285 АС, Красный Замок
— Покажите мне его, — взревел король, вваливаясь в покои своей недавно разрешившейся супруги. Охотничий камзол Роберта до сих пор был пропитан кровью недавно убитого зверя, а на короткой черной бороде не обсохли алые капли дорнийского вина. — Покажите моего первенца! — повторил он, осматривая хмельным взглядом присутствующих в комнате. Небольшой кучкой в углу, в накрахмаленных одеждах, стояли повитухи и нянечки, испуганными глазами смотря на кроля и, подобно осиновым деревцам, покачивались под громоподобными раскатами его голоса. В воздухе повисло немое напряжение, которое никто не осмеливался нарушить. Ощущая некую обязанность сообщить его величеству первым, мейстер Пицель, нервно перебирая разноцветные звенья своих цепей, сделал неуверенный шаг вперёд. От его незамысловатого движения волна воздуха, наполненная сладковато-горькими ароматами различных масел и трав, которые было принято поджигать, чтобы роженица чувствовала себя лучше, ударила в нос Роберту и сделав несколько громких вздохов, все больше и больше раздувая свою мощную грудь, так что кожаный камзол начал предательски трещать по швам, громко чихнул, не заботясь даже о том что бы прикрыться рукавом. Мейстер, будто приняв это за страшное предзнаменование беды, в испуге отпрыгнул назад, звеня цепями. — Где мой сын?! — вновь пророкотал Роберт, но теперь уже с гораздо меньшей толикой радости в голосе, смахивая мокрые смоляные пряди с побагровевшего от духоты лица. — Ваше величество, — глухо промямлил мейстер, в неком извиняющемся жесте склоняя голову, от чего его и без того не малого размера лоб и вовсе стал напоминать широкий купол королевской Септы. — Её величество… Она… Мы все уповали и молились Семерым и…- его голос уже практически сошел на нет и догадаться о том, что этот человек сейчас пытается говорить можно было лишь из-за слабого шевеления тонкой полоски сморщенных губ. — У нас дочь, — холодно, произнесла Серсея, твердо отчеканивая каждое слово. Несколько долгих мгновений Роберт смотрел в воспаленные глаза своей жены и потом обернулся в ту сторону, где до сих пор, стайкой серых пташек, которые готовилась к ужасной буре, прижавшись друг к другу, стояли повитухи. Королю понадобилась всего лишь пара шагов что бы пересечь комнату и расступившиеся женщины показали ему маленький сверток в трясущихся руках одной из нянечек. С крошечного беленького личика на него смотрели слегка косившие темные глаза, в которых, казалось, не было ни капли понимания происходящего, но, в тоже время, словно искрилась странная радость малышки тому, что она наконец появилась на свет. Как завороженный Роберт продолжал всматриваться в это крошечное создание и незнакомое ему смешанное чувство переполняло его. Трепетная радость и горькая печаль слились воедино в сердце воина Штормового предела, пробуждая бурю тяжелых воспоминаний. Смеющейся призрак юной Лианны Старк растворялся в последнем отблеске огненных рубинов на черном панцире доспехов принца Рейгара, а её звонкий смех тонул в глухом ударе боевого молота Роберта, который разбил грудь последнего дракона Таргариенов. Всё должно было быть иначе и на кровати за его спиной должна была лежать его истинная жена — Лианна из рода Старков, к чьей руке бы он горячо припал устами, благодаря Богов, и Старых и Новых, которые подарили им дочь. Это должен был быть их ребенок, а будущее, полное счастья и детского смеха, сулить одну радость. Роберт не хотел думать о том, что возможно однажды и такая семейная жизнь стала бы скучна ему, а обществу жены и дочери он все равно предпочитал бы охоту… Нет! Невозможно! Ведь он любил всем сердцем сестру своего друга, и пускай её забрали у него, но она всегда была и останется единственной… Как из другого мира до него долетели слова Серсеи: — Я бы хотела что бы её звали Мирцелла. Роберт вновь всмотрелся в крошечное личико. На него пристально, что говорили практически невозможно у новорожденных, смотрели черные глазки, будто разделяя каждую эмоцию, сдавливавшую его грудь, знали и помнили любое мгновение его прошлого и ждали, ждали приговора… Никогда Роберт не