***
Энн шла вниз по дороге в сторону Зеленых Крыш, и каждый шаг был наполнен полнейшим недоумением. Что происходит? Что это была за улыбка? Забудь о ней. Что это за чувство? Энн дышала через раз, была ошеломлена и, откровенно говоря, совершенно не в духе. — Кхем. Она обнадеживающе обернулась. Гилберт? — О, Чарли… — Погодите, почему я расстроена? — День добрый, Энн. Я тут подумал: Можно тебя проводить? — Извини, Чарли, но сейчас не подходящее время. — И никогда не будет. — Дело в Гилберте, да? — он выглядел обреченно. — Прости? — спросила Энн, пытаясь сдержать свой гнев, но чувствовала, как спокойствие все больше ускользает от нее. — Для нас никогда не будет подходящего времени из-за Гилберта. — Гилберт не причем в том, что мы не совместимы, — рявкнула она, прежде чем продолжить разговор, стараясь быть более доброй. С его стороны было дерзко рискнуть и писать ей записку, несмотря на отсутствие оригинальности и полное игнорирование реальных обстоятельств. — Я ценю твою записку, но ты никогда не станешь для меня кем-то больше друга, мне жаль, — вот так, сказала она себе. Выдохни, Энн. — Я видел, как вы друг на друга смотрите, все видят. — И что это должно значить? — Что между вами что-то происходит. Энн усмехнулась. — Даже если и так, это не твое дело! И если ты так в это веришь, то чего просишь проводить меня? — Он бегает за тобой больше двух лет. Я подумал, что если бы ты была заинтересована, то что-то бы уже произошло. А если не заинтересована, то можешь рассмотреть другие варианты. — Это безумие, — Я не ищу других вариантов, осознала она, а затем отогнала мысли прочь. — Он не бегал за мной два года. Он бы никогда ни за кем не бегал! — Кроме меня в его первый день возвращения в школу, но я была груба, а ведь он только спросил, как меня зовут. — В отличие от некоторых, может быть, он понимает, что женщины не просто животные, за которыми можно гоняться! — Я не это имел в виду… — Уж надеюсь! А теперь прости меня, я крайне сильно расстроена и огорчена, — она побежала обратно в школу и лихорадочно закружилась в поисках высокого мальчика с копной коричневых кудряшек. Не увидев его, она продолжила свой путь по дороге, что была параллельно той, которой девушка обычно ходила. Гилберт Блайт, где же ты? Я не долго кричала на Чарли, ты не мог уйти далеко. Наконец, она увидела его и закричала: — Гилберт Блайт! — юноша быстро шел, голова его была опущена, а руки спрятаны в карманах пальто. Его поза была сгорбленной, будто он хотел рухнуть под давлением самого себя. Совсем далек от того уверенного молодого человека, с которым она танцевала всего несколько минут назад. Услышав ее, он замедлился, но не остановился. — Гилберт Блайт! — снова позвала Энн. Юноша остановился, как только она подбежала к нему справа, но не повернулся к ней. Разве ее побег не был достаточным отказом? Теперь она прибежала сюда, чтобы еще и накричать на меня? Кажется, я недооценил ее. Но все же Гилберт всегда считал себя джентльменом, а потому взял себя в руки и ответил: — Да, Энн? — Что это было? — спросила она, пытаясь контролировать свой голос на случай, если кто-то наткнется на них. Хотя Энн предполагала, что ее крики были обычным делом для их общения, так что никто ничего другого и не подумает. Просто очередной день, когда Гилберт и Энн ссорятся обо всем и ни о чем. Так значит она что-то почувствовала. И что, она не хочет этого? Почему? Он сделал глубокий вдох, поднял голову к небу, а затем повернулся к девушке. Его взгляд остановился на ней. Не было смысла пытаться скрыть свое лицо. Его глаза слезились, а брови отчаянно хмурились. — Ох, — у нее перехватило дыхание. — Прости. Что-то не так? — Почему спрашиваешь? Разве тебе не все равно? — его голос был низким и лишенным обычной доброты, прямо как, когда она попыталась заговорить с ним после похорон его отца. Энн отступила и вздрогнула от его резкого тона. — Конечно, мне не все равно, ты же мой друг. — Ха! — его смех был холодным и неестественным. — Ты уверена? Потому что поведение, которое ты обычно демонстрируешь рядом со мной, едва ли можно назвать дружелюбным, — ее лицо ничего не выражало. — Энн, я в порядке. Все нормально. Теперь я понимаю. Я всего лишь знакомый, которого ты вынуждена терпеть. Ты четко дала мне это понять, — он отвернулся от нее и продолжил идти. — Прости? — спустя мгновение она пошла за ним, и они вместе продолжили свой путь. — Ты, конечно, теперь не так явно показываешь свою ненависть, но это? — указательным пальцем он помахал между ними. — Это не дружба. Не пойми меня неправильно, я хотел быть твоим другом. С того момента, как встретил тебя, не то чтобы ты это заметила и тебе не было все равно. Но по какой-то причине Энн Ширли-Катберт, девочка, которая так отчаянно нуждалась в одобрении и принятии своих сверстников, едва ли может допустить мысль о разговоре со мной без того, чтобы сбежать, — они прошли еще немного, пока парень подбирал следующие слова. — Знаешь, что, Энн? Мне надоело хвостиком бегать за тобой. Смотреть, как мои слова никак не действуют на тебя, так что с этих пор ты от меня не услышишь ничего, кроме чистой правды, — Может так ты поймешь. Может так я достучусь до тебя. — Я не уверен, чем вызываю у тебя такую неприязнь, но после того инцидента, когда я назвал тебя Морковкой, я был к тебе исключительно добр, спроси у любого в Эвонли. В то же время ты большую часть нашего общения проводишь крича на меня или убегая, — Гилберт остановился и повернулся к ней. — Поэтому я хочу спросить у тебя, «Невеста Приключений», — он остановился, и ее глаза расширились. Откуда он знает об этом? И почему меня это волнует? Ее сердце быстро забилось под его пристальным взглядом. — Как думаешь, почему? Почему ты всегда убегаешь от меня? Она определенно хотела убежать, но глаза Гилберта пригвоздили ее, и Энн поняла, что просто не может двигаться. Возможно, она просто хотела доказать ему, что он был не прав. Я не всегда убегаю, хотя сейчас мне очень хочется. Мгновение она молчала, а затем прошептала: — Я не уверена. — Ты невероятно умна, Энн. Дело не в том, что ты не уверена, ты просто упрямая, — он отвернулся и пошел дальше, а затем крикнул через плечо: — Ты, кстати, фантастическая актриса, даже себя убедить смогла. Увидимся завтра. Энн была поражена. Он был прав. Ох, как же я не люблю проигрывать. Он заслуживает намного больше, чем то, как я относилась к нему. Я была такой жестокой все это время и ради чего? Руби? Руби была доброй! Даже когда она была влюблена в него, то никогда не заставляла меня плохо к нему относиться, просто просила не разговаривать с ним. Я зашла слишком далеко. Это был мой выбор. Мой выбор: выбор девочки, которая не знала ничего лучше; девочки, которая не знала, что делать со всеми этими новыми, огромными, совершенно всепоглощающими чувствами. Она ахнула от своего неожиданного прозрения. Что же я наделала? Она начала плакать от досады, что причинила другому боль, только теперь осознав что натворила. Это она была причиной появившегося на его лице смятения. Как я могла причинить ему такую боль? Я не такая. Не такой я хотела стать. И что мне теперь делать? Как мне объяснить свои действия? Он всегда был такими хорошим, добрым, хотя я и не заслуживала этого. Он сдерживался, пока я стояла и кричала на него, просто потому, что боялась своих настоящих чувств. Мои настоящие чувства… какие они? Я люблю его. Мир, казалось, застыл в ее сознании, но на самом деле он и дальше продолжал свое движение без нее. Честно говоря, думала девушка, может, нам обоим не помешало бы немного правды. Энн вытерла слезы рукавом своего пальто и закричала: — Гилберт Блайт! — она снова побежала за ним и продолжила идти рядом. — Ты абсолютно