Влада

Записано на новогоднем корпоративе со слов нетрезвого начальника Прошло два года, но для меня как будто вчера случилось. Короче, были у меня важные дела в провинции, в глубинке. По телефону – никак, только лично, вот и потащился. Конец декабря, дорога через лес, не автобан, конечно, но вроде ничего; еду так спокойно, и тут машина глохнет и встаёт. И всё. Ни с места. Полчаса бодаю приборную доску, после чего выползаю и с бранью открываю капот. Смотрю и понимаю, что ни бельмеса не понимаю. Мороз, луна почти полная, и так много звёзд... Пытался позвонить – ну, куда в таких случаях обычно звонят, – конечно, не дозвонился. Глушь, натуральная глушь. Надежда же умирает последней? Ага, вместе с надеющимися. Я копался под капотом, осознавая, что надо всё бросать и идти искать людей. Было ли страшно? Да – за машину. Я не хотел бросать на дороге свою драгоценную колымагу немецкой сборки. А теперь представьте, как я охренел, когда за спиной раздался сиплый шёпот: – Сломалась? Что характерно, ни шагов, никакого шороха я не слышал, там сразу был голос... ну как голос – представьте себе сипение. Когда внятно, разборчиво, но тихо и сипло. Оборачиваюсь – стоит девушка и смотрит на меня. – Не люблю, – говорит, – немецкие машины. Шатеночка, красотка, как куколка, глаза голубые, фигурка как у модели, но вот одета, правда, не пойми во что. Серая кофта вязаная, вытянутая вся, платье «бабушкина юность», на ногах гольфы и серые тапки вроде чешек. И перчатки бесформенные какие-то. Да ещё причёска как из советского кино. – Сейчас, – отвечаю, – заведётся. – И тут же спрашиваю: – Подвезти вас? – Не заведётся, – это мне девушка возражает. Говорит, повторяю, ужасно тихо и жутко сипит, но разобрать можно. – Вам надо к людям выйти. Там деревня, я покажу. – Надо – значит, надо, доверюсь вам. – Тут я назвался и спросил, как её зовут. – Владой зовут. Я ляпнул что-то банальное вроде «как раз под стать такой симпатичной особе», она улыбнулась, а до меня наконец дошло, что человек одет, мягко говоря, не по погоде. Я предложил Владе свою куртку, но она почему-то отказалась, сказала, что ей не холодно. А вот меня уже конкретно пробирало, я же на машине ехал, шмотки нацепил не самые тёплые. Ну ладно, пошли. Влада попросила, чтобы я шёл впереди, и говорила, куда сворачивать. Я решил, что она хочет шагать по моим следам, которые больше девичьих. Когда мы перебирались через овраги или пролезали сквозь бурелом, я брал её за руку и заметил, что на руках Влады были вовсе не перчатки, а мягкие белые тряпочки, полосы материи, намотанные на ладони и пальцы. Я пытался вести разговор, как-то любезничать, что называется, – а кто бы не попытался на моём месте? Но Влада игнорировала мой трёп. Ну, думаю, сдержанная барышня строгого воспитания... А тут и огоньки показались, затем заборы и дома, и Влада сказала, что мне там помогут. – Всё, прощайте, товарищ, – прибавила она. Было тихо, и я расслышал, как кто-то колет дрова у себя во дворе. – А вы что, не пойдёте?! Ночь, холод собачий... Где хоть вы живёте-то? – Не живу, то есть не здесь. Дальше не пойду, нельзя, – и она попятилась. И вот тут я увидел. Разглядел, бляха-муха, всё разглядел, чего не замечал по дороге. Увидел, что у Влады нет тени. Что с той стороны, откуда мы шли, только одна цепочка следов, моих следов, а следочков её «обуви» поверх моих вовсе нет. И я увидел, что у лица Влады, возле её красивых губ, таких сочных и желанных, нет облачка пара. Она не дышит, что ли?! Кто ты, спросил я. Уже не помню, вслух спросил или только подумал. Я увидел, как девушка прижала руку, обмотанную тряпицами, ко рту и быстро