верил, что сможет проникнуться отцовским чувством к ребенку, которое принесет ему Серсея, но теперь он с удивлением обнаружил, что судьба этого маленького создания ему отнюдь не безразлична и он видит в нем не просто принцессу, а давно утраченное будущее, то что забрала с собой дочь Рикарада Старка — любовь, любовь к ней… — Нет, — послышался твердый ответ короля. — Её зовут Лианна, Лианна Баратеон. — Но… — начала Серсея, до боли стискивая отекшие после родов пальцы в кулаки и порываясь встать, но тут же подоспевшие нянечки потрудились уложить королеву обратно на подушки. — Я сказал свою волю, женщина. Моё решение окончательно, — обернулся Роберт и только сейчас увидел тенью стоящего подле кровати сестры Джейме Ланнистера. Несмотря на всеобщее мнение о том, что наследник утеса Кастерли также горд и прекрасен как златогривый лев, королю он всегда напоминал скорее лиса, хитрого и с острыми зубами. Джейме мягко положил руку на плечо сестры в успокоительном жесте, потому что Серсея, подобно раненой львице, всё ещё посылала яростные взгляды своему венценосному супругу, будто готовая наброситься и разорвать его в клочья. Небрежно откинув ниспавшую золотистую прядь, Ланнистер легко улыбнулся и тоном, будто каждый день говорил эту абсолютно обыденную фразу, произнес: — Да здравствует принцесса Лианна из дома Баратеонов, пусть живет она долго.***
Много лет спустя Седая утренняя мгла вилась по земле, а заледеневшая под инеем трава казалась стеклянной, что стоило хоть чуть свернуть на обочину и под копытами сразу же раздавался глухой хруст. Лесистый холм, раскинувшийся вдалеке, стоял в угрюмом безмолвии и такими же тихими были и небеса над припорошенной равниной. В отличие от южан, многие из которых вообще снег видели первый раз в жизни, из здешних обитателей никого нельзя была удивить сугробами в конце лета. По широкой дороге нескончаемой вереницей медленно тянулись кареты, повозки, кутавшиеся в плащи всадники в запотевших золотых доспехах. Но хуже всего было знаменосцам короля, их пальцы практически примерзли к палке, на которой едва покачивался золотистый стяг с венценосным оленем дома Баратеонов. Они были в пути уже месяц, но последние дни, которые разделяли короля от стен дома его друга, казались Роберту особенно долгими и в нетерпении он приказывал трогаться с места ночлега очень рано, когда тьма только начинала отступать. К северу от Перешейка редко попадались приличные постоялые дворы, а за годы своего царствования король всё же успел отвыкнуть от палаток в долгих походах, поэтому все понимали, что его жажда скорее добраться до Винтерфелла в немалой степени была вызвана обыкновенным желанием выспаться на удобной перине. Разнеженные теплом столицы, рыцари и их свита, которые отказались путешествовать в каретах, поделились на две категории: одни, закутанные во всевозможные меха, напоминали пушистые бочонки, которых усадили на лошадей, другие же наоборот, предпочли обойтись своим обычным нарядом, но теперь стали похожи на заледеневшие статуи, сроднившиеся с седлом настолько, что даже при желании не смогли бы слезть с коня. Единственное, что объединяло всех — это молчание, ведь по их убеждению, каждое сохраненное при себе слово берегло тепло. Поэтому из общего настроения особенно выделялось две фигуры, уже давно ведущие непринужденную беседу. — По-моему, для осады мы взяли б с собой куда меньшее количество людей, чем то, которое едет с нами в Винтерфелл. Не будь лорд Старк нашим другом, я бы восприняла этот визит за изощрённую месть, цель которой разорить северян, опустошив все их кладовые, чтобы зимой им пришлось потуже затянуть пояса. С нами же едет добрая половина Красного замка, больше похоже на набег, — рассуждала Лианна, придерживая поводья лошади, чтобы не обгонять вороного жеребца Тириона Ланнистера. — Нет, моя дорогая, на столь хитроумный план способна скорее твоя матушка, но уж ни как не король Роберт. — Дядя, но скажи, если отец хочет просить Неда Старка стать новым десницей, почему не послать письмо? Или он боится, что лорд Старк тогда предпочтет присоединиться к своему младшему брату