прав. Я не была другом, которого ты заслуживаешь. — Энн признает, что я прав, а рядом нет никого, кто бы мог это потом подтвердить. Можно я завтра расскажу твоим настоящим друзьям об этом? Энн была удивлена, обнаружив, что они уже подошли к Зеленым Крышам. Сознательно или нет, но он проводил ее до дома. Он так и задумывал? — Гилберт Блайт, я правда считаю тебя своим другом и хотела бы доказать это тебе. Если ты позволишь, я бы хотела объяснить свое поведение по отношению к тебе за последние несколько лет, — она практически умоляла. — Я знаю, что мои действия казались несносными, тягостными, непростительными, а иногда даже жестокими, и мне правда жаль. Уверяю тебя, я могу найти этому объяснение. Я не прошу у тебя прощение за свое поведение. Теперь я осознаю, что не заслуживаю твоего прощения, но если ты послушаешь, я бы хотела отплатить правдой на твою правду. Они остановились у ворот в Зеленые Крыши. Энн положила руку на ворота, готовясь открыть их, а Гилберт прислонился спиной к столбу. Они стояли друг к другу ближе, чем изначально хотели. Она тихо продолжила: — Я знаю, что сейчас ты не видишь во мне друга, но уверяю, я знаю тебя, и сейчас я вижу, что ты расстроен и глубоко ранен. Я уже видела у тебя такое лицо. Дважды, — он отвернулся от нее. — Знаешь, что меня больше всего огорчило во время нашего танца? Я впервые увидела твою улыбку с тех пор, как умерла Мэри, а затем она исчезла с твоего лица, словно свечу задули. И меня убивает понимание, что это могло произойти из-за меня. Это точно произошло из-за тебя. По крайней мере, ты, наконец-то, начинаешь понимать, что твои действия влияют на других. Он стиснул зубы, глаза его все еще смотрели куда-то, но точно не на нее. — Просто мельком смог заглянуть в жизнь, о которой я так отчаянно мечтал, только чтобы понять, что она ускользает от меня. — Что? — он посмотрела на него, пытаясь найти в его словах хоть какой-то смысл, но отвлеклась. У него и вправду был великолепный подбородок. — Я же сказал тебе, Энн, ничего, кроме правды. Мне нужно идти домой и помочь Башу, но если ты предлагаешь мне дружескую беседу, то я сделаю тебе одолжение. Ты придешь к нам на ужин? — Разумеется, тогда встретимся позже. — Увидимся через несколько часов, Энн.***
Энн в прострации шла к Зеленым Крышам, не совсем уверенная в том, что только что произошло. Она действительно собирается на ужин с Гилбертом Блайтом? В той кухне она ела десятки раз, но этот раз будет отличаться, ведь раньше они разделяли трапезу со своими семьями. Она знала это и хотела этого. Энн почувствовала что-то, пока они танцевали. Что-то, что она подавляла годами, наконец, всплыло на поверхность. Она была полностью в курсе его непоколебимой доброты и поддержки. Юноша был прав; все могли видеть это, хотя до недавнего времени она даже не смела надеяться на это. Сегодняшние танцы будоражили. Нет, танцы с Гилбертом будоражили. Это все он. Кто был слева? Чарли? Честно говоря, понятия не имею, да и какая разница? Повторение слов Гилберта в своей голове помогло обрести ее мыслям некоторую ясность. «Просто мельком смог заглянуть в жизнь, о которой я так отчаянно мечтал…», Ему нравилось танцевать со мной, он улыбался мне и притянул к себе, дерзко разорвав сет, чтобы оказаться ближе. Это была не ошибка, он намеренно сделал это. «...только чтобы понять, что она ускользает от меня.» Я убежала. Я всегда убегаю от него. И раню его. Он заботится обо мне, он ясно дал мне это понять, и думаю, мне больше не нужно подавлять свои чувства. Ни себе, ни ему. Возможно, лишь возможно, я смогу все исправить. Новые решительные чувства вспыхнули в ней. Энн ворвалась в Зеленые Крыши и закричала: — Я влюблена в Гилберта Блайта! — Я знал это!!! — ответил Джерри. Энн застонала. — Что ты тут делаешь? Почему ты всегда здесь? — Энн! Так не говорят с гостем! — отчитала ее Марилла. — Он не гость! Он здесь работает! На ферме! На улице! Почему он в доме? Это вполне резонный вопрос! — Джерри, пожалуйста, займись вечерней дойкой, — мило сказала ему Марилла, стараясь не закатывать глаза. — Хорошо, Мисс Катберт, — паренек прошел мимо Энн и издал причмокивающие звуки поцелуя. — Перестань или я тебя убью, — тихо пригрозила девушка, но все же улыбнулась. Она могла дразнить его сколько угодно, но Джерри был для нее почти что братом, и сейчас они оба ощущали в себе дух товарищества. — Так что ты говорила, Энн? — ободряюще кивнула Марилла. Энн плюхнулась за стол. — Я влюблена в Гилберта Блайта, — тихо сказала она. — Ты уверена, что это любовь? — так же тихо спросила Марилла, сев напротив девушки. — Да. Я только-только поняла это, но я никогда не была ни в чем так уверена в своей жизни. Думаю, что любила его уже долгое время, но только сейчас призналась в этом себе, и оно просто… такое ощущение, Марилла, что оно растет в геометрической прогрессии. Словно я задыхаюсь, но в то же время плыву и горю. И я знаю, что ты, наверное, считаешь, что я слишком юна для любви, но уверяю тебя… — Я могу заверить тебя, что давно этого ждала, — перебила ее Марилла. — Этот мальчик годами любил тебя. Послушай меня, Энн: Не совершай моих ошибок. Иди к нему. Скажи ему. Прямо сейчас. Энн была поражена. — Такую реакцию я совершенно не ожидала! — она запнулась. — Мы с Гилбертом вместе шли домой. У него сложилось, к сожалению, правильное впечатление, что я не всегда вела себя с ним по-доброму, и он очень из-за этого расстроен. Он был со мной предельно честен, и это помогло нам прояснить ситуацию, но нам еще многое предстоит обсудить. Он, должно быть, был не сильно зол, потому как пригласил меня на ужин к себе домой и, кажется, готов выслушать меня. Я займусь своими обязанностями, а потом отправлюсь туда, если ты не возражаешь. — Я совершенно не против. Кажется, вам нужно много, о чем поговорить. Себастьян будет там, да? — Да, Марилла. — Тогда вы будете в хороших руках. Дождь накрапывает, так что можешь пропустить уличные обязанности и собраться с мыслями. Прошу, не выходи из этого дома, пока все не обдумаешь. Энн, послушай меня, — Марилла потянулась через стол и взяла Энн за руки. — Помни, ты подарок. Ты столько всего принесла в нашу жизнь, в этот остров. Гилберт знает это и знал с самого начала. Что бы ни случилось сегодня, ты сможешь это исправить. — Я смогу. Я не была ему другом, отталкивала его, боялась своих чувств, и что если бы я призналась себе в этом, то потеряла бы своих друзей. Я все исправлю, если только найду правильные слова. — Никто так не подбирает слова, как ты, Энн. Даже Гилберт Блайт. Я дам тебе с собой немного сливовых слоек. Не забудь их взять с собой. — Спасибо, Марилла. Я закончу с делами по дому и пойду. — Поглядывай на небо. Я видела только молнии, но сдается мне, что все еще может поменяться. О, что-то действительно поменялось, подумала девушка и улыбнулась самой себе.***
