Откровение

      Я у порога.       У порога квартиры, в которой мне знаком каждый угол, каждая книга на полке, точное количество фотографий и картин украшающих стены, сколько раз ты поливаешь цветы и сколько минут ворошишься перед тем, как утонуть в глубоком сне. Я всё ещё чувствую запах кофе и холода. Слышу скрип шестой ступеньки на лестнице в спальню.       У порога. Вся мокрая из-за дождя, с прилипшими чёрными прядями волос к лицу. Вязаный белый свитер душит своим высоким воротом,  в сапогах одна вода, в ногах усталость и судорога, от долгого бега из дома сюда. Моего второго дома. На лице капли дождя и слез. Я приготовилась стучать в светлое покрытие двери, но рука тут же опустились в безмолвной истерики. Еще выбегая из дома, даже не запомнив закрыла ли я дверь на ключ, во мне было полно наивной уверенности в правильности этого пути. Отшивая вчерашнего кавалера, мне опять не удалось ничего почувствовать. И так уже два года. Я ничего ни к кому не чувствую. Мне нет места рядом с Томом, Майком или каким-нибудь Дэвидом. Моя рука не может держать чужую, а губы касаться других. Не его.       Но, как только Джонни появляется в поле моего зрения, все тело начинает ломить и гореть в приступах глубокого отчаяния. Мне его не вернуть, как не вернуть на стебель десятки семян одуванчика, разлетевшихся с потоками ветра. Он знает, знает, что я наблюдаю за каждым его движением. За руками, поднимающие бокал, а после шарившие по талии новой подружки актрисы. За чуть захмелевшими глазами. Широкой улыбкой.       Джонни хочет славы.       Я хочу укутавшись в плед, смотреть старые фильмы и лежать у него на плече.       Джонни хочет вечеринок.       Я хочу видеть его больше трех раз в неделю.       Джонни хочет везде успеть.       А я не торопясь прогуливаться через парк к реке.       Джонни нужно держать репутацию.       А мне нужно держать его за руку на улице или кафе.       Мы любили. Любили судьбы друг друга, любили жизнь во всех её проявлениях, любили саму любовь. Мы были побочным эффектом переплетения сюрреалистичных нитей вселенной.       Но, он хочет шума.       А я сторонник тишины.       Я у порога. И чувствую, как в темном коридоре трещат стены и дрожат окна, но мне нужно его увидеть. А что сказать? Я скучала? Мне плохо? Можно войти? Как тебе погода за окном?       Скудность последней и непреодолимая тоска убивают последнюю надежду на…что? Что он ещё помнить о нашей личной вечности? Хранит ли он фотографию спящей меня в томике Уильяма Йейтса или забыл достать и выбросить? Не забыл прикосновение моих пальцев к своим губам или их смыла другая женщина? Люди рассказывают, как влюбляются в мгновение. А я влюблялась в него каждый день и в чём же здесь замысел?       Я здесь. Возможно, за дверью никого нет. Лучше запрись Джонни, пусть прольётся дождь заглушая твои шаги. Ты слишком хорош, чтобы быть чьим-то. Ты в моей личной Красной книге.       Кулак уже стучит или это гром?       Дверь распахивается выпуская теплый воздух из квартиры. Только сейчас осознаю насколько промокла и замерзла. — Алекс? — Джонни ошарашено уставился на мою дрожащую фигуру, а я ощущаю, как в эту же секунду с волос падает капля воды на пол холла. Чувствую запах сигарет, что он пытается скрыть за дорогим парфюмом. Мокрая голова и мятая футболка, впалое, похудевшее лицо. — Привет — хриплю, словно простуженная, но всё же улыбаюсь. Капканы уже расставлены и я в самом центре охотничьего угодья. Дикий зверь пришел искать облегчения в быстрой смерти. — Что ты тут делаешь? — Взволнованно произносит он, а я немного заминаюсь. — Если честно, то не имею ни малейшего понятия — развожу руками в стороны. — Там же ужасный дождь, заходи быстрей! — Депп, игнорируя мои вялые попытки протеста, хватает за руку и затаскивает в квартиру — Ещё и в одной кофте! — Джонни опускает свои ладони на мои мокрые плечи и отчитывает, будто маленького ребёнка, а мне остаётся лишь хватать ртом воздух. Он ничуть не изменился, всё те же ласковые медовые глаза, причудливые алые губы, сильные руки, с многочисленными узорами тату, и поглаживающие большие пальцы. — Прости — Как же жалко я себя чувствую. Наверное, нужно было заявиться при параде, в шикарном платье с напомаженными губами и на высоких шпильках, а не как побитая собака.       Он разглядывает меня, будто видел впервые, слегка приоткрыв рот. Я видела, как он теряется в дебрях эмоций. Он не знал, как поступить со мной, не знал, что же ему делать в эту минуту. Как и я. — Знаешь, мне лучше уйти — пытаюсь пройти к двери, но его руки на моих плечах сжимаются с новой силой. — Опять? — За секунду стынут слёзы, а мой взгляд опускается в пол.  

