жёлтый лепесток вишни.

*** радостно-золотые лучи рассыпались по небу и — в мир, счастье, странно-приятная выдумка всех, зовёт: 'пора! пора поднять бокалы любви в честь нашей судьбы! ' оно не мечтает, не пьет, но лишь наблюдает, гадая, как на костях, на душах людских. устало-сладкая любовь медовым вином льется, не прерывая поток бесконечно-пряных наших сердец. безмолвно-звонкая беседа двух влюбленных даёт вздохнуть жизни, с восторгом целующей мир. жёлтый лепесток свободной лилии, пойманный цепкой рукою счастья, становится символом новой эпохи — эпохи любви. а солнце лишь светит, словно первый поцелуй, любезно дарованный на закате. *** в существовании человека издревле сокрыто множество поэтичных тайн. они роятся где-то в подсознании, ускользают от понимания, лишь хихикая в ответ. вечером, лежа в кровати, попробуй представить себе необъятную библиотеку, а лучше музей — заброшенное эпохальное здание, больше похожее на мираж, наполнено чужими тайнами, высохшими лепестками вишни, признаниями в любви и может даже чьими-то воспоминаниями. оно возвышается, светится изнутри, словно знает — я лучше всех, интереснее. подойди в звеняще-оглушающей тишине к одному из экспонатов — казалось бы, ничем не примечательному кольцу или вон тому рассыпающемуся в руках письму. слышишь? бормотание предметов, созерцание тех видений, что они ежесекундно транслируют в окружающий их мир — то, чем этот музей странных эмоций отличается от всех тех миллионов музеев, так любящих бессмысленные, бездушные пустышки. те, между прочим, за долгие столетия, научились мастерски подделывать истинную ценность. где-то в конце одного из длинно-спутанных коридоров услышишь звон бокалов и ликующе-торжественные голоса. шлейф сандаловых благовоний золотой нитью ведет вперед, в неизвестность. невесомой поступью направься туда, скользя пальцами по шероховатой поверхности трескающихся стен, хранящих в себе куда больше, чем просто бетон и арматура. в стенах, что слышали куда больше самых важных людей, но таких молчаливых, живет другой мир, медленно-тягучий, смакующий каждое прикосновение. счастье, это странно-глупая, но такая желанная выдумка присутствующих, вновь устроило пир. закатило его невиданных масштабов, будто в последний раз. в прочем, кто его знает? множество воспоминаний, украшенных всеми возможными цветами и звуками, освещаются радостно-золотистыми лучами вечернего солнца, что летит по небу и в мир, нисходяще даря жалкие крохи надежды отчаявшимся. счастье поднимает хрустально-воздушный бокал, наполненный светом, салютует собравшимся, задевая тебя взглядом. становится неуютно — вечность в глазах смотрящего слишком тяжела, слишком… 'пора! пора поднять бокалы любви в честь нашей судьбы! ' — девиз, пробирающий до костей, выгравированный на них же — слова звучат, отражаясь от купола с цветными витражами, стен, полок с древними секретами, стопками книг и какими-то мутными бутылками. боги не пьют, не мечтают — они гадают, как на костях, на судьбах людских. почему же ты еще стоишь у входа в зал, не решаясь сделать первый и, может, последний шаг вперед? тогда дай мне свою руку, и мы пойдем вместе, разрезая сладких воздух, наполненный искрящимися чувствами. кружась посреди зала, наши юные, легкие тела, не скованные временем и людьми, окружены любовью. она льется медовым вином, туманя наш взгляд, но открывая нам полог над тайнами счастья. музыка, окутывая всех полупрозрачным весельем, звучит одновременно отовсюду и ниоткуда, рождаясь в сердцах и душах. любовь усталая и любовь сладкая звучат тут лунной ночью, раскрепощая, снимая оковы обыденной жизни и позволяю влюбиться в мир, в твое существование. беспечно-пряные сердца бьются в такт музыки и друг друга, подхватывают мелодии ветра и разносят их по залу. это чувство эйфории, захлестывающее с головой, не дающее вздохнуть даже самой жизни, готовность с восторгом расцеловать весь мир — это не бесцельное существование, это есть счастье в его высшем проявлении. наши глаза говорят за нас и беззвучно-звонкая беседа двух возлюбленных звучит мотивом весь вечер, плавно, словно патока, переходящий в чарующую ночь. ночь, что скрывает лица, позволяю видеть душу, представая перед всеми более нагим, чем без одежды. выйдя на балкон, мы стоим прямо над садом — словно на лодке посреди цветочного моря. внизу — лилии, безумно желтые, отголосок яркого дневного солнца. сверху, простираясь до бесконечности — мерцающие звезды. кажется, даже от них слышится музыка счастья, любовно укрывающая живых. счастье, следующее по пятам, цепкою рукой ловит желтый лепесток, знаменующий начало новой эпохи — эпохи свободы. оно, кажется, совершенно не интересуется происходящим вокруг, все те воспоминания из музея — лишь декорации его идеального мира, который он пытается создать. а еще счастье отражается в твоих глазах, сливаясь с блеском звезд и неясным, остаточным светом лилий, вобравшим энергию солнца. эти самые глаза могут сказать намного больше, чем весь человеческий язык. наши предки просто не озаботились созданием нужных нам слов для описания величия и грации этого вечера. закат давно прошел, нет того розово-вишневого свечения неба, словно окрашенного наслаждением, но осталось кое-что, что по красоте и силе своей сравнимо с самим закатом — легкое касание, губы в губы. становится много, действительно много ощущений, чувств, прикосновений и пьянящей, медовой любви. пара просыпаться, чтобы почувствовать это не в том вымышленном музее с полупрозрачными стенами и счастьем, пирующим в саду, а на самом деле, в той реальности, которая кажется многим более настоящей.