О чем я думал, приглашая ее на ужин? «Честный Гилберт» намного более уверенный с Энн, чем я. Но, возможно, так даже лучше. Как я и сказал, едва ли мои слова работали, хотя я и продумывал их так, чтобы не задеть ее. Может, это к лучшему. Даже если все пойдет наперекосяк, по крайней мере я больше не буду гадать «что-если». Гилберт взбежал по ступеням как раз до того, когда начался весенний дождь. Он распахнул двери, швырнул сумку на стол, положил руки на него, наклонился и опустил голову. — Воу, — воскликнул Себастьян, увидев Гилберта. — Не видел тебя таким с твоего первого рабочего дня кочегаром. — Сегодняшний день был… невыносимым, — сказал он, не поднимая взгляда. — Энн придет к нам на ужин. — Я знал это!!! — Нет, Баш, нет, — он посмотрел на него. — Она, видимо, считает нас друзьями и хотела бы поговорить, чтобы прояснить некоторые «недопонимания». — Да, я бы не назвал ваши отношения «дружескими», — ухмылялся Себастьян, нарезая овощи. — Спасибо! — встал Гилберт и взмахнул руками. — Именно это я и сказал! Даже после того, как мы помирились, она почти всегда кричит на меня или убегает! Полагаю, что с годами подобного стало меньше, но я видел, как она ведет себя со своими настоящими друзьями: с Дианой, Руби, Коулом и даже Джерри. Она всех их по-своему любит. Им она говорит комплименты, воодушевляет их, оказывает непоколебимую поддержку. А я? Ну, иногда, — продолжал он, его лицо исказилось в притворном счастье, — она говорит со мной, а не кричит. И иногда она смотрит на меня практически безразлично, а не так, будто хочет сжечь меня заживо! Да уж, повезло мне… — наконец, саркастично закончил юноша. — Эм, нет. Я имел в виду совсем не это. Вы двое идиоты, который думают слишком много и не видите того, что находится у вас под носом. — О, я все вижу, — заявил Гилберт, снова склонившись над своей сумкой, смотря вниз, — теперь точно. Себастьян сразу же остановился, ожидая, что сейчас он услышит признание. — Ты только что признал…? Гилберт даже не решился посмотреть ему в глаза. — Себастьян Лакруа, я безнадежно влюблен в Энн Ширли-Катберт и думаю уже довольно долгое время, хотя и не осознавал этого. Себастьян просиял. — Ага! Я горжусь тобой, братец! Я же говорил, что только мужчина признает, что влюблен в девушку! — И тогда он просто не удержался и продолжил, ему нужно было знать, прав ли он. — И как давно? — Я не знаю. С пожара Джиллисов? С нашего первого словесного поединка? С того инцидента с той чертовой доской? — Следи за своим языком, дурак, к нам на ужин идет леди, — но он продолжал улыбаться. — И что поспособствовало этому озарению? — спросил Баш, добавляя последние специи в жаркое. — Лихой. Белый. Сержант, — сказал парень твердо и горячо, будто его предал кто-то, кому он доверял. — Мы репетировали сегодня танец для ярмарки, и были в паре в начале. Наши глаза встречались при каждой возможности, нас тянуло словно магнитом. Мне было хорошо, впервые за долгое время я почувствовал себя счастливым, словно в моей жизни снова появилась надежда. Я не удержался, разорвал сет и притянул ее к себе, чтобы она танцевала со мной. — И она в самом деле позволила тебе? — Я знаю! Я тоже был удивлен! Но вокруг будто никого не было. Передо мной была лишь она, а все остальное исчезло и расплылось. Я видел ее взгляд и улыбку, и могу поклясться, что она тоже что-то почувствовала, но… — его голос дрогнул, и Гилберт сел за стол. — Но что? Что случилось? — Себастьян сел перед ним. — Ну, она сделала реверанс, я поклонился, и мы очень долго и неловко смотрели друг на друга, а потом она, как обычно, сбежала. — Классическая Энн, — усмехнулся Себастьян. — О, дальше лучше, тебе понравится. У меня было чувство… ну, не знаю, что это было, но мне нужно было выйти на улицу. Мне нужен был свежий воздух. И я хотел избежать еще большей неловкости. Ей, наверное, тоже, потому что мы чуть не столкнулись друг с другом по пути к двери, а затем неловко смотрели друг другу в глаза. Снова. — Все не так плохо, — воодушевился Себастьян. — А потом она сбежала. Снова. — Дважды! Впечатляюще! — мужчина попытался, но не смог сдержать смешка. — Послушай, Гилберт, я не жалуюсь, но сегодня ты как-то особенно откровенен в своих чувствах. Я пытался поговорить с тобой с того момента, как встретил тебя. Не думаю, что когда-либо слышал, чтобы ты так много говорил о себе или о том, что касается тебя. Что происходит? — После того, как она снова убежала, и после нашего разговора по дороге домой, я просто понял, что с меня хватит. Я собираюсь рассказать ей, потому что мне совсем нечего терять. Если бы у нас были какого-то рода дружеские отношения, я бы боялся потерять то немногое, что у меня было, но я чувствую, что у меня нет ничего. — И как же так вышло, что ты пригласил ее на ужин? Гилберт рассказал о событиях их прогулки своему брату, который любезно слушал его, практически даже не смеясь с него, пока на улице во всю лил дождь. Себастьян время от времени вставал, чтобы помешать жаркое, пока Гилберт продолжал излагать ему свою историю с невероятными подробностями. — Так, как думаешь пройдет этот ужин? — Честно говоря, без понятия, но мне кажется это будет поворотный момент. Думаю, она поняла все, что я ей честно высказал, будто она, наконец, услышала меня. Она, наконец-то, увидела настоящего меня, не просто оболочку, которую я построил, чтобы не обидеть ее. И ей, кажется, понравился честный Гилберт, она была готова слушать. Это же хороший знак, да? Баш согласно кивнул. — Но теперь я чувствую, что зря начал весь этот разговор по поводу дружбы, потому что ее мне всегда будет недостаточно. Что на самом деле нелепо, особенно если она не ответит на мои чувства, но я не знаю, смогу ли я быть просто ее другом, постоянно желая большего, понимаешь? Прошедшие года были такими тяжелыми, после смерти отца и Мэри, не думаю, что выдержу еще одну потерю, даже если она на самом деле и не моя. — Кто сказал, что она не ответит на твои чувства? — Она четко дала понять мне это в тот раз, когда мы ехали в поезде. Она посмотрела на меня и сказала «Ты мне совсем не нужен.» — Парень, ты ей не нужен. — Спасибо, Баш, очень приятно, — ответил сухо Гилберт. — Гилберт, послушай, ты же знаешь Энн. И знаешь, что она самая дикая и независимая юная девушка на этом острове, возможно, во всей Канаде. Она была независимой всю свою жизнь, и, если я правильно понимаю, ее выживание зависело от этого. Нуждаться в ком-то? Думаю, для нее это признак слабости. В Энн нуждались раньше. В прошлой жизни она служила тем, кто нуждался в ее помощи, но не нуждался в ней самой. Энн словесный эксперт, смотри внимательно за тем, какие она подбирает слова. Что случилось перед тем, как она сказала, что ты ей не нужен? — Марилла поблагодарила меня и попросила, чтобы я проследил, чтобы она не упала в канаву во время своих приключений. Чтобы она хорошо ела, — он замедлился, но продолжил. — Будто Энн не может сама о себе позаботиться и нуждается в защите, — закончил Гилберт, наконец, осознав, что случилось в тот день. — Я идиот. — Вот видишь? Она просто защищалась. Разумеется, она могла быть повежливее и нормально все объяснить, но она не сказала, что ты ей не нравишься, или что она не хочет быть с тобой. Она просто сказала, что ты ей не нужен, потому что она сама может о себе позаботиться во время поездки. — Думаю, она собиралась извиниться, но я был настолько обескуражен, что просто сказал, что все хорошо и продолжил читать, пока мы не приехали, — сказал парень и скривился, осознав, что в тот день он сделал столько ошибок, что и не сосчитать. Он встал и подошел к умывальнику, чтобы попробовать жаркое. — Ты дятел, Гилберт. Не волнуйся так сильно, я видел вас двоих. И видел, как она смотрит на тебя. В конце концов она поймет, что хочет тебя. Гилберт подул на ложку и погрузил ее в рот. Боже, это же отлично. — Прошу тебя, кроме тех трех минут, что мы сегодня танцевали, она смотрит на меня так, будто боится, что я ударю ее. — И снова неверно, мой хлипкий друг. Ты совсем ничего не понимаешь в этом, — сказал осуждающе Баш. — Она смотрит на тебя так, будто боится влюбиться. Гилберт выронил ложку, у него перехватило дыхание. — Что? В дверь постучали. Глаза Гилберта расширились, пока он смотрел на Баша, пытающегося убрать их общий беспорядок. Он яростно зашептал: — Зачем ты сказал это? И чего ей бояться подобного? Точно таким же тоном Себастьян ему ответил: — Потому что это правда и безответная любовь ранит! А теперь открой чертову дверь! Снаружи льет, как из ведра! Гилберт засмеялся, найдя лучик надежды в сказанном. — Следи за