… Помни, что ни чужой войны, ни дурной молвы, ни злой немочи, ненасытной, будто волчица — ничего страшнее тюрьмы твоей головы никогда с тобой не случится»
☆☆☆
Прислонившись лбом к прохладному стеклу, Никита смотрел как снег налипал на провода, кружился в прохладном воздухе, оседал на мощёную мостовую и летел в лицо прохожим, которые рискнули в такую погоду оказаться на улице. В полупустом трамвае едва заметно пахло сыростью и пластиком от старых кресел. Он дунул в заледеневшее стекло, протирая его: морозные узоры, постепенно оттаивая, открывали в окне маленькую полынью. Он дунул ещё раз, и уже провёл по холодной поверхности тёплой рукой. Под ладонью образовалась влага — капли стекали вниз, размазывались по пальцам и пропадали в рукаве. Немноголюдное помещение салона освещалось тусклым светом, также свет проникал с улицы, рассеиваясь и делясь на спектры. Он наблюдал за пассажирами отрешённым взглядом, словно смотрел немое кино, где люди двигались или замирали на чёрно-белом экране. Одинокий старик дремал через кресло, парочка школьников живо обсуждали, нагнувшись над телефоном очередное видео новомодного блогера. Женщина с ребёнком, сидевшие впереди, что-то выговаривала и шикала на дочку. Непоседа постоянно вертелась, забираясь с ногами на потёртое сиденье, потом развернулась, поймала взгляд Никиты и стала строить рожицы. Он улыбнулся краешком губ, чтобы хоть как-то выразить своё участие. Девочка не дождавшись от него внятной реакции просто показала язык и отвернулась. Её мама опять ей что-то шепнула поправляя съехавшую шапку. Никита вспомнил как они когда-то с отцом, ездили по похожему маршруту, и конечно же ему, как и всем детям нравилось сидеть у окна, как и сейчас. Любимая, почему-то красная шапка с помпоном вечно выделяла его среди общей серой массы зимней одежды. Отец иногда шутил — одёргивая её на глаза — и Ник (так он его звал) заливисто смеялся. Трамвай редел, посетителей становилось всё меньше. Осталась лишь пара людей; женщина с девочкой вышли на прошлой остановке, забыв в салоне детские варежки. Никита зачем-то их подобрал, разглядывая рисунок в виде снежинки. Теперь он чаще обычного стал кататься; раньше два раза в неделю, а сейчас, когда накрывало, то почти ежедневно. Это стало своеобразным ритуалом — как только начинало темнеть, а ранней весной, солнце ещё не набирало оборотов, Никита выходил в город. Сначала бродил, а потом катался на общественном транспорте. Беспросветное, удушающее состояние обволакивало с каждым разом сильней, иногда даже дышать не хотелось. Как назло на днях закончился литий, а его врач был в отпуске. Почему-то совершенно не хотелось идти к замещающему специалисту. Ничего — перетерпит. Не в первый раз. Он почти проехал свою остановку, лишь когда прозвучал приглушенный голос из динамиков — встрепенулся, натянул шапку по самые брови и выскользнул в набирающую силы метель.☆☆☆
Снежный март не редкость в Петербурге, но именно в этом году циклон совпал с его депрессивной фазой, ещё больше усугубляя состояние. Как же порой хотелось нырнуть в сугроб и больше никогда из него не выбираться. Лежать в пугающей тишине и мерзлоте; сверху звёздное небо, такое далёкое и отчуждённое, прям как его душа сейчас. Мешая кроссовками на тротуаре грязно-серый снег, он медленно двигался к своей цели. С каждым шагом движения становилось всё медленнее, словно он, как Атлант нёс на своих плечах целый мир со всеми его греха и пороками. Жутко захотелось курить, но заходить в ночной супермаркет не вариант. Документы он оставил дома в рюкзаке, а без них никаких сигарет ему не продадут. И плевать, что ему уже двадцать три. Незнакомые люди воспринимали его почему-то исключительно подростком. Порой он ненавидел свою внешность — слишком смазливый на его взгляд; и всё бы отдал, чтобы у него хотя бы начала расти щетина. Но увы — нежно-гладкое лицо, пшеничного цвета волосы (причём летом выгорали почти до белизны), и вот ты уже несовершеннолетний, которому не полагались все прелести взрослой жизни. Кто-то бы позавидовал, но его больше раздражала такая особенность. А Илье наоборот нравилось. Он так порой и называл его в шутку «мой юный друг». И почему эти долбаные ассоциации попёрли именно сейчас. Никита отправил ему сообщение: «Было охуенно, но