Смягчить

Олежа почти не занимает места. Олежа нежнейший, эфемерный и угловатый. И ещё ему — каким-то образом — удаётся смягчать острые Антоновы углы своим присутствием. Лампа над вытяжкой светит мягко и рассеянно, Антон над раковиной — в оранжево-жёлтом. Олежа морщится — так, чтобы не слишком заметно,— когда видит, что Звёздочкин льёт на губку больше одной капли средства для мытья посуды. — Ну давай, давай, мы же миллионеры, — Олежа слишком звонок и слишком мягок, не старается уколоть или поддеть; не нужно быть чрезмерно наблюдательным, чтобы понимать — они с Антоном из разных измерений. Антон наверняка не следит за тем, сколько моющего средства он использует. У Антона всего в достатке. Живое золото, не иначе. А теперь это живое золото неумело ставит чашки со сколом на сушилку, возится с ним, каким-то там Олежей, на не слишком просторной кухне. Подумать только… Герой не знает, что мыть посуду лучше в горячей воде, а не холодной. Герой знает, как умелым словом дать надежду, прорезать туман страха и сомнений, показать путь. Направить то, что внутри, а потом это же стремление преумножить. Знает, как надо говорить так, чтобы громко. Так, чтобы складно. А потом наскачется по площади и мостовой, наговорится вдоволь и достаёт запасные ключи, приходит к нему, Олеже, с лёгкой поволокой, усталый, одомашненный, разделять быт и повседневность. Разве такое может присниться? — И ложки тоже? — Не, ложки я сам. Лучше поставь чайник, — Олежа очень старается, чтобы в интонации не проявилась проступившая улыбка. Нежность, тихая и щемящая, скатилась с кудряшек на плечи, а потом сконцентрировалась в ладони; Душнов кладёт руку ему на плечо, прежде чем отойти от столешницы. Мимолётно. Еле ощутимо. Совсем чуть-чуть. Так, что в любой момент успеет одернуть, как от раскалённого железа, если Антон поведёт плечом, сведёт брови или начнёт дышать как-то не так, судорожнее, чем обычно. Взглянет косо. Как же Олежа пугается, когда его живое золото выпрямляется и заключает его ладонь в свою. Почти шарахается. — Может, завтра и правда взять перерыв? — эта фраза звучит между ними уже рефреном, но только впервые — с уст Антона. Чайник за его спиной клубится струйками пара. Наконец-то. Разве такое может присниться? Ну разве может? — Ты хочешь куда-нибудь выбраться? — Олежа вкладывает всю твёрдость, которой способен поделиться, в свои слова. Вот бы Антон отказался. Сказал, что хочет провести время вместе. Никуда не выходить. Может быть, Олежа бы даже смог научить его паре рецептов. — Мы оба слишком устали для этого, а ещё ты очень вкусно готовишь, — тихо смеётся Звёздочкин, мягко, как прирученный. — А ты очень долго моешь посуду. — Не страшно. У нас впереди — целый выходной. «У нас впереди — целая жизнь», — хочет сказать Олежа. Но не говорит. Ничего. Он скажет. Когда-нибудь потом.