языком! К нам на ужин пришла леди! ТЫ открой дверь, мне нужно переодеть рубаху, я пролил на эту жаркое. Энн снова застучала, и Баш открыл дверь. — Себастьян! — сказала она, приветствуя мужчину мокрыми и холодными объятиями. — Королева Энн, ты же насквозь промокла! Заходи и снимай пальто. Поверить не могу, что пришла сюда в такую погоду. Девушка поставила на стол корзину со сливовыми слойками. — Ох, все не так плохо. Я наслаждаюсь новой жизнью, которую приносит весенний дождь, и решила, что все равно тут согреюсь, зная, как ты любишь тепло, — она повесила пальто и шляпу на тремпеля и спросила: — А где Дельфина? — Ей сейчас тяжело, поэтому я разрешаю ей спать, сколько она захочет. Она скучает по Мэри, как и все мы, а еще у нее режутся зубки, — ответил Баш. — Гилберт, тащи свою тощую белую сам-знаешь-что сюда! — крикнул он, а затем пояснил. — Он был тут, но пролил жаркое себе на рубашку и пошел переодеваться. Энн рассмеялась и начала расплетать свои косы. Себастьян вопросительно на нее уставился. — Так они высохнут быстрее, — объяснила она. — Единственное, в чем я не нахожу радости от подобной погоды – это постоянно мокрые косы, с которыми мне приходиться ходить. После того, как я согреюсь, они еще долгое время будут висеть, так и хотят, чтобы я продрогла до костей. Я могу одолжить полотенце? Спасибо. Так, — продолжала Энн, вытирая полотенцем воду со своих волос, — они высохнут быстрее, а я быстрее согреюсь. Через мгновение появился Гилберт, пока девушка расчесывала волосы своими пальцами. Он умылся и надел чистую рубаху, оставив свой жилет в комнате. Рукава его рубашки были небрежно закатаны до локтей, а верхняя пуговица расстегнута. Он мог бы легко сойти за мечту любой юной девушки, если бы не дергал воротник рубашки так, словно ему не хватало воздуха. Он остановился, когда увидел Энн. Ее волосы были распущены, обрамляя ее лицо водопадом осенних волн, ярко контрастирующих с зеленым цветом ее платья. Вернув себе дар речи, Гилберт улыбнулся и сказал: — Энн. Привет. Энн ожидала, что он будет неплохо выглядеть, впрочем она всегда считала, что он выглядел хорошо. Но после того, как она призналась себе, что у нее к нему есть чувства, девушка обнаружила, что совершенно не предвидела того, что при виде него будет задыхаться. Она надеялась, что Гилберт не заметил ее сбившееся дыхание, когда она подошла к нему и обняла. Полностью обескураженный, Гилберт едва смог обнять ее в ответ. Он не мог не спросить ее: — Что ты делаешь? — Я же сказала, что ты был прав. Я не относилась к тебе, как к другу и теперь пытаюсь исправить это. Друзей я встречаю объятиями. — Это правда, я сам только что получил немного любви, — вмешался Себастьян, заканчивая последние приготовления к ужину. — Что же, спасибо, — наконец, ответил он, чувствуя себя идиотом. Энн продолжила, обращаясь прямо к Гилберту. — Я правда ценю твою сегодняшнюю честность, и я сделаю все возможное, чтобы ответить тебе тем же, потому что я по-настоящему хочу быть твоим другом, — она повернулась к Себастьяну. — Марилла передала вам немного сливовых слоек и попросила, чтобы вы заходили почаще, — она как обычно начала раскладывать посуду, поэтому Гилберт положил руку ей на плечо. У нее перехватило дыхание. Обычно девушка дергалась, когда кто-то неожиданно касался ее, в этом можно было винить лишь годы унижений, но сейчас дело было не в этом. Его нежное прикосновение послало огонь по ее венам такой силы, что она испугалась, что ахнула слишком громко. Если он и заметил, то был слишком вежливым, чтобы сказать об этом. — Энн, ты гостья, прошу сядь и расслабься, — сказал мягко, но все же достаточно четко Гилберт. — Мы всегда рады твоей помощи, но более чем способны сами подать жаркое и накрыть на стол. Просто отдохни хоть раз. — Ладно? — она плюхнулась за стол, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Нечасто Энн приходилось сидеть, пока остальные вокруг работают, но через несколько мгновений она свыклась с этим. Она наблюдала, как Гилберт и Баш вместе работали. Их движения были такими гармоничными, что она бы легко могла представить, как они вместе танцуют. Она гадала, каковы были шансы, что Гилберт попадет на корабль, на котором находился так похожий на него человек из совершенно другого мира. Подобный сценарий казался практически невозможным, но вот они здесь, строят совместную жизнь. Она улыбнулась стоявшей перед ней семье и произнесла короткую благодарную молитву за то, что она и Гилберт смогли обрести дом после таких страданий. — Что же, Королева Энн, Гилберт сказал мне, что вам нужно кое-что обсудить, — Гилберт предупреждающе покосился на мужчину. — Нам несомненно нужно, но я не хочу томить тебя этим. — Не думаю, что твои слова способны утомить, Энн, — тихо перебил ее Гилберт. Она слегка зарделась от комплимента. — Что же, я могу рассказать тебе историю, если хочешь. — Да, пожалуйста, — сказал Себастьян, когда он и Гилберт сели; Себастьян напротив, а Гилберт справа от девушки. Помолившись, они начали есть, и Энн заговорила: — Вы слышали историю моего первого дня в школе? Естественно, помимо того бесполезного образования, которое я получила в приюте. — Не от тебя, — честно ответил Гилберт. Разумеется, он слышал истории, но зная, как сплетни извращают правду, не обращал на них особого внимания. В то время его беспокоила только что появившееся в Эвонли новенькая милая девочка. — Ох, я прямо представляю малышку Энн, которая идет учиться, неся с собой книги размером с нее саму! Энн рассмеялась. — Это звучит фантастически, но, к сожалению, нет. Мой первый настоящий школьный день в Эвонли был за день до того, как Гилберт вернулся из путешествия со своим отцом, — она поймала его взгляд и улыбнулась. — Я была так взволнована несмотря на то, что сильно отставала. Тогда я уже подружилась с моей дорогой Дианой, но остальные девочки не сильно хотели принимать в свои ряды невзрачную сиротку, особенно Джози. Гилберт стиснул зубы и сделал глубокий вдох. Он боялся, что если она еще раз назовет себя невзрачной, то он просто взорвется. Любой другой бы использовал самоунижение ради комплиментов, но он знал, что Энн верила в сказанное, и каждый раз слыша подобное, ему становилось невыносимо. Себастьян заметил это. — Блайт, все хорошо? — Я в порядке, прости, что прервал, Энн. Она продолжила: — Диана рассказывала школьные правила, а остальные ей поддакивали. Например: кто где сидит на обеденном перерыве, как делиться едой, никогда не позволять мальчишкам знать, что они расстроили тебя, или что они тебе нравятся, не говорить с ними, потому что мальчики нелепы, но «Все, кроме Гилберта Блайта, он чудесен, но сегодня его здесь не будет». Все эта информация была действительно ошеломляющей. — Диана сказала такое? — Гилберт выглядел удивленным. — Ты слышал ее, — сказал Себастьян, смеясь с куском хлеба во рту. — Ты чудесен! — мужчина так сильно смеялся, что Энн и Гилберт опасались как бы он не подавился. — Осторожней, Баш. Смотри не подавись, — серьезно сказал Гилберт. — О, я в порядке, мой чудесный друг. — Уверен? — пригрозил Гилберт, шутя лишь наполовину. Под взглядом Гилберта Себастьян успокоился и продолжил: — Не знал, что быть юной леди так трудно. — Это утомляет. Несмотря на это, впервые в моей жизни у меня появилась возможность завести настоящих друзей, и я так отчаянно этого хотела, что старалась прислушиваться ко всем их капризам и просьбам, и несмотря на то, что я случайно пустила слух о Присси, у меня это хорошо получалось. Пока не… — она сделала глубокий вдох. — Пока что? — спросил Себастьян, и у Гилберта было ощущение, что он знал, что будет дальше. — У меня все получалось, пока не появился Гилберт. — Что? Я думал, что все дело