Тигрёнок

Коты всегда нравились Шиничиро. Нет, правда — их грация порой завораживала, по шерсти сразу хотелось провести рукой и в ответ услышать мурчание, и не важно, что именно это был за кот — чей-то домашний, запрыгивающий гостю на колени; обычный дворовой, выпрашивающий своим мяуканьем еду; или же большой и хищный, заставляющий одним своим видом испытывать трепет и желание чмокнуть розовый влажный нос. Но одно дело, когда кота за шкирку можно схватить, избегая острых когтей и зубов. Или, когда ты смотришь на него с другой стороны клетки, не боясь быть растерзанным. Другое, когда кот — дикий и опасный — нацелился на тебя и ты понимаешь, что от него не сбежать. А назвать Казутору иначе чем большим котом — тигром — Шиничиро не мог. Сано прикрыл глаза и ненадолго задержал дыхание, словно это могло помочь ему спрятаться от чужих внимательных глаз, кажущихся в освещении мастерской янтарно-желтыми. — Может, хватит уже? Дыру во мне прожжешь. Ханемия, почти разложившийся на байке, только молча покачал головой и уголки его губ дернулись в улыбке — мужчина не видел, но знал. Так и не дождавшись хоть какого-то ответа, Шиничиро всё-таки снова посмотрел в сторону мальчишки. Тот, полуобнажённый, в одних черных джинсах с подранными коленками, призывно прогнулся в пояснице, поймав чужой взгляд. Его, казалось, ничего не смущало, вот только мелькавший то и дело между пересохших губ язык явно выдавал чужую нервозность. В конце концов, Казутора не был одной из дракеновских бордельных девочек, и подобное ему всё равно было непривычно, смущало. Старший Сано тяжело вздохнул. Последние полгода он старался неукоснительно следовать трём правилам — не оставаться с мальчишкой один на один, пропускать мимо ушей двусмысленные намеки и не думать ни о чем лишнем. Последнее, конечно, удавалось хуже всего. Было очень сложно «не думать», когда чужие руки приглашающе приподнимали край футболки или холодом, словно нечаянно, проходились по запястью, вызывая табун мурашек; когда жадный обжигающий взгляд преследовал постоянно, ощущался всем телом. Было очень сложно, но Шиничиро держался как мог. Болезненно шипел сквозь зубы, когда резинка штанов сдавливала стояк, вызванный чужим поведением; с тихими стонами толкался в кулак под теплыми струями душа, стараясь не представлять чужое тело в различных позах — разложенным на кровати и умоляющим, стоящим на коленях и жадно обхватывающим губами его член… Шиничиро и правда старался, но /это/ явно было выше его сил. И сейчас все его старания летели… коту под хвост. — Ну почему именно я? — голосом мученика. Это действительно волновало. Пожалуй, даже больше чем разница в возрасте — а это между прочим десять чертовых лет. У Казуторы, в конце концов, были куда более…доступные варианты под боком. Тот же Баджи, например, с вероятностью сто процентов согласился бы, предложи Ханемия ему переспать. Возможно, дело было в опыте? Но не то чтобы у Сано он был (с парнями, в смысле), не считая пьяных поцелуев с Вакасой. — Вы мне нравитесь, Шиничиро-сан. Лицо обдало жаром и что-то сладко ухнуло в животе. — Блядь. — Не обзывайтесь, пожалуйста. А улыбка понимающе-ехидная — заметно сразу ханмовское влияние. Мальчишка явно испытывал кайф от наблюдения того, как рушатся чужие бастионы. Вот только других слов у Шиничиро просто не было. Очень хотелось сбежать — от Казуторы и от себя, но бегать вечно удел трусов, а трусом Сано явно не был. С другой стороны, какая-то его часть отчаянно не хотела поддаваться чужим желаниям, вызванным переходным возрастом. Уйдя в свои мысли, он не заметил, как уставший ждать Ханемия поднялся с байка и, хищно сощурившись, медленно направился в его сторону. А потом уже стало поздно метаться между всеми «нельзя», «хочу», «можно». Мальчишечьи ладони со сбитыми костяшками холодом нырнули под чужую футболку, смыкаясь на груди, прижимая к себе, и Шиничиро ощутил спиной бешеное сердцебиение Ханемии, жар его тела. И сдался. Сначала мягко выбрался из объятий, внутри содрогаясь от прикосновения к обнаженной коже и чувствуя на себе разочарованный взгляд. А после развернулся, подцепил пальцами одной руки чужой подбородок, второй скользнул по оголенной груди. Казутора вздрогнул, едва слышно выдохнул и тут же закусил губу. Сано едва подавил смешок — действительно всего лишь мальчишка. Опасный, с острыми зубами и когтями, но мальчишка. Тигрёнок, не тигр. Первый поцелуй выходит коротким и смазанным — Ханемия слишком торопится, жадно, до крови, кусает чужие губы, вжимается всем телом, стонет несдержанно, и Шиничиро приходится его останавливать, гладить по спине успокаивающе. — Тише, тише, не торопись. — Я ждал слишком долго, — целует снова, мнет футболку на плечах, шипит когда мужчина кусает его в отместку. От всего этого Шиничиро заводится так, будто это ему шестнадцать. Но он всё же старше, и когда Казутора начинает, поскуливая, тереться пахом о его бедро, понимает, что на этом им стоит остановиться. — Это нечестно. Оставишь меня вот так? — Ханемия, когда его насильно отстраняют от желанного, смотрит обиженно, недовольно. Сано даже думает плюнуть на все и взять его прямо здесь: заставить опереться руками на обожаемый им же Харлей, вылизать всего с ног до головы, разукрасить бледную кожу укусами-засосами… Но вместо этого он сразу идёт с козырей. — Манджиро и Сейшу скоро придут. Хочешь, чтобы они увидели, как я тебя трахаю? Казутора вспыхивает разом, мотает головой из стороны в сторону, и сережка в его ухе легко звенит. Он еще минуту мнется на месте, прежде чем, натянув футболку и повязав куртку на пояс, начать идти к выходу из мастерской. У самой двери он останавливается, спрашивает осторожно, не поворачиваясь: — Я… приду завтра? Шиничиро смеется, прикрыв рот ладонью. — Конечно, тигрёнок. Чужая фигура шустро выскользнула за дверь. А Шиничиро, вздыхая, потянулся к сигаретам. Нужно было успокоиться. Успокоиться… — Вот это Тора щеманул отсюда. Ты всё-таки решил прекратить строить из себя неприступного взрослого? Старший Сано дергается и сигарета, ещё не зажженная, летит на пол. Лицо словно превращается в помидор. Майки в дверном проеме смеется, довольный чужой реакцией, и успокаивается только под мягким укоряющим взглядом Инуи. Пиздец, думает Шиничиро. Пиздец.