в Ночном Дозоре, чем поехать на юг, а если мы сообщим эту весть после того, как нас впустят в ворота Винтерфелла, то шансы ускользнуть у Старка резко уменьшаться? — Дорогая, не забывай также о планах объединить ваши дома и женить старшую дочь Неда Старка на Джоффри, моем сквернохарактерном племяннике, — напомнил Тирион, чуть скривившись от собственного упоминания молодого принца. — Не понимаю за что Боги решили так наказать бедняжку, никто не заслуживает такой участи, как свадьба с моим братом. Сомневаюсь, что Санса любит стрелять белок и затем подвешивать их за хвосты. — Хм, Лианна, это было много лет назад, хотя это нисколько не убавляет мерзости данного занятия, — грустно усмехнулся Тирион, пытаясь одной рукой открыть свою любимую дорожную флягу с вином, привезенным с Бобрового утеса. — Вот именно, — покачала головой принцесса. — Он привык держаться за юбку нашей матери и я сомневаюсь, что он когда-либо изменит этой привычке. Матушка раздувает в нем глупость и гордыню лучше, чем королевские кочегары поддерживают огонь в каминах с наступлением зимы. — Ты нашла прелестное сравнение для нашей королевы, — заметил Тирион, которого оно не могло не порадовать и в знак одобрения сделал несколько хороших глотков. — Признаться, я бы искренне хотел возразить и пылко начать утверждать обратное, но не вижу смысла в отрицания истины, к тому же простой как день. — Приятно, что и в этом наши мнения совпадают. Мне будет не хватать тебя на обратной дороге в столицу, — призналась Лианна, бросив теплый взгляд на своего дядю. Ей первой Тирион поведал о своем желании посмотреть на Стену, хотя, по правде, определенные сомнения его до сих пор не покинули. В подобный путь всегда предпочтительней отправляться с большим количеством попутчиков, чем с несколькими людьми Ланнистеров, на которых он мог рассчитывать. Всё же Север был огромен и дик, поэтому безопасным такое путешествие нельзя было назвать при всем желании, а стать закуской здешних волков или кого по-хуже, Тириону точно не хотелось. — Дорогая, если подвернулся такой удобный случай, то смешно им не воспользоваться. Сама посуди, когда ещё, а я уверяю тебя что нескоро, меня посетит жажда изведать холодные просторы Севера. Лишь вообрази себе: высочайшее сооружение с захватывающей многовековой историей, пересекающее наш материк от моря до моря, и под порывами ледяного ветра, даже в самую свирепую снежную бурю, на верху Стены продолжают неустанно нести свой дозор Черные братья, охраняющие наш сон от страшных грамкинов, снарков, вихтов и белых ходоков. — Если бы не неприкрытый сарказм в твоем голосе, я бы даже восхитилась от представившейся в моем воображении картины, — улыбнулась Лианна, из предосторожности, придерживая рукой опасно покачнувшегося в седле дядю. — Но неужели ты до сих пор веришь в детские сказки, моя милая племянница? Кажется ты давно уже вышла из того беззаботного возраста, когда каждое слово в устах доброй няни принимается за чистую правду. — Ты можешь вспомнить хоть бы одну «добрую няню» из тех которые у меня были в детстве, не считая дяди Ренли? Но, я отвечу: почему бы и нет? Если в один день в лесах исчезнут все кабаны и медведи, а учитывая несоразмерное количество королевских егерей эта перспектива уже не кажется столь далекой, и следующие поколения забудут о их существовании, вовсе не означает, что память о этих животных лишь вымысел старых нянечек. К тому же, у меня есть ещё один неоспоримый довод в пользу моего мнения — при всем уважении, у северян на вряд ли бы хватило фантазии, что бы придумать столь богатое разнообразие существ, ещё и с подробным описанием. — Ну, если так подходить к вопросу, то конечно, — заливисто рассмеялся Тирион, что его конь недовольно встряхнул головой. На просторе безмолвной северной равнины его голос казался ещё громче и даже стража, ехавшая впереди, с интересом начала оглядываться назад, с явным недоумением, что могло вызвать такую радость маленького Лорда, когда вокруг столь неприветный край и не один меховой плащ не мог спасти от промозглости утра. — Мой милый братец, — донесся голос, заглушающий даже