***

2 года назад

  — Не играй, прошу тебя, не играй со мной, не притворяйся. Для этого у тебя есть съёмочные площадки! — Я знала, что это конец, знала, что боль ухода уже давно ждала меня — Злись, если правда зол, люби меня, если правда любишь, плачь, ведь твоих слёз больше никто не увидит. — Кроме тебя… — С придыханием шепчет Депп. — Кроме меня… — его глаза были полны слёз тоски и злобы, будто я собираюсь забрать его ребёнка или же жизнь. Он бродил по залу из угла в угол, словно тигр в летке. — Чего ты хочешь? Я не могу просто взять и всё бросить! Это моя работа! Я зарабатываю деньги и получаю удовольствие от того, что делаю, это преступление? Ты всегда меня поддерживала, что же случилось теперь? Мне уже не хочется с тем же рвением возвращаться к нам домой, ведь я знаю, там будешь ты и начнёшь возмущаться и упрекать!       Вот она. Точка не возврата. Фраза, после которой рушатся стены, что мы возводили вместе.       А после… не было слёз, не было падения на колени или битья посуды. Лишь проблемы: как вместить все свои вещи в один чемодан и где ключи от моей старой квартиры.       Всё происходило в полнейшей тишине. Он сидел на краю дивана, опустив голову на ладони. Его спина тяжело поднималась и опускалась, а натяжение черной рубашки на ней, было настолько сильным, что на мгновение мне почудилось, будто она разойдется по швам.       На улице ночь и сильный ветер. Метро закрыто, а на такси нет денег.       Я в отчаянье. Время подвело нас к железной двери с вывеской «Равнодушие».       Вот он главный враг любви, это не ненависть, а пустое безмолвное безразличие.  

