Причастие

- Для хорошей шлюхи у тебя слишком тощее тело, не находишь? Поморщившись от неудобного положения, юноша гневно посмотрел через плечо, не желая отвечать на унизительное обращение. Быть может, он и не брезговал подобного рода способом получения желаемого, однако это не означало, что его можно было упрекнуть в неразборчивости. Возмутительное нахальство. - Если только здешние сквайры подобно псам не привыкли бросаться на кости. Ощутимый удар по выпирающим лопаткам заставляет невольно вскрикнуть. Жестокий, царапающий, он оставляет грязное пятно поверх натянутой до предела кожи, стремительно набирающее фиолетовый оттенок. Следующий удар приходится по всей поверхности ребер, словно в насмешку указывая на самые заметные проявления внутреннего скелета. Не позволяя себе носить компрометирующие очки, но и не обладая хоть немного острым зрением, он был вынужден довольствоваться расплывчатым темным силуэтом с двумя красными, подобно углям, глазами. Тем не менее, юноша был более, чем осведомлен о своей природной красоте: Его даже можно было назвать смазливым, если б не холодный взгляд и жесткие, тонкие губы, выдающие истинный характер. Худоба же никогда не казалась чем-то отталкивающим: Никто не мог похвастаться сытым детством в радиусе нескольких сотен миль. - Собаки по твоей части. Холодно рассмеявшись в ответ на столь жалкие попытки дерзить, аггел без предупреждения бьет по открытой промежности, вызывая новый, куда более пронзительный крик. Едва ли, не расплакавшись от ослепительной боли, юноша падает грудью на алтарь и что есть сил сжимает ушибленные яйца рукой, силясь переждать мучительные спазмы. Чудовищной силы удар запросто мог лишить его всякой возможности к зачатию, а воспаленная кожа натянулась до предела, грозясь попросту лопнуть по шву. Мучительное и жестокое наказание за какие-то три слова. - Больно? Притворное участие в рычащем голосе утопает в новом болезненном стоне – еще один удар приходится по вялому члену, едва ли, не размозжив тот о холодную поверхность алтаря. Кровавая пелена перед глазами заставляет судорожно всхлипнуть и прогнуться в спине дабы хоть как-то распределить невыносимую судорогу. Будет чудом, если подобного рода пытка не повредит ни один из внутренних каналов. Уже сейчас мельчайшая капелька крови, вытекшая из раздраженной уретры, отчаянно сигнализировала, что дела очень, очень плохи. - Пошел ты. - Tssssk. Удивительное неумение держать язык за зубами для такой репутации. Слышал, вы, прямо-таки, местная звезда. Все еще согнутый нестерпимой болью, викарий оглянулся через плечо и раздраженно промолчал. Кем бы ни был этот монстр, чужая личная жизнь его абсолютно не касалась. Пускай его и пугала та сила, с какой посетитель вздернул не такое уж легкое тело обратно на раздвинутые до предела ноги, это вовсе не означало, что он растерял достаточно самоуважения чтобы подыграть в откровенно нечестной игре. В прочем, вертикальная щель выдавала опытного нижнего куда лучше не озвученных слов: Раздразненный увиденным, диавол не стал скрывать голодной усмешки. - Любопытно узнать, скольких вы успели обслужить за последние годы, падре, что ваша жадная дырка успела превратиться в пизду. Держу пари, двойное, а то и тройное причастие отнюдь не редкость, не так ли? Что за мерзость. Заметно взбешенный взгляд провоцирует злое веселье. Даже куда более развитый физически человек не смог бы противостоять его хватке, что уж говорить о тощем, явно непривыкшем к рукоприкладству юноше, которому едва ли перевалило за четверть века. В прочем, дело отнюдь не в весовых категориях: Не смог бы как минимум потому, что по-прежнему оставался человеком. Он – нет. Давно нет. Поглощенный размышлениями ангел с любопытством рассматривает чужое лицо, подмечая впалые щеки и тонкие, но мягкие на вид губы. Этот мальчик явно был хорошим хуесосом. - Не стоит так смотреть. Я отнюдь не против немного поиграть с этой голодной щелью, так что, надеюсь, ты чист. Очередное оскорбление вызывает праведный гнев, однако металлические когти отнюдь не добавляют уверенности к сопротивлению. Решивший пережить неизбежное насилие со всей возможной гордостью, священник недовольно шипит в ответ на