пошла прочь. Точнее, полетела над следами и сугробами... – Влада! – закричал я. Тут же резко покачнулся, меня шатнуло в сторону, и я рухнул в снег. И отключился. Очнулся в тепле, в доме, на старом диване. Мой крик услышал тот самый мужик, что колол дрова, – Боря; он меня и подобрал, и дал пристанище. Жена Бори, Алина, разогрела еду и накормила меня. Я поначалу о девушке ничего не рассказывал, не хотел, чтобы посчитали чокнутым; но Боря и Алина расспросили меня и, когда узнали о заглохшей тачке, переглянулись; жена что-то прошептала, а муж кивнул. Оба с тревогой наклонились ко мне. Они спросили, какой марки моя машина. Я же вспомнил одну из первых фраз, услышанных от странной девушки, – о немецких машинах – и отважился рассказать о знакомстве с Владой. Оказалось, я не первый, кто здесь застрял. И не первый, кто встретил Владилену – такое у неё полное имя. Это местная героиня войны, партизанка. Отважная девушка, ставшая жертвой предательства и замученная до смерти фашистами. Мне Алина с Борисом много чего рассказали, они сами в этой деревне родились, и их родители, и бабушки, и деды. Дедушка Алины видел гибель и похороны Влады; он рассказал, что у юной партизанки были вырваны все ногти, а ладони сильно обожжены сигаретами, поэтому деревенские женщины обмотали ей пальцы и ладони, когда одевали перед похоронами. И я узнал, как она умерла. Избитую Владу, с переломанными костями, бросили посреди деревенской улицы, после чего по девушке, а она была ещё жива, несколько раз проехал личный автомобиль немецкого полковника. Через некоторое время после смерти Владилены жители этой деревни стали замечать удивительные, необъяснимые вещи. То потерявшаяся скотина приходит обратно, когда с потерей уже смирились, то маленькие дети, долго-долго плутавшие по лесу и болотам, возвращаются живыми и здоровыми и сообщают, что вывела их «Влада, добрая девушка, красивая, в платье и кофте, а на руках перчатки из тряпочек». Кто-то додумался написать записку с просьбой, с желанием каким-то личным да закопать у могилы партизанки – и желание сбылось... Как это по-умному называется – «гений места»? Но раз в году, в декабре, в годовщину её гибели плюс-минус пара дней, случается жуть. На дороге глохнут машины, причём именно немецкого производства и с одним только водителем, без пассажиров. Несколько водителей получили довольно сильное обморожение, но эти случаи по пальцам можно пересчитать. Обычно люди здоровыми добираются до деревни. Многие рассказывают о девушке в немодной одежде и с немодной причёской. И все, кто дошёл, говорили, что предлагали ей своё пальто, куртку или пиджак. Утром Боря с соседями нашли мою БМВ и отбуксировали в соседний посёлок, где я обратился в автосервис. В избе я прожил ещё пару дней, ждал, пока ремонт закончится. На сельском кладбище я быстро нашёл могилу партизанки Владилены. Было жутко и больно смотреть на фотографию девушки, с которой вчера познакомился и общался, и тут же видеть годы её жизни: двадцать второй – сорок второй. Такое нереальное ощущение и в то же время почему-то уверенность, что это нормально и что так тоже бывает. Ну уж не знаю, как объяснить. Она любила родную землю и своих односельчан при жизни; если у неё как-то получилось остаться здесь после смерти – вот она, Влада, взяла и осталась. Я не могу сказать, что прямо с того дня больше ни хрена не скептик, но жизнь сложна, да и смерть не проще. Свою записку я там оставил, только просьб и желаний в ней не было. О чём Владе написал, не скажу – сами понимаете, это личное. Да, с Борисом я до сих пор по телефону общаюсь, с праздниками там поздравить и всё такое...