***

  — Зачем ты здесь? — Вымученно спрашивает Джонни. Ему тоже тяжело и плохо. Как же я желаю забрать всю его горечь и мрак, забрать ту боль, от другой женщины, что посмела его оклеветать, разрушить его репутацию и жизнь. Мне до хруста костей хочется собрать всего его по осколкам обратно. В сильного и непокладистого мужчину. Поддаюсь ближе и кладу свои ладони на его лицо, актёр слегка вздрагивает и изнеможённо закрывает глаза. Понимаю, что моим рукам впору замораживать продукты. Они всегда холодные, но не из-за плохой циркуляции крови, их попросту больше некому греть. — Мне просто нужно знать, что у тебя все хорошо — шепчу я. Депп, всё ещё не раскрывая глаз, крепко обвивает мою талию, точно утопающий хватается за спасательный круг. Твёрдо прижимает к себе, из-за чего его футболка намокает, впитывая воду моего свитера. По его рукам и шее бегут мурашки, а дыхание ускоряется. — Боюсь тебя огорчить, милая. Я в глубокой яме — бессильно отвечает актер и открывает глаза, встречая мои. — Не пойми меня неправильно, я здесь…       Джонни, будто очнувшись от чего-то, отдергивает руки к себе и отходит в сторону, а я в отчаянье сжимаю губы, стараясь не разреветься. Мои чувства сродни детским, можно подумать у меня забрали любимую игрушку, вырвали прямо из рук. Сравнивать его с игрушкой — кощунство, но что-то из меня точно вырвали.       Мужчина отходит к окну, а я остаюсь, неподвижно стоять спиной к нему. — Опять! Будто та же история! — Джонни не говорит, он рычит подобно зверю. Голосом израненной души. Я молниеносно стряхиваю руками сами собой катившиеся слёзы и возвожу взгляд к потолку. В Бога не верю и всё же надеюсь там что-то увидеть. Сдерживаю всхлипы и попытки просить прощение —  нам же плохо! И обоим скверно находиться в одном помещении!  — Вот как, — я гневно поворачиваюсь к нему лицом, из-за резкости мокрые пряди бьют по спине  — вот что ты думаешь?! — ядовито бросаю я. За окном, где-то далеко в облаках взрываются раскаты грома, будто пытаясь приструнить меня за повышение голоса. Я испуганно закрываю глаза, плечи метнулись вверх. Помню, как посреди ночи я вздрагивала от страха из-за непогоды на улице и раскатов грома, а Джонни прижимал меня сильнее к себе, напевая выдуманную мелодию. Заботливо пробегал шершавыми, из-за игры на гитаре, пальцами по нежной коже.       Эти воспоминания на несколько секунд полностью захватили моё внимание, проносясь с такой огромной скоростью, от чего я не успеваю их рассмотреть. Депп уже стоял рядом, а я в страхе сделала шаг назад. — Но и порознь нам не легче. — У меня нет потребности, быть для тебя кем-то — Я знаю, когда ты лжешь, Александра — Джонни… — продолжить мне так и не удалось. Мужчина резко подается вперед и прикасается к моим губам своими, мягкими, местами шершавыми, такими родными. Я приоткрываю рот для того, чтобы вдохнуть побольше воздуха от неожиданности, а он пользуясь этим, кусает мою нижнюю губу, но сразу же мягко оттягивает, посасывая. Обхватываю его плечи, чтобы не свалиться на пол. Не понимаю, что вообще происходить, да и не хочу. Вздрагиваю, когда наши языки встретившись, сплетаются, а горячие волны пробегаются по всему телу.       Его ладонь обхватывает моё лицо, ощущаю холодный металл его любимых колец, притягивает еще ближе, пока вторая проскальзывает ниже и ложиться на мою шею, потирает и сжимает так, что дышать становится труднее, а поцелуй чувствуется еще острее.       Он отстраняется, наши лбы сталкиваются, помутневшие взгляды встречаются. Глазами мы вместе пытаемся найти всему происходящему объяснение, но не выходит.       Он не дышит, я не дышу. Джонни еще раз ласково потирает мою шею, мурашки бегут по спине, глаза закрываются сами собой. Задевает пальцами все выпирающие косточки, успев пальцами другой руки погладить скулы. Вновь сжимает шею.       