мне нужно взять паузу». Может слишком грубо, но у него не было сил объяснять, да ещё через мессенджер. Чувствуя, что становится хуже, он обычно, как и сейчас обрубал отношения. Кто-то удивлялся, кто-то истерил или тоже посылал. Что сделает Илья он пока не знал. Телефон молчал — ни звонка, ни сообщения со знакомого номера. Никите самому не хотелось обрывать их отношения. С Ильёй действительно было охуенно, во всех смыслах. Ник как сейчас помнил день их знакомства. Только был на удивление тёплый апрель, он на днях сменил нелюбимую работу на действительно то, что ему интересно и чем он горел, а симпатичный молодой мужчина разделивший с ним одно такси на двоих, оказался очень хорошим собеседником. Близость явилась закономерным итогом двух месяцев обычных прогулок, встреч, свиданий, одно из которых Илья устроил им в Пулковской обсерватории, да ещё индивидуальную экскурсию организовал. Никита впитывал информацию, глядел во все глаза — ему было искренне интересно. Но ещё больше всего нравилось чувствовать рядом с тобой Илью, его руки на своих лопатках, когда тот пропускал его вперёд в очередной зал; ощущать лёгкий шлейф фужерного парфюма, слушать, что он рассказывает. Даже не так — прислушиваться к его низкому бархатному голосу. Тем вечером они оказались у Ильи дома. В полутёмной прихожей, Никита успел только сбросить свой рюкзак, как оказался прижат к стене. Илья его поцеловал сразу. Глубоко и напористо. Запрокинул его голову и исследовал языком рот — нёбо и ровную кромку зубов. Никита почти вошёл во вкус, когда Илья оторвался от него и тихо прошептал: — Прости. Больше не мог терпеть. Он боялся, что они торопятся. Никита бы с ним поспорил. И поспорил, уже сам беря на себя инициативу.☆☆☆
У парадной он притормозил, пропуская вперёд женщину с сумками из соседнего супермаркета. Совершенно не хотелось ни с кем сталкиваться, и уж тем более разговаривать, особенно в крохотной коробке лифта. Он постоял на улице, продолжая глотать холодный воздух, потом всё же решился зайти внутрь. Исписанные стены и местами отпавшая штукатурка — эта картина встречала его каждый раз, а ещё запах из мусоропровода. Но что делать? На лучшие условий он пока не заработал. Решил идти пешком, тем более пятый этаж, ну, и встретиться с кем-то меньше вариантов. У обшарпанной двери он заметил одинокую фигуру. Человек сидел прямо на ступеньках, опустив голову на руки, капюшон натянул на лицо. Тёмно-синяя куртка с жёлтыми вставками. Никита сразу узнал его и завис, не зная, как быть дальше. Илья поднял голову, а потом и сам встал. По выражению лица было очень сложно понять его настрой, тем более тусклый свет единственной лампы совершенно не помогал. — И как это понимать? — Илья достал телефон и ткнул экраном почти в нос. Никита прочитал своё сообщение. — Там написано, — он попытался протиснуться к входной двери, но путь снова перегородили. — Можно я войду? — в голосе не сквозило никаких эмоций. Вошли почти вместе. Никита первый, Илья ввалился следом и захлопнул за собой дверь. Он молчал, но явно ждал объяснений. Никита надавил на задник кроссовок, снимая и отшвыривая их в сторону; зашёл в комнату прямо в куртке, плюхаясь на старенькое кресло. Так хотелось пропасть или испариться, чтобы его просто не было здесь. Он не заметил, как Илья бесшумно подошёл, уже без верхней одежды и уселся напротив на корточки. Тишину между ними можно было есть ложками. Ник закрыл глаза и будто остался один. В голове никаких мыслей, словно он парил в пустом межзвёздном пространстве. Услышал шуршание, а потом к его руке прикоснулась прохладная ладонь. — Эй, посмотри на меня, — в этот раз Илья говорил тихо, вторя окружающей обстановке. — Что случилось? Никита открыл воспалённые глаза и посмотрел уставшим взглядом. Они играли в гляделки какое-то время, потом Ник резко выдал. Зачем скрывать, ведь Илья точно не отстанет. — У меня биполярка. Тот в ответ смотрел сначала непонимающе. Пришлось пояснить: — Биполярное расстройство… — Я знаю, что это такое, — оборвал его Илья. — У друга отец болел. Ник слегка кивнул не меняя позы. Тем лучше, меньше рассказывать. — У меня сейчас депрессивная фаза. Я… — слова давались с трудом. — Не хотел, чтобы ты видел меня таким. Илья понял его без лишних слов. — Мы справимся, — сказал так безапелляционно, что если бы Никита сейчас не пребывал в прострации, то очень удивился бы такой прыти. Обычно Илья действовал мягче, и они всегда всё обсуждали, но тут наверное сработал механизм «опекать и защищать».☆☆☆