вторжение холодных, рельефных пальцев, неприятно царапающих изнутри нежные стенки в явном намерении как можно скорее подготовить к дальнейшему использованию. Разумеется, он был чист. Шел, черт подери, третий день строгого поста, не говоря уже о том, что поистине кошачья чистоплотность не позволяла часто баловать себя тяжелой пищей с ее дальнейшими последствиями. Даже тянущий вниз желудок не был так неприятен, как вынужденное использование той помойной ямы, коей лицемерно называют приходскую уборную, с последующей ледяной промывкой водой из ближайшего родника. Но, это по-прежнему было не его собачье дело. Нечеловеческих размеров кулак жестоко ударяет по простате, достигая сигмовидной кишки в одно слитное движение. Непривычные к подобным развлечениям внутренности отозвались резкий болью, уступая свое природное место вторжению, а натянутые края ануса мгновенно воспалились, сигнализируя о крайней растянутости. Сильно. Слишком сильно и глубоко, чтобы это можно было выдержать без последствий. Ослепленный болевым шоком, совершенно не подготовленный ни морально, ни физически к быстрой замене пальцев на нечто куда более массивное и широкое, священник не сдерживает болезненный стон и с трудом прислушивается к посторонним, непривычным ощущениям, прежде чем с ужасом обнаружить насквозь промокшее белье, противно липнущее к разведенным и напряженным до предела ногам. Кровь? Это чудовище порвало его? Отнюдь не удивительно, если вспомнить о размерах этого чудовищного кулака, вот только, куда более страшная догадка заставляет тревогу стремительно уступить стыду и бессильной, тупой злости. Он обмочился. Да ладно. Еще один мощный удар вызывает новую струю мочи, чей резкий, отвратительный запах заставляет глаза слезиться, а желудок – сокращаться от рвотных позывов. Хвала Господу, что юноша честно соблюдал пост с самого утра, иначе его непременно вырвало бы расплющенными кулаком остатками вечерней трапезы, однако подступающая к горлу желчь обжигала пищевод не хуже унизительных слов. Смятую и спущенную до колен одежду можно было смело выбрасывать – с каждым новым движением кулака твердые костяшки пальцев натирали опухший от такого обращения канал, а болезненно напряженные яйца требовали облегчения, чем мешал непрерывный золотой поток. Худощавое тело стремительно сдавало под агрессивным натиском, и не было ни единой надежды на то, что это издевательство когда-нибудь закончится. - Ты всегда мочишься, когда тебя трахают? Нет, местные жители определенно тяготеют к грязи. Знаешь, это даже забавно – вот так, заставлять тебя терять над собой контроль снова и снова, пока не упадешь от истощения. Право же, я был бы не прочь развлечься подобным образом. Однажды. – Злорадно проследив за направлением дрожащей струи, тиран с новой силой ударяет по избитым кишкам, прежде чем неожиданно остановиться и вытащить мокрую от слюны и смазки руку. - Но, я по-прежнему считаю, что ты слишком тощ, чтобы быть хорошей игрушкой. Последние слова звучат с поистине жуткой задумчивостью, что заставила мгновенно похолодеть от страха. Даже постыдный хлюпающий звук, с которым выплеснулась наружу вязкая слизь не заглушает сосредоточенность в чужом голосе, и юноша с испугом оборачивается, не понимая, почему простое замечание вызвало такую тревогу. Что за странная констатация факта. Демонстрация недовольства перед неоправданными ожиданиями или этот монстр всерьез раздумывал о насильной кормежке? В таком случае викарий был вынужден огорчить, ведь даже стремительный набор веса все же занимал какое-то время, а на утро его исчезновение отнюдь не пройдет бесследно. Тем не менее повторенный дважды факт отчего-то уязвляет. До сего дня он не считал собственное телосложение отталкивающим и не собирался позволять кому-либо убеждать в этом. - Если хочешь развлечься с кем-то более подходящей комплекции, то стоит обратить внимание на женщин, чем вторгаться без приглашения и еще осуждать чужие тела. - Женщин. Верно. Не считая нужным объяснить причину ликования в своем ответе, посетитель с непонятной, практически звериной алчностью улыбается и тотчас бьет обеими руками по угловатым бедрам с такой силой, что металлические когти глубоко впиваются