в морковке, — выпалил парень. — Нет, но это может помочь объяснить мою реакцию на твой гадкий комментарий. — Я просто пытался поговорить с тобой! — Ну, у тебя не очень хорошо это получалось! — резко сказала Энн, но затем исправилась. — Видишь ли, Баш, по незнанию я обидела девочку со школы, и на следующий день ее младший брат поймал меня по дороге в школу. К счастью, появился Гилберт и прогнал Билли, — она снова улыбнулась Гилберту и добавила следующее, продолжая смотреть ему в глаза: — Он даже спросил, нужно ли победить еще какого дракона, — она повернулась обратно к Себастьяну. — Можешь поверить в это? — О, ты даже не представляешь, как я тебе верю. Блайт, прохвост, ты же сказал, что это началось с пожара! — Я сказал, что не знаю и заткнись! — ответил Гилберт сквозь стиснутые зубы и ударил брата ногой под столом. — Прошу, продолжай, Энн. Девушка поборола замешательство и продолжила: — Так вышло, что единственный раз, когда мальчик моего возраста был добр ко мне, это был розыгрыш. Гилберт прошел за мной весь путь до школы и все звал меня, просто пытался узнать, как меня зовут. Когда он открыл мне дверь, я все же смогла допустить мысль, что тут могло быть все по-другому. Если такое изысканное создание, как Диана, желала моей дружбы, то кто сказал, что мальчики тоже не могут быть добрыми? И я, наконец, представилась, а потом Мистера Популярность поглотила орда его восторженных фанатов, — она улыбнулась и достала слойки из корзины. — Все было не так. — Заткнись, Гилберт Блайт. Все было именно так. В свою очередь, когда я положила в ручей свое молоко, ко мне подошла Джози и сказала «Не знаю о чем ты думала, когда решила прийти в школу с Гилбертом Блайтом», — Гилберт выглядел пораженным, и Энн снова продолжила, смотря прямо ему в глаза. — Потом Тилли сказала «Ты не можешь говорить с Гилбертом Блайтом. Ты не можешь даже смотреть на него». В этот раз от удивления Гилберт подавился. Энн инстинктивно ударила его по спине, чтобы помочь. Откашлявшись, он прокряхтел: — Что? Почему? Энн собрала все свое актерское мастерство, чтобы спародировать слова Джози: — Потому что он нравится Руби уже три года. У. Нее. Виды. Себастьян взорвался от смеха. Он совершенно не скучал по своим подростковым годам. — А вот и, вне сомнений, результат его чудесности, — он еще долгое время продолжал смеяться, пока в уголках его глаз не появились слезы. Гилберту было не смешно. Ничуть. Он был в бешенстве. — Тебе нельзя было говорить со мной, потому что я нравился Руби? Даже нельзя было смотреть? Руби никогда не говорила со мной! Так что, мне теперь ни с одной девчонкой нельзя разговаривать? Разве это честно? — Расслабься, Гилберт, она уже переросла тебя. — Как давно? — Постепенно за последние несколько недель, — сказала она так обыденно, словно это было самая обычная вещь. С таким же успехом они могли бы обсуждать цены на удобрения, вот столько эмоций выдала Энн. — Пять лет?!? У нее пять лет были на меня виды и поэтому она запрещала своим так называемым друзьям общаться со мной? Разве это дружба? — Успокойся, Гилберт. Чего ты так расстроен? Тогда все было так. Я не знала, какой должна быть дружба, но все девочки были согласны с подобным, потому и я тоже согласилась. — Значит, ты ударила меня, чтобы я оставил тебя в покое. — Я ударила тебя, потому что ты смеялся над моими волосами, и чтобы ты понимал, то была твоя, а не моя вина. — Могла бы хоть шрамов не оставлять! — Ой, умоляю, шрамы у тебя только на гордости. Все в школе обожали тебя, тебе просто было неловко, что кто-то встал против тебя. — Нет! Ты порезала мне ухо! Посмотри на шрам! — он наклонился к ней и повернул голову так, чтобы она все рассмотрела. Энн выглядела искренне пораженной. — Мне так жаль, Гилберт, я понятия не имела, — прошептала она. Гилберт не отодвинул головы и оказался, возможно, слишком близко к девушке. Баш встал и начал убирать со стола посуду. — Энн, я не хотел, чтобы тебе было стыдно. Я не злюсь на тебя. Я должен был знать, что поддразниваниями мне не привлечь внимания красивой девушки, — он небрежно встал и начал помогать своему брату. Гилберт подошел к раковине, где уже стоял Баш. — Неплохо, — прошептал он ему. — Спасибо, — горделиво усмехнулся Гилберт. Энн осталась сидеть за столом. Невероятно смущенная, она пыталась взять себя в руки, но тут проснулась и заплакала Дельфина. Себастьян собирался пойти к ней, уже подготовив бутылочку, но Энн поднялась со стула и сказала: — Можно я займусь ею? Я давно уже не видела ее. — Конечно, спасибо тебе, Энн. Энн вышла из комнаты, и Гилберт, наконец, снова мог спокойно дышать. — Все же хорошо идет, да? То есть, технически она сбежала, но я знаю, что она соскучилась по Дельфине, так что может дело не в моей фразе? — Успокойся. Все будет хорошо, хотя я бы на твоем месте больше не жаловался на шрамы. — Я не жаловался, а просто рассказал о нем. — Блайт, — тихо сказал Баш, в голосе не было и намека на юмор. — Ты когда-нибудь спрашивал Энн о жизни до Эвонли? Она чем-то таким делилась? — Нет, она никогда не говорила о своем прошлом. Думаю, это первый раз, когда она говорит со мной о таком, раньше я не чувствовал себя достаточно близким человеком, чтобы спрашивать ее о чем-то настолько личном. Почему спрашиваешь? — Марилла заметила кое-что, когда стригла Энн. Она не задавала вопросов, ей и не нужно, но спина Энн покрыта длинными и тонкими шрамами. Гилберту подумалось, что его сейчас стошнит. На всякий случай он наклонился к раковине, и Себастьян бросился за водой. — Прости, знаю сейчас не время и место говорить о таком, но следи за тем, что говоришь. Помни, что ее опыт кардинально отличается от твоего. — Почему Марилла поделилась с тобой подобным? — Не думаю, что она собиралась. Мне кажется, это открытие преследовало ее, будто она не знает, как правильно заговорить с Энн об этом. И не думаю, что попытается, Марилла просто использует знания о прошлом Энн, чтобы правильно воспитывать ее, — Баш продолжил убираться, пока Гилберт собирался с силами. Через какое-то время Энн вернулась с уже пустой бутылочкой. — Можно мне холодную, влажную тряпку, пожалуйста? Она почти уснула, думаю это ей поможет успокоиться. — Вот, — Гилберт намочил тряпку и передал ей. — Спасибо, я скоро вернусь. — Никогда не смогу понять, как она остается такой Энн после всего, через что прошла. Она тайна, завернутая в загадку. — Что? — Ничего, просто выражение, которое она однажды использовала. Энн вновь к ним вернулась. — Она снова заснула. Себастьян, она самый прелестный ребенок, которого я когда-либо видела. — Это все влияние Мэри, без сомнений, — дразнил его Гилберт. — Согласен, без сомнений, — мудро ответил Себастьян, а затем зевнул. Энн обняла мужчину за плечи. — Если хочешь, я помою посуду, а ты иди поспи. — Спасибо, Энн, не буду отказываться от такого божественного предложения, — он развернулся, а затем сказал. — Если Марилла спросит, я был с вами все время. Не делайте ничего, чего бы не сделал я, — он хихикнул про себя, зная, что только что смутил двух детей. — Не облажайся, Блайт, — прошептал он себе, словно эти слова были молитвой. Они вместе помыли и вытерли посуду, наслаждаясь дружеской тишиной. Гилберт повернулся к ней, оперся о раковину и скрестил руки на груди. — Так значит соперничество? Нападки? Неистовая пылкость? Все это было из-за твоей преданности дружбе с Руби? Руками Энн тоже оперлась о раковину и рассмеялась. — Нет, соперничество настоящее и не забывай об этом. Я умнее тебя, и я докажу это. — Даже не сомневаюсь, — ответил Гилберт. — Полагаю, мои нападки стали результатом твоих насмешек над моими волосами. Я и вправду ненавижу их, сколько я себя помню над ними всегда смеялись. — Давай проясним, я