«Дочь моя, спустись на остров, На его пустынный берег, Я гляжу — тебя не вижу, Грудь наполнена тоской.»
Тоска по возлюбленной? Сердце, подпрыгнув, принимается биться чаще. Губы расплываются в одновременно радостной и печальной улыбке. Ненависть к стихам мгновенно улетучивается. Дальше взгляд бежит по иероглифам, искрясь от нежности. В эти мгновения Цзыюань позволяет себе не сдерживать её.«Вот уж издали повеял Легкий ветерок осенний, И внезапно разыгрались Воды озера Дунтин.»
Минуту. Девушка ведь уже слышала нечто похожее. Пролистав сборник свободной рукой, она находит те стихи, что украдкой дочитывала, готовая с ума сойти от молчания своего фиолетового наваждения. Стихотворение, которое она читает сейчас, идёт сразу следом. Того же поэта. «Песнь Владыке реки» и «Песнь Владычице реки». Двое влюблённых в разлуке тоскуют друг по другу и мучаются неизвестностью. Страшатся, помнят ли их, ждут ли, любят ли так же как они сами. Точно околдованная, Ху прижимает к себе по-прежнему ужасно холодную руку А-Мяня, грея своим дыханием, и читает дальше.«Я сквозь заросли осоки Восхожу на холм покатый, Я хочу, чтоб в час свиданья Ветер полог опустил. Странно, что собрались птицы В белых зарослях марсилий И что сети на деревьях Рыболовные висят. В даль бескрайнюю гляжу я, Но она мутна, туманна, Видно только издалёка, Как бежит, бурлит вода. Странно, почему олени В озере Дунтин пасутся, А драконы водяные Веселятся на песке? Утром езжу на коне я Возле берега речного, И по отмели песчаной Вечерами я брожу.»
Река… Теперь от воспоминаний о безумно ожидании на берегу на губах расцветает ужасно неправильная, но такая искренняя улыбка. А что если Фэнмянь тоже думал о своей невесте, стоя на другом берегу за многие ли? В груди разливается тепло.«Если я из дальней дали Голос ласковый услышу — На легчайшей колеснице Я стремительно примчусь!»
Если бы только Фэнмянь удосужился написать! Если бы только Цзыюань сообразила раньше! Она могла бы быть рядом. Принять на себя хотя бы часть свалившихся на её наваждение проблем. Поставить на место тех, кто пользовался его добротой, заставить уважать своего будущего главу. Не позволить ему довести себя до такого состояния в конце концов!«Посреди реки хочу я Небывалый дом построить, Чтоб его сплошная кровля Вся из лотосов была. Там из ирисов душистых Стены дивные воздвигну, Там из раковин пурпурных Будет выложен алтарь. Балки сделаю из яшмы И подпорки из магнолий И под крышу вместо досок Орхидеи положу. Пряный перец разбросаю В белой зале, в белой спальне, Сеть из фикусов цветущих Будет пологом для нас. Будет гнет из белой яшмы, Косяки дверей из лилий, Будет плавать в нашем доме Циклоферы аромат. Всевозможными цветами Я наполню все террасы, Чтоб с горы Цзюи спустились Духи, словно облака.»
Как красиво! Вот где жить бы А-Мяню. На лоне природы, посреди реки, непременно в самом красивом месте. Ху представляет его там, окружённого нежными цветами, с играющими на жемчужной коже блинами солнца… Сердце сводит сладкой судорогой. Небо, он сишком прекрасен! Цзыюань всё чаще ловит себя на мысли, что её возлюбленный на самом деле дух. Наивно, глупо, по-детски, но ведь не может простой смертный быть таким. Нет, это точно речное божество явилось в мир людей. Явилось за своей любовью!«Рукава я опускаю Прямо в воду голубую, Оставляю я рубашку На зеленом берегу. И на острове пустынном Рву душистую траву я, Чтоб послать ее в подарок Той, что ныне далеко. Время быстрое уходит, — Не вернуть его обратно.»
На этом написанное обрывается. Ху берёт кисточку и уверенно заканчивает:«Будь, супруга, милостивой И назначь свиданья час!»
А потом, пересев прямо на пол, шепчет, склонившись к ушку А-Мяня: — Непременно назначу. Я-то, в отличии от тебя, отделываться официальными документами не собираюсь! — голос наполняется обидой, но в тотчас же надламывается — Ты только выздоровей или хоть в сознание приди, пока я здесь… И мягко прикусывает мочку, тотчас зализывая и оставляя поцелуй. Сил сдерживаться хотя бы немного больше не остаётся. Губы прижимаются к всё ещё невозможно горячему лбу, к точёным скулам, к опущенным векам. Смочив платок тёплой водой, девушка аккуратно стирает с родного лица следы помады и вновь приникает губами. Позже. Позже она будет обижаться. Позже она будет гордой. А сейчас любимый всё равно не воспринимает происходящее вокруг. Сейчас можно отпустить себя. Душа замирает от волнения и сладкого желания, когда Цзыюань склоняется к растрескавшимся губам. Но коснуться их не успевает: А-Мянь вдруг беззвучно вскрикивает и выгибается дугой, точёное тело выворачивают судороги. — Лекаря! — горло моментально начинает саднить, словно вмиг охрипший голос вот-вот сорвётся окончательно, но Паучихе плевать — ЛЕКАРЯ!!! Она пытается удержать любимого, придавив к постели своим телом. Но его рука вдруг выворачивается под неестественным углом — кисть остаётся в стальной хватке заклинательницы, а кость предплечья, разорвав сухожилия и кожу, выскакивает, на четверть оборота разворачивая согнувшийся локоть. — ЛЕКАРЯ, ГУЛИ РАЗДЕРИ!!! — голос всё-таки срывается в хриплый кашель, а Ху судорожно вспоминает, как на ночных охотах оказывали первую помощь получившим вывих.