в и без того покрытую синяками кожу. Брызнувшая кровь всего через несколько мгновений сменяется чем-то черным, тягучим как мед, неведомым образом, вытекающим из оставшихся на поверхности костяшек пальцев и подобно разумному существу, проникает в глубокие неряшливые раны. Не сразу осознав происходящее из-за новой вспышки мучительной боли, юноша жалобно стонет сквозь напрочь искусанные губы, прежде чем перевести взгляд назад и замереть в удивлении и стремительно нарастающей паники. Чем бы ни была эта странная, смолянистая жидкость, она стремительно покрывала полуобнаженное тело, проникая сквозь мельчайшие поры внутрь тканей. Неприятный, почти болезненный зуд под кожей заставлял морщиться, снова и снова возобновляя бессмысленные попытки выбраться из жестокой хватки. Что это? Кислота? Этот монстр решил не только унизить его, но и отобрать единственное, чем викарий искренне гордился – дарованную милостивым Богом внешность? Но, ожидаемой боли не наступает, и юноша с куда большей озадаченностью наблюдает за чужими действиями, уже даже не раздумывая над тем, откуда она течет. Происходящее казалось настолько сюрреалистичном, что он бы не удивился распахнутым кожаным крыльям за спиной тирана, а эта странная субстанция вполне могла бы оказаться чернилами или дегтем, вылитым с единственной целью – выставить его внутреннюю грязь напоказ всему миру наиболее эффектным способом. Грубо, но предсказуемо. И несколько обнадеживает на скорый конец, ведь никому не понравится трахать кого-либо испачканного в крайне трудноотмываемой жидкости. Но, когда покрытые жидкостью части тела начали стремительно увеличиваться в объемах, невинная озадаченность исчезла под всепоглощающим ужасом. Какого. Дьявола. Словно в тумане юноша смотрит как некогда привычное ему тело менялось под воздействием Бог знает какой мерзости, приобретая вызывающе округлые женские формы, начиная от широких бедер и – это осознание заставило желудок сжаться в сильнейшем рвотном позыве – висящего от собственной тяжести бюста. Полусогнутое положение тотчас оказалось напряженным и давящим на суставы и хватает единственного взгляда на собственное отражение, чтобы несчастный викарий наконец выплюнул на пол обжигающую горло желчь, обхватывая себя руками в порыве неверия и страха. Теперь он не мог даже прикоснуться к некогда выпирающему позвоночнику. Растерявшие былую костлявость руки погрузились в мягкий, лишенный былой стройности живот, а естественное давление между ног, где ранее был избитый, но вполне функционирующий член сменилось на что-то влажное, горячее и будто бы пустое внутри. И без того переполненному невыносимыми образами сознанию еще только представало смириться с жестоким изменением не только верхних, но и нижних гениталий. Схватив обеими руками за толстые половые губы, монстр безжалостно раздвинул их в стороны, опуская заинтересованный взгляд на мясистое, истекающее соками влагалище. Неестественно пухлые стенки создавали впечатление голодного рта, дрожащего и хлюпающего от перспективы поглотить все, что будет предложено этому жадному зеву. Горячий, мокрый канал, идеально созданный чтобы сосать член. О, и он вовсе не собирался отказывать. Не сейчас, когда этот заносчивый мальчик наконец смотрел с такой сладкой паникой, провоцируя на окончательную деструкцию. Грубое вторжение проходит без каких-либо препятствий, тотчас предоставляя влажную, жаркую тесноту. Отозвавшись дрожащим всплеском, искусственно созданная плоть жадно вбирала в себя член, издавая настолько постыдные хлюпающие звуки, что бледное от ужаса лицо мальчика невольно покрылось румянцем. Круглые женственные бедра волнообразно качались при каждом ударе твердого таза и это непривычное зрелище так отличалось от некогда подтянутой, прекрасно просматриваемой мускулатуре, что вызывало жестокий смех. Быть может, он и несколько перестарался с формами и нынешние поистине доходили до гротескности, но насколько же умильно выглядел этот несчастный церковнослужитель, плачущий от ужаса перед новым, к слову куда более подходящим его бесстыдной, падшей во грех натуре, телосложением. Мокрые всплески от каждого прикосновения безволосого лобка к толстым половым губам так