никогда не считал твои волосы плохими. Они необычные, это правда, но от того не менее прекрасны. Энн не была с этим согласна, но все же продолжила: — В таком случае, думаю, дразнить тебя просто вошло в привычку. Извини, — смиренно закончила она. — Это очень обидно, Энн. Могла бы проявить ко мне обычное равнодушие, вместо откровенного пренебрежения. — Гилберт Блайт, я бы никогда не смогла равнодушно относиться к тебе, — она выпалила это не подумав, и глаза юноши расширились. Он усмехнулся, но решил ничего не спрашивать. — Хэй, а почему ты так часто называешь меня полным именем? — Потому что оно идет тебе, — ответила девушка, испытав облегчение от смены темы. — Гил-берт Блайт идет мне? — медленно и четко произнес юноша. Ему никогда не было особенного дела до своего имени. — Это оскорбление? Энн засмеялась, повернувшись к нему, и неосознанно положила ладонь на его скрещенные руки на груди. — Ты шутишь! Вот видишь? Я же тебе говорила, что мы друзья! Его зрачки расширились от ее прикосновения. Гилберт посмотрел на ее руку и тихо сказал: — Думаю, мы становимся ими. Она осторожно убрала руку и продолжила: — Гилберт Блайт, знаешь, что означает твое имя? — Ничего, это просто имя. — Это точно не просто имя. У имен есть значения. В прошлом году я встретила торговца, замечательного человека, который пытался заработать денег, чтобы вытащить свою семью из Германии и привезти их в Канаду. Видишь ли, он еврей и им сейчас небезопасно там находится, воистину трагическая история… — Энн, сосредоточься, — сказал Гилберт, улыбаясь. Ему нравился ее отстраненный взгляд, когда она погружалась в историю. — Прости, в любом случае, он был крайне очарован значением имен и находил их занимательными. Энн, похоже, значит «изящная», хотя мне кажется это немного ироничным, но так я меньше чувствую себя простушкой. — Простушкой? Ты никакая не простушка, Энн. Если он продолжит делать мне комплименты, я потеряю то немногое самообладание, что у меня осталось. Она перебила его: — Я была так заинтригована, что продолжала спрашивать о других именах. Диана означает «божественная», разве это не чудесно? Руби, разумеется, в честь драгоценного камня, чья потрясающая красота отразилась на ней. Мэтью означает «дар Бога», и вряд ли я найду подарок лучше, чем этот добрый человек, который убедил Мариллу оставить меня и воспитать, как родную дочь. Он не знал, что означает Марилла, полагаю, оно слегка необычное. Коул от слова «уголь», и как же оно идет ему, он же художник! — девушка говорила оживленно, задумчиво разглядывая комнату и жестикулируя руками. Затем она посерьезнела и посмотрела юноше в глаза. — Гилберт. Джон. Блайт. Хочешь знать, что оно значит? — Я хочу знать, откуда ты знаешь мое второе имя. — Семейная библия, — она указала пальцем на книгу, лежащую дальше в комнате. — Ты хочешь знать, что твои имена означают? — Думаю, я смогу угадать. Как насчет «Надеюсь, у этого ребенка хороший характер, потому что будет он обременен именем Гилберт?» Энн снова рассмеялась. Если бы Гилберт мог, то жил исключительно ради возможности смешить ее до конца своих дней, и при этом он бы, несомненно, умер счастливым человеком. — Нет, идиот, Гилберт значит светлое обещание умного и преданного человека. Любой встретивший тебя, заметит твою эрудированность, и все эти годы ты подталкивал меня становиться сильнее в учебе, чем я бы смогла сама. Что касается преданности, ты всегда держишься с теми, кого любишь, несмотря на все невзгоды. Ты не позволяешь предрассудкам ограниченных людей влиять на себя, и не только рад человеку другой расы в Эвонли, но и привез его сюда, как часть своей семьи. Ты неумолимо стремишься к дружбе с теми, кого другие презирают, даже когда тебе ответят таким же презрением, оскорбив твои собственные чувства. Гилберт улыбался, глядя на девушку сверху вниз. И почувствовал облегчение, ведь, кажется, она думала о нем не так уж плохо. — Джон значит «помилован Богом». Ты, как и я, лишился семьи, но тебе была дарована новая. Просто посмотри, ты убежал исследовать мир и нашел брата, который в свою очередь нашел любовь всей своей жизни всего в нескольких городах отсюда и вместе с тобой вернул в этот дом тепло и семью! Разве ты никогда не задумывался насколько это безумно? — Задумывался. Конечно, он задумывался. — И я уверенна, ты знаешь, что означает Блайт. Пишется по-другому, разумеется B-L-I-T-H-E, без Y. Оно означает «счастливый и беззаботный нрав». Я поняла это, когда читала подаренный тобою словарь, — она очень быстро говорила, но замедлилась и понизила тон, чтобы сказать следующее. Ее ясные голубые глаза, казалось, проникали в его душу. — И это после всего, через что ты прошел, я знаю, что в последнее время тебе было тяжело, очень, очень тяжело. В глубине души ты счастливый и беззаботный. Я знаю это, даже если ты не всегда чувствуешь это. Но сегодня я видела этого Гилберта Блайта. Он вернулся, всего на мгновение, и это было невероятное облегчение. В эту секунду ему было очень трудно держать себя в руках. Он знал, что его глаза слезились, и в который раз Гилберт был удивлен явившемуся пред ним чуду. Он хотел поблагодарить девушку, сказать, как сильно ценит ее, что на самом деле она значит для него, как изменила его жизнь, но слова просто не шли. Все, что он смог выговорить, так это хриплое: — Хочешь чаю, Энн? Она вновь потерялась в его глазах. Прошло много времени, прежде чем кто-то шевельнулся, однако в этот раз они не были смущены. Энн прошептала: — С превеликим удовольствием, Гилберт Блайт. Он откашлялся. — Можешь подождать на диване, если хочешь, я подойду через несколько минут, — она ушла, а парень постарался успокоиться. Все не так трудно, как я ожидала того, но определенно напряженно. Я просто остаюсь собой, он никогда не осуждал меня за это, даже когда я на него кричала. Хотела бы я раньше стать ему настоящим другом. Я столько всего упускала. Но, возможно, до сегодняшнего дня я была не готова и не заслуживала такой дружбы. Возможно, для этого мне нужно было повзрослеть. Энн взяла книгу с книжной полки и присела на диван. Гилберт готовил чай и собирался с мыслями. Ты справишься. Она бы не сидела здесь, если бы не было никакого шанса. Она бы не узнала, что значит мое имя, пока я был в тысячи милях отсюда, если бы не было шанса. Она явно думала обо мне. Она бы не послала мне через полмира письмо, если бы она самую малость не волновалась обо мне. Она все еще здесь, и ей все нравится. Она смеялась, откровенничала и практически не кричала на меня. Сегодня хорошая ночь, и даже если я совершу ошибку, я хотя бы буду знать об этом. Гилберт прервал свои размышления, чтобы закончить с приготовлениями чая. Энн ждала его. Энн ждет меня. От этой мысли юноша заулыбался. Энн была права, в последнее время он мало улыбался, не было как-то причины. Но теперь? Он поверить не мог, что она все еще здесь, и парень не боялся скрывать свою радость. Девушка сидела в углу дивана, скрестив ноги под платьем. Не как истинная леди, а как настоящая Энн, и он обожал это. Она, разумеется, уже нашла себе книгу и была полностью увлечена ее страницами. Энн так уютно смотрелась. Гилберту просто хотелось понаблюдать за ней еще немного. — Мне интересно, сможешь ли ты хоть день прожить без чтения, — сказал парень, протягивая ей чай, и сел рядом, согнув правую ногу и повернувшись к девушке лицом. — С какой стати мне так делать? Я так долго была лишена книг, — Энн еще немного подумала. — Абсолютно точно нет. — Что? — Не думаю, что смогу прожить день без чтения, — девушка улыбнулась ему. — Что читаешь? — спросил Гилберт, кивнув в сторону книги. — Уолт Уитман, он просто захватывает дух. — Это любимая книга моего отца. Перед смертью он часто