Почему покраснел белый снег?

— Тебя, несомненно, нужно подготовить к завтраку, шери — мурлыкал фон Кролок над ухом. Студент стоял перед зеркалом, держа в своих руках стопку старой, наверное, даже прошлого века, одежды и старался не чихнуть от количества пыли на ней. Герберт увел Альфреда в свои покои после того, как юноша полноценно проснулся, но едва ли молодой человек мог долго стоять на ногах, перед глазами все расплывалось, а мозг отказывался воспринимать даже плавные движения рук и тела бледного блондина, отражение в зеркале которого студент также, почему то, не мог уловить взглядом. — Герр фон Кролок, но зачем нам это все для завтрака, почему мы не можем пойти в том, в чем мы одеты сейчас? — Устало проговорил Альфред и все-таки положил тканевую кучку на кровать, после чего сам присел на нее же. Графский сын вдруг остановился, как будто бы застыл на месте и с грустной задумчивостью посмотрел на человека перед ним. Разве для него не важно то, в чем идти на завтрак? Как это может быть «Не важно», это же имеет большое значение! — Дорогой, ты удивляешь меня своими вопросами — проговорил блондин и резко приблизился к человеку. Кончики его холодных, как лед, пальцев коснулись подбородка студента и чуть приподняли его, а пара морозно-голубых глаз теперь изучала по-весеннему зеленые глаза гостя –- Разве ты не понимаешь, что такое прекрасное личико, как у тебя, еще лучше украсит только самая дорогая и лучшая одежда? Ты бы выглядел как принц, если бы не носил то тряпье, которое на тебе постоянно. –- Герберт слегка улыбнулся и в этой улыбке опасно сверкнули острые кончики его белоснежных клыков, из-за вида которых Альфред опасливо отшатнулся и нервно сглотнул. — Да делайте, что хотите — обреченно промямлил он и отвел взгляд в сторону — Как насчет того красного костюма? — юноша кивнул на вешалку с изящным костюмом, манжеты которого были украшены золотом и рубинами, а возле пуговиц красовались золотые вензеля. Жакет под ним был приятного зеленого цвета, противоположного к красному и также по краям вышитый золотом, а рубашка и вовсе удивляла своей нежной воздушностью, словно ее вышивал не человек, а несколько тысяч пауков сплетали тончайшие нити воротничка и рукавов в маленькие кружева, настолько маленькие, что вышивая их не всякая игла бы справилась с невидимыми узелками для закрепления их на молочно-белой ткани. –- Выглядит вполне хорошо, мне кажется —юноша смущенно покраснел и неловко пригладил волосы у себя на голове, отчего они стали еще больше прежнего топорщиться и скорее напоминали тот жуткий лес за окнами, чем собранную прическу. — О, малыш, у тебя превосходный вкус, раздевайся! Снимай с себя свои тряпки и мы быстро сделаем из тебя лорда — Удовлетворенно улыбнувшись воскликнул Герберт и вновь приблизился к человеку скорыми движениями пальцев начиная расстегивать пуговицы его пиджака. Альфред смутился еще пуще и осторожно положил свои горячие руки на мраморные руки хозяйского сына. — Герр фон Кролок, я нахожу неприличным то, что должен буду …р.раздеться перед вами — с ноткой легкого возмущения в голосе признался студент и куснул губу, стараясь запахнуть то, что уже почти снял Герберт. — Шери, ну что же тут неприличного… Но раз ты так хочешь — по-актерски обиженно произнес фон Кролок и сложил руки на груди, отворачивая голову в сторону и поджимая губы — То я конечно уйду! Хотя ты меня ужасно обижаешь этим — фыркнул он и вовсе повернулся спиной к студенту, возмущение на лице которого обретало все более отчетливые краски, однако, отказать тому, кто, пусть и в жуткой манере, но отнесся к нему с добром, Альфред не смог. Он безысходно развел руки в стороны и сильнее прикусил губу. — Я буду рад вашей помощи — обреченно прошептал гость замка и даже встал с кровати, чтобы Герберту было удобнее над ним издеваться. — Замечательно! Дорогой, я в жутком восторге от этого! — тут же, почти пропищал блондин, на каблуках разворачиваясь к своей игрушке и принялся за ее переодевание даже с большей охотой чем раньше. Руки его кажется были везде… *** — Мой отец, он в восторге от тебя, и мне кажется, мы с тобой, подружимся! — голос откуда-то из