Ты не один

-...ты слышишь меня, Райнер? Звонкий голос Габи вырвал его из задумчивости. Она уже пару часов болтала не замолкая - о том, каких успехов они добились в разборе завалов, о том, что совсем скоро ей придется снова сесть за парту - но изучать не боевые искусства и тактику ведения военных действий, а всякие скучные штуки вроде математики, и том, как Фалько (почему-то на его имени она всегда спотыкалась и немного краснела) зачем-то притащил ей под дверь букет полевых цветов - нет, ну ты представляешь, какой дурак? Райнер слушал ее вполуха - голова раскалывалась с похмелья, больше всего на свете хотелось лечь в темной, прохладной комнате на кровать и провалиться в сон. И стакан холодной воды - со льдом и долькой лимона... -Мне вдруг стало интересно, - продолжила она, -А что для тебя стало самым сложным после исчезновения силы титанов? -Самым сложным... Дай подумать.. Это не тот вопрос, на который он был готов ответить. И дело не в Габи - он сомневался, что смог бы честно ответить на него даже самому себе. Райнер задумчиво посмотрел на забинтованную ладонь правой руки. -Знаешь, пожалуй, сложнее всего мне было осознать, что раны больше не залечиваются за несколько секунд. Отчасти это было правдой. Несколько дней назад Райнер так напился, что слишком сильно сжал стакан с виски - и тот лопнул у него в ладони, оставив несколько глубоких порезов. Браун с трудом вспомнил, как тупо уставился на кровоточащую руку в ожидании струек пара. Но пара не было. Кровь продолжала капать на пол комнаты, на светлые брюки, на осколки стакана, блестящие сколотыми гранями на свету лампы. Он на секунду даже удивился - но был уже слишком пьян, чтобы задаваться вопросами. Стряхнув с пальцев натекшую кровь, Райнер упал в кровать и отключился. Пробуждение было тяжелым. Свет солнца, бьющий в окна, падал прям на глаза, отчего в голову как будто вогнали раскаленные спицы. И почему-то противно ныла правая ладонь... Райнер сел в кровати. Пол в его комнате был чистым, что на секунду обрадовало его - значит, кровь все-таки испарилась? Но радость была короткой - вместе с кровью с пола испарились и осколки стакана, а значит... -Ты уже проснулся? Мама. Она вчера зашла в его комнату и убрала беспорядок. Значит, она видела, в каком он был состоянии. -Вижу, что да. Я принесла тебе перекись и бинты. Дай руку, - она опустилась перед ним на колени и, не поднимая глаз, взяла его ладонь. Да, ошибиться невозможно - глубокие порезы, покрытые запекшейся кровью, пульсирующей сеткой растянулись по грубой коже. Точно, регенерации ведь больше нет... -Спасибо, мам. Извини... -Все в порядке, - слишком резко оборвала его она. Райнер заметил, что ее руки немного дрожат, наматывая бинт вокруг его ладони. Нужно было что-то сказать, но что? -Кажется, я вчера немного испачкал здесь... - виновато начал он. Мать тяжело вздохнула. Завязав на бинте тугой бант, она не без труда поднялась на ноги и сделала шаг к выходу из комнаты. Кажется, мать хотела выйти из нее скорее, пока не сорвались с губ слова, которые она с таким трудом сдерживала в себе. -Мам? Она замерла на пороге. Снова тяжело вздохнула и повернулась к нему. -Райнер, ты очень много пьешь в последнее время. В последнее время... Так корректно она сформулировала слова: "после того, как закончилась война". -Да нет, мам, тебе показалось. Просто вчера... -Каждый день! - она оборвала его, и ее голос дрогнул. -Поверь, я научилась понимать, когда ты засыпаешь трезвый, а когда пьяный. -Как? - Райнер вглядывался в ее лицо. Она долго молчала, прежде чем ответить ему. Жевала губы и, казалось, с трудом сдерживала слезы. -Когда ты трезвый - ты кричишь по ночам. А когда пьяный... - она всхлипнула, и по ее щекам покатились горячие капли, -А когда пьяный - просто плачешь... Райнер почти физически ощутил пощечину, которую несли в себе эти слова. Вчерашний хмель за секунду выветрился. Он... Кричит? Плачет? Они с матерью ни разу не разговаривали о произошедшем. Она не спрашивала - он первый не начинал. Она старалась быть хорошей матерью - правда, изо всех сил старалась. По утрам она готовила ему завтрак, гладила его по голове, всегда обнимала, когда он уходил из дома или возвращался домой - даже если он выходил ненадолго в магазин. Было в ее поведении что-то заискивающее - как будто она пыталась разом наверстать все то, что было упущено за эти долгие годы. А он с