Не в себе.

— Ну что, — пилигрим всегда был достаточно решительным человеком, поэтому завёл разговор первым. — Рассказывай, что с тобой. Хуан выглядит уставшим. Его светлые глаза больше не такие яркие, голос временами чересчур тихий, и мысли поглощают его настолько, что мужчина временами просто выпадает из этого мира, гипнотизируя одну точку в пространстве. Но Эйден знал: он единственный человек, который видит это состояние. То ли дело было в очень сложном доверии светловолосого, то ли в общении с Колдуэллом было невозможно от него скрыть деталей, но, в конечном итоге, они стояли на одном из балконов многоэтажной заброшки, любуясь открытым видом. — Любопытство людей губит, — едва не фыркнул Хуан, опираясь руками на железные перила. — О, тогда понятно, почему ты едва себя на ногах держишь, но зато знаешь обо всех больше, чем они сами, — Эйден хочет дать понять, что не собирается здесь сюсюкаться с коллекционером. Он здесь и сейчас выяснит проблему, приложит к этому руку, оправдавшись, что ему уже тошно смотреть на кислую морду Райнера. Но Хуан тоже не дурак. Он чувствует на себе прожигающий взгляд голубых глаз, хочет утонуть в них полностью, но ни в коем случае не поворачивает голову. Ему достаточно того, что пилигрим стоит лицом к нему. — Это моя работа, — пожимает плечами Хуан. — Работа не должна сводить тебя в могилу. — Любое сотрудничество с Мэттом сводит меня в могилу, — он смеётся, но смех звучит вовсе не весело. От него у шатена практически мурашки бегут по спине. И этот тот самый человек, который вёл себя, как самый наглый кот? Который имел влияние больше, чем кто-либо из всех его знакомых? Тот, кто был готов своей харизмой покорять любые вершины? Колдуэлл в жизни бы этому не поверил сейчас. И не верит. Парень думает, как спасти этого мужчину, но, кажется, сам уже по колени погряз в этом болоте. Тогда что остаётся делать? — Ты ведь не бросишь это всё, — расстроенно выдыхает Эйден и смотрит прямо на Хуана. Он надеется, что тот будет отрицать, скажет нужные слова, но видит лишь слабую улыбку на покрытом морщинками лице. Сам знает ответ наперёд. — Конечно, — соглашается Хуан и всё же поворачивается к нему. Эйден готов называть его полным идиотом, он так и считает, собственно. Только вслух не озвучивает, но все и без того догадливые люди. Он вглядывается в светлую радужку, пытаясь разглядеть в плохом освещении каждую цветную трещинку, а затем слабо улыбается. Этот мужчина был невероятно упрям и категоричен в своих решениях, не смотря на то, что с ним можно договориться. Но, может, именно это привлекало в нем пилигрима? Шатену не в первой поддаваться эмоциональным порывам, поэтому он легко наклоняется ближе к чужому лицу и невесомо касается губ своими. Он делится теплом и поддержкой, отдаёт какую-то частичку себя вновь, как это было при их первом поцелуе ранее, и получает отдачу Хуана, фоном задумываясь, кто кого сделал настолько нежным. — Тогда мне ничего не остаётся, кроме как обеспечивать тебе безопасность силами, которые есть, — с тихой усмешкой отстраняется Колдуэлл и смотрит задумчиво вдаль. — Но, если надумаешь свалить из этой дыры, у тебя есть неплохой проводник. Коллекционер не отвечает, но подхватывает лёгкий смех. Хриплый, игривый, местами даже слишком тоскливый. Обычно он издает подобные звуки, когда хорошенько напьется в одиночестве. — Договорились, пилигрим, — прижимается боковой частью таза к мужчине и тянется в карман за сигаретой. Неплохой план на будущее. По крайней мере до тех пор, пока у него не хватит смелости поговорить о том, что тревожит. А так, на первое время, пойдёт. Переживут.