и манили к себе взгляд, а от того нет ничего удивительного, что аггел с нескрываемым злорадством бил по тем каждый раз, когда юноша был готов потерять сознание от агрессивного темпа и больной извращенности всей ситуации. Его откровенно тошнило, грозясь вырвать прямо на алтарь. И только нарастающая боль от вдавленного в острый край поверхности бюста да жестокие, отзывавшиеся жгучим укусом шлепки по и без того избитому влагалищу вынуждали оставаться в реальном мире. Некоторые удары приходились на опухшие и налившиеся кровью края ануса, металлические когти забавы ради оттягивали те в сторону, демонстрируя насколько стала свободна прямая кишка. Вероятно, теперь она могла бы уместить даже два кулака. Не было ни единой гарантии в том, что бедное отверстие сумеет когда-либо восстановиться от недавних истязаний. - Так много места. Я знал, что даже без моей небольшой помощи ты был настоящей королевой размера. Не удивительно, что ты оказался чист и не нуждался в подготовке. Эта неряшливая щель определенно ждала своего ежедневного посетителя и наверняка привыкла к банальной забивке свай. Беру свои недавние слова назад, тройное причастие точно не редкость для такого таланта. Твое счастье, что я умею удивлять. Рука, обхватившая член через ректовагинальную перегородку ощущается как нечто настолько противоестественное, что по лицу текут слезы поистине животного ужаса. Не позволяя ни на мгновение привыкнуть к наполенным до предела внутренностям, визитер сжимает кулак и возобновляет резкие, забивающие движения, тем самым буквально дроча в глубине видоизмененного тела. Растяжение было невыносимым. Воспаленный, зияющий кратер, в который превратилось некогда подвластное человеческой анатомии отверстие с противным хлюпающим звуком обхватывал краями за предплечье, выпуская целые потоки анальной слизи. Тяжелые яйца били до болезненных синяков, заставляя воспаляться и без того опухшие от грубого темпа половые губы, а растянутая до краев матка отзывалась тупой болью в избитом желудке. Измученный, теряющий всякую связь с реальностью юноша даже позволяет себе смиренную благодарность – старые гениталии точно не выдержали бы такого обращения, оказавшись порванными в клочья. Сейчас же ему просто больше нечего было дать. Сухие оргазмы то и дело сотрясали массивное тело, но ни натертый канал, ни опустошенный мочевой пузырь более не могли выпустить новой жидкости, только отдаваясь спазмами в ответ на новые и новые толчки. Если это чудовище не остановится, то точно убьет его. Или разрушит его внутренности настолько, что он сможет рожать. Викарий не знал, что из этого хуже. Мягкий обвислый живот непривычно тянул вниз, а широкие, ставшие исконно женскими бедра волнообразно колыхались от быстрых ударов позади. Новое тело было тяжелым, лишенным гибкости и заточенным под деторождение, и от этой мысли хотелось рыдать. То, чем он гордился, то, что он лелеял больше собственного комфорта – красота – была безвозвратно утрачена, напоказ выставляя облик гермафродитной матки. Некогда холодный и расчётливый ум был вдребезги разбит чудовищной реальностью, гордость и уверенность – вырваны и выброшены из глубины сердца извращенным наказанием диавола. Тяжелый бюст ритмично качался перед глазами, подстраиваясь под агрессивный ритм: Время от времени из опухших сосков вытекали белые капли, гулко капая на грязный пол. Смесь белого, красного и грязно-желтого. Он сходил с ума, падая в бездну, откуда не бывает возврата. - Как насчет посмотреть, как далеко мы продвинулись? Воистину, эта голодная пизда еще не встречала такого вторжения, судя по тому, как слабо она цепляется за свои края. Ах да…обе. Давай, протолкни свой бутон. Хочу лично увидеть, насколько ты испорчен. Вздрогнув от услышанного, священник в отчаянии мотает головой, но модифицированное тело явно не было на стороне собственного хозяина. Натертый и опухший от многочисленных издевательств анус более не мог сдерживать избитый кишечник, и без того давящий на растянутый край под воздействием гравитации. Чем бы ни была эта проклятая жидкость, она словно в ответ на унизительный приказ своего родителя заставляет дернуться и в судорожном спазме протолкнуть красный, налитый