каждым днем все четче понимал - наверстать не получится. Если бы они поговорили тогда, после его первого возвращения с Парадиза... Если бы она только нашла в себе смелость посмотреть ему в глаза и спросить - о, он бы тут же рассказал ей все, как есть... Ему жизненно необходимо было поделиться этим хоть с кем-то, кто попытался бы понять, что он пережил, и что чувствует в эту секунду. Он подолгу смотрел на нее тогда и умолял мысленно "мама, пожалуйста... Я прошу тебя, спроси меня...". Но она молчала и старательно избегала заглядывать ему в глаза - наверное, она догадывалась, что увидит в них. А теперь что-то надломилось внутри него. Он смотрел на эту ссутуленную, резко постаревшую женщину - и понимал, что в глубине души еще чувствует к ней какое-то тепло, но все больше его вытесняла жалость и... презрение? Он старался гнать от себя эти мысли. -Все хорошо, мам, - наконец, он нашел в себе силы ответить. -Такого больше не повторится. Не переживай за меня, -он постарался выдавить улыбку, но она получилась такой же фальшивой, как и предшествующие ей слова. Мать неопределенно дернула плечом и, резко развернувшись, выскочила из комнаты. Ему нужно было бы догнать ее, обнять, успокоить - но он не знал, что может ей сказать. С тяжелым полувздохом Райнер повалился обратно на кровать... -Ты порезал руку? - снова выдернул его из задумчивости голос Габи. -Да... Неудачно разбил стакан. И порезы не зажили сразу - ты представляешь? -он фальшиво усмехнулся. Но Габи была слишком увлечена своими эмоциями от мирной жизни, чтобы заметить фальшь. -Зато ты теперь не умрешь через четыре года! Разве это не лучше, чем мгновенно заживающие раны? -Да, конечно... Конечно, лучше. Для самоубийства нужны силы. Сил на то, чтобы прижать к виску пистолет, у него еще хватало. Сил спустить курок - нет. Раньше, когда он думал о смерти, его грела мысль, что даже если он не сможет сделать это сейчас - это все равно случится буквально через четыре года. Нужно просто немного потерпеть, еще совсем немного... А теперь этот обратный отсчет остановился - и он не знал, что ему делать с неожиданно появившимися годами долгой жизни. Возможно, поэтому он напивался каждый вечер до потери памяти - заниматься медленным самоуничтожением оказалось проще, чем один раз шевельнуть пальцем. -Райнер, мне пора бежать. Этот дурак Фалько... - она снова споткнулась на его имени, и ее щеки на секунду вспыхнули алым, -Он зачем-то напросился к нам в гости сегодня. Нужно успеть приготовить что-нибудь вкусное к его приходу - он ведь со своими тренировками совсем не успевает поесть, - как-то совсем по-взрослому, по-женски вздохнула она. Почему-то именно эти слова всколыхнули волну тепла в груди Райнера и заставили губы дернуться в улыбке. -Конечно, беги. Позаботься о нем - ты же знаешь, сам он о себе не позаботится. Потому что каждому из нас необходимо, чтобы кто-то заботился о нем? Не потому, что должен, не потому, что хочет искупить вину, а просто потому, что не все равно - поел ты или нет. Райнер на секунду поймал себя на остром уколе зависти к Фалько. -Ребята из разведкорпуса еще здесь - они обещали заскочить к нам на выходных. Приходи! Они будут рады тебя увидеть! - Габи чмокнула его в макушку и ураганом унеслась в сторону дома. Ребята... Они много раз звали его с ними. Разбирать завалы, помогать раненым в госпитале, наводить порядок в бумагах, да и просто - прогуляться, поболтать о чем-нибудь. Один раз он даже согласился - тогда они выбрались на пикник на пляже. Он провел с ними пару часов и сбежал, сославшись на домашние дела. Райнер не мог ответить на вопрос, что мучило его больше - пустое, абсолютно отрешенное лицо Микасы? Неожиданная близость, возникшая между Армином и Энни? Веселые рассказы Конни о том, как он встретился с матерью? Даже искренняя теплота Жана по отношению к нему - все вызывало отторжение. Он смотрел на Жана, в глазах которого читалось явное беспокойство за него - а видел кулаки, летящие ему в лицо тогда, в лесу. Райнеру казалось - если бы Жан продолжил ненавидеть его, если бы снова избил его до полусмерти - ему стало бы немного легче. Если бы они все его ненавидели - ему было бы проще нести свой груз. Но как бы ни всматривался Райнер в их лица, как бы ни искал там хоть тень ненависти - он не смог ее найти. Он видел, что они от всей души хотят ему помочь. И от этого становилось только хуже.