И он остался. Просто переселился к Никите, перевез самые необходимые вещи, ноутбук и что-то для работы. «Я взял удалёнку». Вот так просто. Ник даже не успел возразить. Как это было не похоже на все прошлые отношения. Зачастую Никита первый отстранялся, чувствуя как сменяются интермиссии. Даже тогда не желал показывать свою слабую сторону. Кому захочется видеть своего партнёра, валяющегося амёбой, постоянно спящего, и в большинстве времени молчаливого. Но Илья умел удивлять. Он не лез с разговорами, напоминал про лекарства, кормил, когда Никита вообще забывал про еду. Затаскивал в ванну. Иногда они так и сидели обнявшись в ароматной пене. Никита откидывал голову Илье на грудь, тот прикуривал, и они делили одну сигарету на двоих. Либидо в этот период тоже было на нуле; секса совершенно не хотелось. Ник догадывался, почему Илья дольше обычного сидел в душе, но тот ничего не требовал, и не попрекал, лишь желал спокойной ночи, плотнее укутывая в одеяло. Ночью приходили сны. Тягучие и липкие. Местами даже фантасмагоричные. Чаще всего он видел Илью обезображенного, в луже крови. Просыпался как ошпаренный, шарил рукой по кровати. Только когда натыкался на теплое, твёрдое тело немного успокаивался. — Что на этот раз? — Илья обнял его не открывая глаз. — Ты. Со вспоротым животом… — Фу! Жуть какая, — притискивал его к себе как можно ближе, иногда укладывая прямо на себя, чтобы можно было услышать биение сердца. — Вот он я — живой. После этого Никита долго ворочался, держа Илью за руку, боялся отпускать и смотрел на спящее, умиротворённое лицо полночи. Илья не был красавцем в расхожем понимании этого слова. Про таких говорят — «своеобразный» или «в нём что-то есть». Высокий, с немного вытянутым лицом, точёными скулами и рыжей шевелюрой. А ещё очень нежными руками, длинными пальцами… Этот список можно было продолжать бесконечно.☆☆☆
Этой ночью ему удалось проспать без абсурдийских снов. Но ближе к утру всё равно проснулся, пялясь на стену напротив, по которой мелькали причудливые тени от фар ранних автомобилей и уличных фонарей. Гардины немного колыхались от лёгкого ветра — он не мог спать в духоте, поэтому всегда оставлял форточку открытой. Морозный воздух гулял по комнате и это ещё больше бодрило. Он повернулся на соседнюю половину кровати — Илья спал, закутавшись по нос в одеяле. Выглядывала только макушка рыжих волос; посмотрел вниз и теперь увидел торчащие ступни — одеяло явно было ему мало. В груди поднялась тёплая волна эйфории. Жутко захотелось согреть этого каланчу. Он придвинулся ещё ближе и нырнул в тёплый плен. Сначала просто прижался, но вскоре стал невесомой касаться губами закрытых век, носа и всего лица. Беспорядочно тычась, словно слепой котенок. Илья закономерно завозился, а потом резко дернулся и открыл глаза. — Опять страшный сон? — голос хриплый, после долгого молчания. — Нет, — помотал головой Никита. — Просто соскучился. Он чувствовал, что всё это время спал или пребывал в пограничной состоянии и всё что происходило с ним видел со стороны, а теперь словно ожил. Навалился сверху, елозя по теплом телу, балдея от прикосновения кожи к коже. Через мгновение, ему в бедро уперся твёрдый член. Илья стиснул его сильнее, прошептав на ухо: — Ты уверен? Никита был уверен. Очень уверен, скидывая мешающее одеяло и спускаясь вниз. Всё же он сильно соскучился. Сверху послышался приглушенный стон, потом на затылок легла рука, не давя, а просто обозначая присутствие. Вкус, запахи, звуки. Все смешалось и стало действительно жарко. Очень жарко, так что задувающий весенний воздух из окна не мог остудить два сцепленных друг с другом тела.☆☆☆
Уснули ближе к утру. В этот раз Никита проснулся от надоедливого солнечного света, который вместе с ним разделил подушку. Он повозился, щурясь от яркого света. Илья нашёлся на балконе. Курил, выпуская на пробуждающийся город струйку дыма. Ник пристроился рядом, утыкаясь в обнажённое плечо и делясь с ним одеялом. — Будешь? — Давай. Одна сигарета, одно одеяло, одна жизнь на двоих…