кровью хвост наружу между округлых женских ягодиц. Подобно жирному червю чудовищное выпадание истекало совместными соками, только увеличивая и без того впечатляющий беспорядок. Юноша готов был плакать от унижения. Каким бы опытным нижним он ни был, его прямая кишка еще никогда не выпадала так сильно. Проклятый монстр уничтожил не только былую красоту, но и даже его бедную задницу, заставляя молиться на то, чтобы процесс был обратим. Отвратительная тяжесть между ног казалась чем-то иррациональным, это было неправильно, неправильно чувствовать свои же внутренности снаружи от избитого, модифицированного тела. Пролапс был столь огромен, что затрагивал начало сигмовидной кишки: Алый от крови, скользкий, покрытый спермой и анальной слизью он был словно завершающим штрихом для абсолютного уничтожения. Мальчик едва ли осознает, как вместе с тем обжигающая сперма наполняет его избитое влагалище. - Даже не знаю, стоит ли возвращать вам былой облик. С такими…возможностями у вас будет куда больше клиентов. Мало кто откажется от чести осеменить безотказную церковную матку. Более не пытаясь вытереть жгучие слезы, викарий посмотрел зло и умоляюще. Одна только мысль о том, в каком виде найдут его утренние прихожане – обнаженный, лежащий в луже мочи, грудного молока и спермы, не говоря уже о отвратительно мясистом женском теле – заставляла похолодеть от страха. Даже подобрав хоть какое-то объяснение ужасающим изменениям, он бы никак не смог отмыться от позора. Былое влияние, тонкие связи, тщательно взрощенная коррупционная сеть, в конце концов даже собственное самомнение – все это исчезнет безвозвратно, оставляя одну только жалкую участь циркового урода. Женственный монстр с юношеским лицом, наглядная иллюстрация неминуемой кары за грех. Он предпочтет застрелиться. - Умоляй. О, да неужели он все еще недостаточно оскорблен? Укоренившаяся глубоко в сердце гордыня вызывает резкое отторжение, но хватает одного взгляда вниз, чтобы понять нецелесообразность дальнейших попыток упрямиться. Викарий зло кусает воспаленные губы, прежде чем буквально прошипеть в ответ: - Пожалуйста, верните мне мое тело. Я усвоил урок. Пожалуйста. Черные глаза с жестоким весельем осматривают бесформенную массу перед собой. Мальчишка теперь выглядел как полный беспорядок, и дело даже не в измененной насильно анатомии, хотя безусловно она добавляла пикантный штрих к общему унижению. Некогда бледная кожа ныне была покрыта желтыми и фиолетовыми пятнами, опухшее влагалище подрагивало и с каждой такой судорогой на пол вытекал новый поток слизи, избитый кишечник выпадал от малейшего движения. Воистину, доселе этот грешник не знал по-настоящему грязного секса. - Недостаточно. Скажи кто ты. Подробно. Лишенный всяких сил на продолжение борьбы, юноша позволяет себе лишь на мгновение поднять злобный взгляд, прежде чем смиренно опустить тот обратно в пол и судорожно выдохнуть в ответ: - Я жалкая, грязная шлюха. Блядь, созданная для ублажения членов ради собственного комфорта. Мне не стоило считать себя выше того, кто я есть. - Славно. Уже знакомый подкожный зуд вызвал полный облечения вздох. Нестерпимо горячая жидкость стремительно покидала дрожащее тело, возвращая тому былые, худощавые формы и тотчас впитываясь в металлические подошвы сапог. Наконец способный разогнуться, опороченный служитель церкви бросает неловкий взгляд вниз и тотчас расслабляется, замечая привычные, данные природой гениталии. Происходящее могло бы казаться страшным сном, если б не болезненно натертая кожа между ног и хлюпающие всплески подсыхающей спермы при каждой попытке встать на дрожащие, едва подвластные контролю ноги. Он не знал, как теперь поступить с этим отвратительным опытом, извратившим само восприятие личной сексуальности. Вероятно, перспектива побыть в горячей воде несколько последующих часов была бы неплохой идеей для начала. - Можете сколько угодно играть роль перед другими, но от меня не скрыть свою истинную суть. Советую запомнить и более не пытаться. – В последний раз бросив взгляд на судорожно цепляющегося за алтарь в попытках встать священника, визитер криво усмехнулся, покидая оскверненное место. - Благословит вас Бог, падре.