просил меня читать ее ему. На чем остановилась? — «Я больше, чем я думал, я лучше, чем я думал. Я и не знал, до чего я хорош.» Гилберт улыбнулся. Как же приятно слышать такую теплую фразу с ее губ. Он продолжил поэму: — «Всюду видится мне красота. Вновь я могу повторить и мужчинам и женщинам: вы сделали мне столько добра, и я хочу отплатить вам добром.» Она улыбнулась. — Должно быть, ты часто ее читал. — Достаточно часто, но, думаю, подобные вещи легче запомнить, когда они что-то значат для тебя. — Ты безусловно прав, — Энн сделала глубокий вдох, откинулась назад и закрыла глаза. Гилберт улыбнулся. Он был удивлен тому, как по-домашнему она выглядела, словно сам дом был создан для нее. — Удобно? — Исключительно. Я люблю Зеленые Крыши, но ярко-белый цвет часто контрастирует с моим настроением и воображением. Словно сами стены пропитаны порицанием Мариллы. «Будь благоразумной, дитя! Перестать заниматься глупостями! Энн, ты выглядишь, как самая настоящая язычница! Энн, однажды ты пожалеешь, что дала волю своему воображению!» Твой дом намного более уютный, будто он обнимает меня и побуждает еще больше воображать. Гилберт рассмеялся от ее пародии на Мариллу. — Удивлен, что Марилла не против, что ты задерживаешься у нас. — Я знаю, что иногда жалуюсь, но она понимает меня и доверяет. Я говорила, что могу задержаться, и она сказала, что все будет в порядке, если с нами будет Себастьян, — Энн засмеялась. — Не знаю, как ему удалось всех убедить, что он честный и надежный, — сказал Гилберт, снова смеясь. — Хотя грех жаловаться, он хорошо следит за порядком. Девушка рассмеялась, краем глаза поглядывая на парня. — Не могу не согласиться, — а затем они замолчали, сделав перерыв на чай. — Можно спросить тебя о твоем прошлом, Энн? Ее настроение слегка ухудшилось. — Зачем? — Затем, что я хочу узнать тебя получше. Почему ты не хочешь говорить о своем прошлом? — Потому что мне нечего тебе рассказывать. — Ты приехала сюда в тринадцать, наверняка что-то было до этого. Она запнулась. — Хорошо, мне нечего рассказывать такого, что не испортит твое мнение обо мне или не вызовет жалость. Или, раз уж на то пошло, окончательно шокирует все наше сообщество, если эта информация выйдет за пределы этих стен. — Ничто испортит моего мнения о тебе, я считал, что не давал тебе оснований полагать, будто я всем растреплю все твои секреты. — Если я тебе кое-что расскажу, одну небольшую вещь, то не мог бы ты в будущем больше не спрашивать меня об этом? В будущем? Их будущее? Вместе? Он тяжело сглотнул. — Не обещаю, но постараюсь. Энн задумалась. Ей нужно было рассказать ему что-то так, чтобы он больше не задавал вопросов. Но она доверяла ему, и если у них есть шанс стать чем-то большим, возможно, ему стоит знать о ней и лучшие, и худшие вещи, чтобы он понимал, как она стала таким человеком. — Я работала на семью, Хэммондов, незадолго до того, как попала в Эвонли. У них было три пары близнецов, которых они не сильно любили. Поэтому им была нужна я. Мистер Хэммонд через силу ложился со своей женой каждую ночь, кроме тех, когда он упивался вусмерть, а потом терял сознание, не дойдя домой, — рот Гилберта открылся, не веря в услышанное, из-за чего Энн начала сомневаться, стоит ли ей продолжать. Но все же она продолжила: — У него, Мистера Хэммонда, начался сердечный приступ, когда он хлестал меня по спине, умирая, он чуть не упал на меня. Я позвала миссис Хэммонд, но она обвинила меня в этом и отправила обратно в приют, — девушка подняла на него взгляд, приподняв брови и попивая чай. Энн не смогла удержаться и начала смеяться. — Ты бы видел свое лицо! — Это что, была шутка? — выпалил Гилберт, встав с дивана. — Потому что если так, то это подло! — Нет, Гилберт, прости, это на сто процентов правда. Просто я никогда не видела тебя таким… — Испуганным? Возмущенным? В ужасе? — он чувствовал, как к горлу поступает желчь. — Потрясенным? Сбитым с толку? — Словно ты собирался взорваться от ярости, словно тебе нужно было что-то разбить. Это просто было неожиданно, только и всего. — Неожиданно, что у меня была явная инстинктивная реакция на человека, которого я л… на то, что с тобой так ужасно обращались? — Гилберт, не буду лгать, я намеренно хотела ошарашить тебя, потому что не люблю говорить об этом и прошу больше не спрашивать меня о подобном. Это было вечность назад, и довольно травмирующе. О моем детстве у меня всего несколько счастливых воспоминаний. Если я захочу, то поделюсь ими. Почему ты так удивлен? Гилберт успокоился и продолжил: — Я не знаю, — осекся он. — Как ты выдержала это? Как ты все еще остаешься такой… собой? — У меня не было особого выбора. Но я выдержала, и в конце концов мой тернистый путь привел меня сюда, так что я смирилась и с оптимизмом смотрю в будущее, потому что не могу изменить прошлое. — Я об этом и говорю. Как ты это делаешь? — Делаю что? — Сохраняешь такой оптимизм, и это после всего-то? Это словно ты взяла свое мучительное прошлое и как-то преобразовала его, чтобы мир стал прекраснее. У тебя есть полное право стать тенью человека, раздавленной грузом своего пути, но ты решила излучать свет и надежду. — Уверяю тебя, что без надежды я бы и была тенью. И, если честно, эти воспоминания временами все еще преследуют меня, и я борюсь с ними. Но затем спустя мгновение я вспоминаю, где я и где мой новый дом, — Энн продолжила читать, а Гилберт восторженно смотрел на девушку. Она знала, что парень смотрел на нее, и ей было все равно. Она понимала, что ему нужно было время осознать все. — Ты потрясающа, — Гилберт не собирался говорить это вслух. Слова просто вышли из его уст, когда он выдохнул воздух, после глубокого вдоха. — Хочешь еще чаю? — Нет, спасибо. Мне достаточно. Он снова присел, его локти были на коленях, но в этот раз он сел ближе. — Энн? — Гилберт Блайт? — сказала она, не отрывая глаз от книги. Он опустил взгляд, покачал головой и улыбнулся. Ему стало так тепло, ведь теперь юноша понимал, почему Энн так его называла. Интересно, всегда ли он будет себя так чувствовать, когда девушка будет произносить его имя? — Я хотел спросить тебя, о чем ты говорила ранее, что это было? Она закрыла книгу и положила на стол рядом. — Как я уже сказала, ты казался таким радостным, когда мы танцевали в школе, таким счастливым. Словно ты веселился, словно мы веселились. Вместе. — Я был там, Энн. Мы правда веселились. А затем, в классическом стиле Энн, ты убежала. Дважды. Почему ты от меня бегаешь? Большую часть вечера Энн сохраняла самообладание, но сейчас не смогла удержаться от смущения. — Я убегаю, когда путаюсь. — Или злишься, или расстраиваешься, или напугана… — добавил Гилберт, приподняв брови. Плотина была прорвана, Энн вскочила со своего места, и от такого неожиданного движения Гилберт вскочил вместе с ней. — Ладно! Дело было во всем! Я злилась на тебя из-за того, что ты вызываешь во мне такие запутанные чувства и расстроилась из-за того, что была совершенно ошарашена! — она резко осеклась, ужасно себя чувствуя из-за того, что кричала, пока в доме спал ребенок. — Извини, я не хотела кричать. Просто… я люблю контролировать свои эмоции или хотя бы понимать их, но рядом с тобой у меня этого не получается. Не буду врать, тогда я запуталась, но теперь нет. — Ты просто упрямая, — тихо сказал Гилберт, глядя на девушку. Он подбоченился и погрузился в раздумья. Спустя минуту он спросил: — Ты мне веришь? — Ты же знаешь, что да. — Ты прекрасно понимаешь, что я бы никогда не стал разыгрывать тебя и намеренно причинять боль? — Надеюсь на это. — Нет, Энн, — левой рукой Гилберт взял ее правую и сжал, его большой палец поглаживал ее костяшки. Энн посмотрела вниз и увидела свою руку в его хватке. Каким-то