стук подков белогривого скакуна его обладателя, — недоумеваю, что могло тебя так развеселить в это угрюмое утро. Неужели вы с моей дорогой племянницей придумали очередную шалость. Уверен, Старки не оценят. — Дорогой Джейме, — весело обратился Тирион, — можешь быть спокоен, на сей раз тебе не придется становиться щитом между нами и огнедышащей фурией, в которую каждый раз обращается Серсея при любой нашей попытке хоть чуть развлечься. — В прошлый раз вы подожгли восточное крыло замка, — напомнил рыцарь. — Все ради науки. Мы пытались воссоздать рецепт знаменитого дикого пламени. Уверен, что многие алхимики Безумного короля потерпели ряд неудач, прежде чем достигнуть определенных результатов. — Боюсь, что их самих сожгли гораздо раньше, — в своей равнодушной манере подметил Джейме, поравнявшись с братом и племянницей. — Не уверен, что будущий супруг Лианны оценит подобные увлечения. — Уверена, что мой титул с лихвой восполнит все мои недостатки, — спокойно подметила принцесса, чуть сильнее стискивая кожаные ремни поводьев, чтобы не выдать своего раздражения. — И к тому же выгодные семейные узы послужат лучшим успокоительным. Однако, по твоему лицу, я вижу, что данная перспектива не слишком радует тебя. — Брат, по-моему, необязательно видеть лицо Лианны что бы понять насколько она ей не по душе, — хмыкнул Тирион, пригубив ещё вина при воспоминании о том с каким чувством его племянница отдавила ногу на последнем балу нахальному сыну одного из лордов Речных земель, который пытался за ней ухаживать. Но выходка подобного рода была далеко не новой. Ещё давно, когда отец-король пообещал ей найти супруга храброго, нежного и сильного, десятилетняя Лианна спросила с невинным выражением лица: «А можно просто умного? Или сегодня это сказочный удел?». Серсея часто обвиняла младшего брата, что он испортил девочку, и привитая им чрезмерная любовь к чтению не принесет добра. Масла же в огонь подливал Роберт, который всегда был на стороне своей старшей дочери, говоря что в ней больше Баратеонов, чем во всех остальных детях вместе взятых, а Джоффри до сих пор не может научиться держаться в седле так, как Лианна держалась будучи семилетним ребенком. Но пускай тему замужества и старались обходить, а серьезный разговор откладывали, все понимали, что скоро настанет время, когда принцессе придется покинуть родные края и принять девиз другого дома. — Возможно, сир Лорас, как истинный рыцарь, сможет по достоинству оценить твой боевой дух, — ухмыльнулся Джейме. — На последнем турнире именно тебя он одарил знаком внимания и вручил розу королевы любви и красоты. — Брат, для того что бы вручить нашей племяннице розу самой прекрасной леди, не обязательно быть влюбленным, достаточно просто быть не слепым, — заявил Тирион, который от упоминания о лорде Хайгардена в подобном ключе даже подавился вином и ещё долго не мог откашляться. — К тому же, у сира Лораса несколько экстравагантные южные вкусы. — Но ведь не всю жизнь её высочеству ездить верхом и переводить свечи для ночного чтения. — Любезный дядя, — напомнила Лианна о своем присутствии, — вы, разумеется, правы. Поэтому, надеюсь вы простите мне, если я позволю себе немного насладиться верховой ездой, пока ещё могу не испытывать опасений вызвать недовольство супруга своим желанием. Ответом ей послужил скупой кивок и пришпорив коня, принцесса поскакала вперёд, отставив позади своих родственников по материнской линии и разговоры о будущем браке. — Знаешь, Джейме, я верно никогда не смогу понять твою доброту к уродливому карлику, и такую исключительную ненависть к милейшему созданию, которое только можно представить, — задумчиво произнёс Тирион, смотря вслед удаляющейся фигуре Лианны. — Милейшему? Разве что пока она не откроет свой рот. — Да, но ведь от матери она тоже должна была что-то унаследовать. Разумеется жаль, когда честный язык принимается за недостаток, но острый ум, по-моему, еще никогда им не считался. — Поверь, я искренне не понимаю о чем ты, — лениво протянул Джейме, явно не придавая внимания словам брата, но провожая холодным взглядом черноволосую всадницу.