Глаза в глаза.       Мне нравится.       И он это знает.       Его слабая ухмылка.       Мы целовались, но это не было похоже на романтичную картинку с парой влюбленных на дешевых открытках, это сжигало нас.       И он, и я. Мы знали. Любви больше нет, она разочаровалась и отвернулась от двух кретинов, посмевших безжалостно её растоптать. Я не знаю, что это за чувство. Возможно, это момент, когда из любви рождается ненависть, желание подавить, сломать, убить, лишь бы только не отпускать, не делиться с кем-либо этой эмоциональной трясиной, змеиной ямой, что мы обнаружили друг в друге. Но никогда не показывали, никогда не отравляли этим друг друга, единственное наше объединяющее побуждающее желание — укрывать друг друга от всего мира.       Всё это только наше. — Как же я люблю тебя, — я тяжело дышала в его шею, всё тело била дрожь, а без успеха подавляемые всхлипы только усиливали накатывающую волну истерики. Мужчина не отпускал, лишь сильнее сжал мои волосы на затылке и оскалился — и ненавижу, Джонни — опять слёзы. Знаю, как он их не любит, но он должен увидеть их. Должен взглянуть на то, что сотворил, как одурманил и сломал — вот что ты сделал. — Я знаю и не собираюсь извиняться за это, — актер отрывает меня от себя и тянет к лицу, от чего мне приходится встать на цыпочки — ты женщина, ушедшая призраком, ты оставила меня. Влюблённая в свою гордыню, слишком сильная чтобы позволить кому-то себя любить, но плачущая по ночам от безысходности, и за это, я ненавижу тебя. Ненавижу за все дождливые выходные, проведённые в твоих руках, за это тело, что я боготворил! — Депп усиливает хватку на шее, но я этого даже не замечаю, только слова, его чёртовы слова. — Ненавижу за праздники, которые не могу больше вспоминать, ведь чувствую только твою руку, сжимающую мою и ни чью больше, — громко всхлипываю, забывая, что нужно держаться, но Джонни глубоко вздыхает, опускает руки и отводит взгляд, смотрит куда угодно, но не на меня. — Я хочу, чтобы ты растворилась в пространстве, развеялась по вселенной, расщепилась на атомы, улетела на другую планету и забрала весь этот пожар с собой, мне необходимо тебя ненавидеть! Ведь, если ты останешься, я не смогу.       Джонни с поникшими плечами падает на колени, а мои руки дорожат, словно ими завладел тремор. — Если я не буду тебя ненавидеть и хотеть уничтожить, то буду любить — его слова задевают, но совсем не удивляют, во мне рвут и мечут те же самые чувства и слова. Колени подгибаются сами собой, и я падаю рядом, напротив. Хватаюсь за его руки, они мокрые, как и лицо. От вида его слёз моё сердце разрывает дикая боль. — Джонни, мы… — он вздрагивает от звука моего хриплого голоса и поднимает взгляд с пола — мы какие-то больные. — Просто психи — Странные — Идиоты — Ты не идиот — поспешно добавляю я и заключаю в дрожащие руки родное лицо. — Ты ушла, я позволил этому случиться, а сейчас расплачиваюсь за это — его взгляд потухает и даже эти слова, что мне так хотелось услышать, теперь не имеют значения. Лучше кричи, ругай меня, но не запирайся в закромах своего сознания!  — Нет, нет, пожалуйста. Прости, прости, я не уйду, я здесь, можешь запереть меня, закрыть на ключ, привязать к кровати, Джонни! — Пытаюсь улыбнуться, получается ужасно, но мужское лицо всё же, трогает лёгкая усмешка.       Прямо сейчас, в эту самую секунду, между нами что-то рождается. Не жалящий огонь, а тепло, сродни тому, что обволакивало нас в загородном доме, когда Джонни разжигал камин осенним вечером, рассказывал о работе, а я играла ему на рояле.       