образом это было самое требовательное и нежное прикосновение, которое когда-либо испытывала Энн. — Это важно, это имеет значение. Я хочу, чтобы ты понимала, что я бы никогда не стал разыгрывать тебя и намеренно причинять боль. Прошу, — умолял он. — Скажи, что понимаешь это. Она посмотрела ему в глаза. — Я понимаю. Но ради чего все это? Юноша поднял свою правую руку, положил девушке на шею и приблизил к себе, но остановился, когда кончики их носов слегка соприкоснулись, дав Энн время остановить его, если ей было неудобно. Он молился, ожидая ее ответа и замер, когда она резко сократила расстояние. Его колени сразу же подогнулись, и Гилберт чуть не заплакал от облегчения. Он упивался чистым экстазом, который, как ему казалось, тек по его телу. Он будто только сейчас почувствовал себя живым, юноша не был уверен, что именно делал до этого, но то определенно была не жизнь. Когда он близко-близко притянул Энн, все ее сомнения разом испарились. Если я захочу поцеловать мальчика, то почему я не могу просто этого сделать? И она хотела, так сильно, что все же решилась. Он казался отсутствующим кусочком паззла, словно все в ее жизни вело к этому моменту и теперь она была полноценной. Не то чтобы ей нужен был мужчина, чтобы быть счастливой, она знала, что и без него являлась целостной и совершенной личностью, но это казалось судьбой, словно чего бы она ни хотела и куда бы ни пошла, это все равно случилось бы. Поцелуй был недолгим, и хотя он казался простым, если бы кто-то увидел его, то понял бы всю его глубину. И то, как он изменил жизнь двух человек, невозможно было описать словами. Рука Гилберта все еще покоилась на шее Энн, а их лбы соприкасались друг с другом. — Видишь? Ты не запуталась, ты просто упрямая. — Вау, — прошептала девушка. Он засмеялся. — Да, вау. — Ты почувствовал это? — Да. И я слишком долго этого ждал, — ответил он. — Значит, Коул был прав? Ты влюблен в меня? Юноша выпрямился и взял ее руки в свои. Он сделал глубокий вдох и продолжил со всей своей искренностью, которая сегодня так сильно ему помогла. — Энн, я был влюблен в тебя годами. Возможно, я не осознавал этого, но мой отец понял это, как только вернулся домой и рассказал ему о новенькой девочке с огненно-рыжими волосами и страстью под стать им. Баш знает об этом столько, сколько он знаком со мной и никогда не давал мне забыть об этом. Сегодня, когда мы танцевали, я был в восторге от мысли, что ты, может быть, чувствуешь то же самое, а затем опустошен, когда ты сбежала от меня, лишь подтвердив, что я тебе не интересен. — Что заставило тебя так думать? — Ты имеешь в виду помимо всего того, что мы обсудили? — он засмеялся. — Как начет «Ты мне совсем не нужен»? И как ты пыталась меня заставить оставить Руби записку на доске? Энн скривилась от воспоминаний в поезде. — Я всегда говорю глупости рядом с тобой, — прошептала она. — Всегда, — Энн посмотрела в его полные романтики глаза. Сначала она не могла точно назвать это романтикой, поскольку таким же взглядом он ее одаривал каждый раз с того дня, как они встретились. Она согласна со словами Руби, что может просто умереть от счастья здесь и сейчас. Но у нее было слишком много вещей ради которых она должна была жить. Умирать сейчас кажется ужасной тратой всех полученных даров. Он был так терпелив ко мне, ждал меня и сдерживал мой гнев столько лет. Я так долго боялась этих чувств. Боялась, что они значат, что они были неуместны, что я недостойна. Но тем не менее он все еще здесь после всего, через что я заставила его пройти, и, наконец, я готова. — Я люблю тебя, Гилберт Блайт, — сказала Энн, смотря ему в глаза. — Я хочу тебя. И если я буду твоей, больше я не убегу. Он вновь поцеловал ее, в этот раз более страстно, больше не в силах сдерживать свою любовь. Девушка обвила руками его шею, неосознанно проводя пальцами правой руки по его волосам, что-то, что она всегда хотела сделать, но не осознавала. Левая рука Гилберта оказалась на ее пояснице, а правая снова вернулась к голове. Через несколько минут поцелуй закончился, и он обнял ее, словно боясь, что девушка ускользнет от него. — Гилберт, — пискнула Энн. — Гилберт, я не могу дышать. Ты сильнее, чем кажешься. — Прости, — сказал он, ослабив хватку, но не отпуская ее. — Боюсь потерять тебя. Если я буду держать тебя, то, может, ты не передумаешь. — Гилберт Блайт, посмотри на меня, — Энн выпуталась из объятий и посмотрела ему в глаза. — Ты только что сказал, что я упрямая. Можешь верить, я не передумаю, — ее глаза наполнились слезами, а голос сорвался. — Я так долго к этому шла, слишком долго, и я не собираюсь тратить еще одну минуту на жизнь без тебя. Я никогда не сбегу от этого чувства. Я никогда не сбегу от тебя. Гилберт помотал головой и улыбнулся, не совсем веря в то, что только что произошло. — Тебе нужно что-то? Что угодно? Чай? Слойка? Луна? Энн засмеялась и вытерла от слез глаза. — Я бы не отказалась от еще одной слойки, спасибо. Юноша опрометью бросился за сливовой слойкой, пока Энн садилась на диван. Он вернулся с яркой улыбкой на лице. — Думаю, мы уже все обсудили, но ты не возражаешь, если я останусь и почитаю? Если я не закончу эту книгу, то она будет еще долго преследовать меня. — Я был бы рад, если бы ты осталась. Уверена, что у тебя не будет из-за этого неприятностей? Что у меня не будет неприятностей? — усмехнулся парень. — Посмотри на улицу, Гилберт Блайт, — он почувствовал, как тепло снова разлилось по его телу. Что же, видимо, так будет каждый раз. — Дождь льет уже несколько часов, не думаю, что смогу пройти по дорогам и полям в такую погоду. Он пристально посмотрел на нее. — Честно говоря, я и не заметил, что все это время шел дождь. Они сидели в тишине, наслаждаясь декадентскими сливовыми слойками, прежде чем Энн спросила: — Ты знал, что Марилла любила твоего отца? — Я догадывался, но не знал насколько это правда. — Она невероятно жалеет, что не пошла за ним. Она по сути силой отослала меня сюда, чтобы я призналась, что люблю тебя и не совершила ту же ошибку, что и она. Она сказала мне не возвращаться, пока мы все не обговорим. — В таком случае, я немного меньше волнуюсь получить от нее нагоняй, но не могу сказать, что я полностью перестал бояться. И если, как ты утверждаешь, весь вечер идет дождь, то что же я буду за джентльменом, если не предложу остаться и переночевать у меня, пока буря не утихнет. — Значит…? — Значит давай почитаем, Энн. Хочешь вместе? У меня не хватало смелости открыть ее с тех пор, как он умер, но услышав, как ты декламируешь поэму, я понял, что скучаю по этому. — Звучит замечательно, — сказала Энн, улыбнувшись. Он положил руку ей на плечо, притянул ближе к себе и поцеловал ее в висок, чтобы девушка расслабилась. Для них это было самым естественным движением в мире. Они по очереди читали вслух, но по мере того, как темнело, ребята постепенно уставали. Гилберт заметил, что ее дыхание замедлилось, пока он зачитывал последнюю строфу, но продолжил, обращаясь прямо к своей любви, словно это был самый священный обет. — Энн, я даю тебе руку! Я даю тебе мою любовь, она драгоценнее золота. Я даю тебе себя самого раньше всяких наставлений и заповедей; Ну, а ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь ли вместе со мною в дорогу? Будем ли мы с тобой неразлучные до последнего дня нашей жизни? — он осторожно отложил книгу, изо всех сил стараясь не разбудить девушку. Он потушил фонарь и поцеловал ее в макушку, а затем обнял одной рукой и закрыл глаза. — Будем, — прошептала она. Юноша улыбнулся и сказал: — Я люблю тебя, Энн, — и прижал ее еще ближе. — Я тоже люблю тебя, Гилберт Блайт, не думай, что это предложение. — Я знаю, Морковка, — он засмеялся. — Ложись спать.