темноты, из-под толщи воды юноша слышал его. Прикосновения обжигающе холодных рук оставались на коже даже через слой одежды, они проникали не под ткань, а в самую душу. Вели его в странном вальсе обмана и греха к самому краю бездны, из которой Альфред бы никогда не смог выбраться. Он что-то говорил, почти шептал на ухо и этот шепот пробирался в самые глубины сердца мальчишки, отзываясь на бледной горячей коже крупной дрожью. Глаза, светящиеся в темноте как мотыльки, завораживали, заставляли чувствовать себя маленькой овечкой перед волком, который в любой момент мог порвать его. Мышкой, перед игривой кошкой, которая бросала ее из угла в угол своими сильными лапами, не давая возможности спастись от скорой смерти. Голова кружилась, как будто воздух вокруг этого страшного существа был пропитан опиумом или табачным дымом, запах его был похож на вкус дорого вина, которое глоток за глотком дурманит мысли. Он наклоняет его голову и открывает шею, не хочется сопротивляться, за спиной Альфред слышит, как будто бы звук, который обычно слышит зверь перед тем, как его поразит стальной клинок охотника и инстинктивно защищается, бросается бежать от смерти. Бежит и сам не видит, куда именно он бежит. Повсюду его окружают эти два ночных огня, преследуют во всех тенях, как в кошмаре. Дыхание сбивается, и Альфред чувствует удушье от того, насколько сильно билось сердце у него в груди, оно готово было разбить тонкие, как лед, ребра и выскочить наружу. Кажется, он был уже в этой части замка? Или нет? Он заблудился в замке полном чего-то ужасающего, чего-то такого, от чего надо бежать, бежать, бежать и не останавливаться ни на мгновение. — Набегался, малыш? — звучит над самым ухом, и Альфред словно начинает падать в пропасть во сне, схватиться не за что, он падает в темноту и чувствует в самом низу живота невероятную тяжесть от того, Как над ним поднялся графский сын, старается закрыться, не от тьмы, от своих ощущений рядом с ней, закрыться, чтобы не тянуться к этой тьме, как к любимой девушке. И его спасают. Тьма пропадает, оставляя в теле лишь сладкое томление и неудовлетворение от того, что ему не удалось вкусить запретный плод страха. *** Холодные пальцы скользят по обнаженной, полупрозрачной коже, заставляя чаще дышать, застегивают пуговицы новой рубашки на нем и, в какой-то момент властно сжимают шею, отчего Альфред чуть задыхается и едва ли не стонет. Это не остается незамеченным. — Тебе же нравится — снова шепот возле самого уха. Шепот, от которого венка на сгибе шеи и плеча начинает биться в судорогах, а сердцебиение оглушает и слышится уже во всей комнате, часовым боем отражаясь от каменных стен. — Мне холодно — лживо проговаривает студент и рвано выдыхает горячий воздух, когда кожи на шее касаются два острых клыка и чуть оттягивают ее, игриво, словно котенок воспринял своего человека как искусственную мышь. –- Герберт — блеюще говорит юноша и касается руками плеч блондина, стараясь сдержать его. — Сейчас я тебя немного согрею, дорогой — мурлыкает фон Кролок, и в тот же момент на плечи обрушивается тепло от узорчатого пиджака — Кальсоны хочешь надеть сам или позволишь мне подобную роскошь? — довольно урчит графский сын, нехотя все-таки отстраняя руки от сладкого мальчика. — Пожалуй, с эти я справлюсь сам — шепчет Альфред и смущенно поднимает глаза на мужчину перед ним — Разрешите? — юноша чуть улыбается и берет бархатные кальсоны с кровати, чтобы заменить ими свои темные штаны. — Раз ты Так просишь — Герберт все-таки решил пойти на уступки, чтобы еще сильнее не пугать гостя и на показ отвернулся от него на пару минут, за которые Альфред успел нацепить и штаны и чулки под них. — Я все — тихо оповестил фон Кролока студент, получая в ответ одобрительную улыбку — Ты чудесен, шери, осталось совсем немного, и мой papa вновь будет в полном восторге от тебя — Герберт снова начинает его касаться, исправляя бардак на голове студента, после чего ставит его к зеркалу, удовлетворенно смотря на свою работу. Сам же Герберт уже был одет к завтраку и Альфреда осталось лишь провести по темным коридорам замка в столовую, где они должны были встретить и графа.