Актер, очнувшись от своих раздумий, невесомо проводит кончиками своих неземных пальцев по моей шее, словно извиняясь, гуляет по линии голубых вен. Из меня вылетает толи вздох, толи стон, но он тут же исчезает в новом поцелуе. С остервенением начинаю отвечать, ведь не целовать его просто невозможно. Провожу ладонями по его лицу, трехдневная щетина приятно щекочет кожу. Где-то на улице, средь массы одинаковых домов, одиноко проезжает машина и с визгом колес, на высокой скорости, устремляется вперед по пустой дороге. Свет от фар несколько секунд катился по стенам в темной квартире. Я вздрагиваю, и мы прерываемся, шумно вдыхаем и выдыхаем, он пьяно водит своими приоткрытыми губами по моим. В наших движениях нет робости или стеснения, мы делали это сотни раз, но всё же стараясь не утратить искры страсти и того обоюдного безумия.       Джонни, все еще не отпуская моё лицо, едва касаясь, проводит большим пальцем по месту укуса на моих губах, а остальные погружает в черные волосы. В воздухе заряжено напряжение, оно витает вокруг нас и не дает очнуться. Противоречия, коих сейчас переизбыток, душат изнутри, и я ничего не могу с этим поделать. Во мне всегда что-то разлагалось и стремилось к энтропии, и только Он мог мне помочь. Как же я его люблю. Он даже не может себе представить, как отчаянно его можно любить.       Мы целовали друг друга с еще большим остервенением, чем прежде, вымещая всю злость и обиду на время, проведенное не вместе. Сильно закусываю его нижнюю губу и отпускаю. Депп резко обхватывает мою талию и целует, глубоко, заставляя под натиском слегка прогнуться в спине.       Уже хочется стонать в голос, но пытаюсь сдержаться. Мужчина опять ухмыляется, пробегая пальцами по моему позвоночнику, задирая ткань свитера. Мое тело блаженно расслабляется. Не хочу думать, что эта ночь может закончиться, все разговоры стереться, а образы разбиться об асфальт. Я буду умолять эту квартиру спрятать всё в себе. Запереть эти шоколадные глаза, мягкие губы и чуткие руки. Чувствую слезы, не в силах разобрать кому они принадлежат.       Мы плачем.       Мы злимся.       Мы донельзя больны друг другом.       Мы счастливы.       Стоит ли прошлое того, чтобы мы забыли о настоящем? Какова цена ошибок совершенных в порывах неясных эмоций? — И что же, мы просто всё забудем? — Джонни касается щекой моей щеки, в отчаянной попытке не столкнуться взглядами. Мне тоже этого не хочется. Я задала вопрос, на который самой тошно ответить. Чем дольше он молчал, а дыхание становилось тяжелее, тем грустнее мне становилась. Обычно, его речи нуждались в аплодисментах, но не в этот раз. — Просто, впредь почаще напоминай мне, чтобы я тебя не отпускал. — Что? — Теряясь от столь неожиданного ответа, выворачиваюсь и нахожу его глаза — Нет, мы… не можем. — С чего ты это взяла? — он снова взбешен. — Ты… тебе ведь плохо, я постоянно всё порчу! — Пытаюсь закрыть лицо руками, скрывая слёзы, но Депп перехватывает её и закидывает на свою горячую шею. Обнимает, обвивая длинными руками и это, словно жест доброй воли, без намёка на что-то романтическое. Моему телу не удаётся скрыть безмолвные рыдания, тяжелая голова опускается на мужское плечо. — Милая, а я, по-твоему, что, всё делаю только лучше? Ты ведь знаешь, что твориться в моей жизни в последние годы, — хрипло шепчет мужчина, пока я киваю и расстраиваюсь ещё больше, ведь моё сердце всегда разрывалось за него и болело, в отчаянном желании быть рядом, пройти через это дерьмо вместе. Но прекрасно зная джентельменское нутро Джонни, он бы ни за что не позволил кому-то дорогому находиться рядом и вместе с ним погрязнуть в этом грязном процессе — да и что я могу тебе дать, какую жизнь могу предложить, после всего этого. — Меня никогда не волновал твой карман, ты же знаешь — смешно щурюсь, подавляя желание укусить его за кончик носа, на что он впервые за вечер искренне улыбается. — Из-за этого я чувствую себя ещё большим идиотом, что отпустил тебя — тараторит Депп, и тянет нас назад в стоячее положение, — иди в душ, я принесу сухую одежду, мой герой не должен болеть. — Идем со мной — шепчу я.  

