухмылкой, но мелькало в ней что-то беззащитное. Словно ожидал он от Луки помощи, да было неловко просить.
Отчего-то стало стыдно. Лука пододвинул миску с грибами ближе и взял ложку, не ведая как начать разговор.
Помощь пришла с неожиданной стороны.
— Ну, чаво умолк? Говори как есть. Не томи. Так, мол, и так: «Влюбился я. И теперича жизнь не мила…» — раздался ехидный женский голос. — А предмет любви кривится и нос воротит!
Лука обернулся. Рядом стояла седая сгорбленная старуха с заметными усиками над верхней губой и глядела на него из-под сросшихся бровей.
В глубоко посаженных глазках её горели усмешливые огоньки, а на морщинистом лице была написана непонятная, но несомненная доброта. Лука вежливо склонил голову. Старуха ответила тем же.
— Помоги дурачку, человече… — неожиданно мягким, вкрадчивым, почти ласковым голосом поспросила она, с любопытством глядя на Луку.
— Да не силён я в любовных делах. Не смыслю в них ничегошеньки, — начал отнекиваться Лука.
Но вештица, не обратив никакого внимания на эти слова, подвинулась ближе. Косматые брови снова сдвинулись.
— Ты б, милок, не забывался, — строго посоветовала она, — ишь, наговорил-то чего! Не смыслит он…
Лука хотел было вяло огрызнуться. Но мимолётом вспомнился лисий прищур зелёных глаз. И в груди тягостно защемило от тоски по недостижимому. Пока недостижимому! Раз он сказал, что найдет Ивана, значит найдет. И точка!
А старуха, будто угадывая мысли, продолжила:
— Вот как на духу, человече, твоя любовь сама по себе не способна вернуть его в мир живых. Застрял он (чего греха таить!) здесь крепко по твоей вине. Однако мы могём помочь ему вырваться на свободу. Посильной помочью, вестимо, — подсказками да наставлениями — в обмен на ответную любезность.
Вештица многозначительно посмотрела на Луку.
— «Его», «он»? — Лука ловко изобразил крайнюю степень непонимания, меж тем раздумывая, стоит ли на такое подписываться. — Об чём это вы, бабуся?
Он своим сокровенным точно уж ни с кем не делился. И вот, поди ж ты, эти двое откуда-то знают.
Старушенция закатила глаза, переваривая, как следует отвечать.
— Я ж говорил, зазря время токмо тратим, — буркнул Суба.
— А ну, замолчь! — вештица занесла руку, словно собираясь отвесить племяшу оплеуху, но передумала и растянула губы в улыбке. — Кто ж о вас двоих-то не слыхивал?
Она одобрительно глянула на Луку, и ему стало неловко. Старуха улыбнулась ещё шире.
Он смутился:
— Чем я заслужил такую милость?
— Чай, нечасто такое встретишь, чтобы вила спать ложилась с человеком, — протянула старуха и тяжело вздохнула. — Не знаю, что там у тебя с Иванкой произошло, однако ж оставлять её в лапах мертвяка никак нельзя. Слышишь, Лукица? Нельзя.
Несколько минут царило молчание. Лука задумчиво постукивал ложкой по посудине.
— Кто он, мертвяк этот? — спросил он, наконец, поворачиваясь к старухе.
Та мрачно глянула на него, и на её лице проступил гнев:
— Катакан.
— Что-то я не слышал о таких…
— Они народ в наших местах новый, пришлый с греческих островов. Хоть и какими-то боковыми ветвями роднятся с броколаками .
— Народ?!
Суба скрипнул зубами, выругался себе под нос. Старуха похлопала его по руке и с кряхтением поднялась:
— Уже народ, Лукица. Он, ить, чё удумал-то! Стал создавать себе подобных. Сплюнет на человека кровавую отрыжку, и тот сей же час катаканом становится.
— И что, он взаправду так делает?
— Да, и сила его настолько велика, что её даже боюсь представить.
От старухиных слов Луку снова затошнило, и он сглотнул. Ладно, подумаем обо всём этом позже!
— Чего вы ждете в обмен?
— Помоги мне на водянице жениться, — торопливо, будто всё время ждал этого вопроса, отозвался Суба. И покраснел.