***

        Стекла большой душевой запотели, по зеркалу стекают капли. Прижавшись к друг другу мы стоим, греясь под потоком горячей воды, уже обжигающей кожу и затрудняя дыхание. Но мы стоим, терпим, словно высокий градус душа смоет с нас прикосновения чужих людей, пропаривая тела до самых костей. Ноги немеют, от резкого контраста холодного дождя с горячим паром. Касаемся друг друга, изучая, вспоминая, будоража кровь. Все инородные запахи смылись, мой нос магнитит к его крепкой шее, прошибая током, пока губы прикусывают, слизывая капли воды. Музыка была для меня всей жизнью, работа композитором всё, о чем я могла мечтать, каждый день, пребывая в потоке написания новых нот, складывая из них искусство. Но его урчание над моим ухом — лучшая мелодия на свете, заставляющая моё тело трепетать. — Как твой отец? — любимые шершавые пальцы, мягко очерчивают каждую выступающую косточку моего позвоночника, от шеи, ниже, касаясь распаренной кожи ягодиц. — Ничего, справляется, он сейчас в Италии. Злиться, что ему приходится носить слуховой аппарат, говорит, все звуки в студии искажаются, — ухмыляюсь, вспоминая своего ворчливого старика — мне жаль твою маму — Джонни лишь вздыхает, проглотив застывший ком в горле. — Она была ужасной матерью, ты же знаешь — Да, знаю — льну сильнее, касаясь своей сверхчувствительной кожи его. В который раз рассматриваю причудливые рисунки, на шее, плечах, кистях, обводя каждый белым ногтем. Касаюсь старых шрамов на предплечье, рубцы более гладкие, светлые, выступающие. Пышность эмоций захлестывает сознание. Как же хочется его спасти. От мира, людей, от себя самого. Вернуть ему солнце, их утренние пробежки, под его хмурый сонный взгляд, который испарялся, стоило им выйти и начать бежать по зелёному парку. Вернуть ночные посиделки у моря, распивая красное вино и целуясь под звездами. Вернуть их ночи в студии, джазовые импровизации, запах его любимых мятных сигарет. — Твоя гитара у меня — длинные пальцы сжимают кожу на бедрах, прижимая непомерно близко к себе. — Ты её не выкинул? — смеюсь куда-то в район его шеи, из-за маленького роста не в силах достать выше. — Не знал что ты меня считаешь на столько страшным человеком, это же раритет! — вздыхает актер и улыбается, пробираясь пальцами в мои длинные волосы, пытаясь распутать мокрые концы, увлекая нас в горячий поцелуй — Голодная? — ладонь ложится на мой живот, ведет ниже и ниже, пока из меня не вырывается первый стон. — Ты же не про еду, Депп? — искренне улыбаюсь, рассматривая легкие морщинки вокруг карих глаз. — Ты делаешь меня живым — мягко рычит мужчина со слезами на глазах, разбивая моё сердце на миллионы частей. Вдруг томный вздох на секунду заглушает шум воды. Я закрываю глаза, ощущая на груди прохладное дыхание. Депп приоткрывает рот, нежно посасывая торчащий сосок, его прикосновения всегда были особенными, ни на что не похожим, нежным, но в тоже время властным. Его рука без стеснений пробирается по голому лобку, пальцами раскрывая раскрасневшийся складочки. Возбуждение, которым мог наградить меня только он, достигало предела с каждым движением его пальцев. Многие месяцы порознь смывает этот чертов кипяток, меж нами сейчас лишь пар и похотливая нежность. Тело знает какого это, ощущать его язык не только там, но и на других частях тела. Задыхаюсь под напором его ласк, хватая ртом горячие потоки воздуха, духота ванны напускает легкий дурман, опьяняя нас обоих. — Дж… — мой вскрик заглушают любимые губы, он хорошо знал меня и каждый звук, стон и хныканье, что я издаю, куда и как надавить. — Идём       Вода течёт с нас, пропитывая свежее постельное бельё его большой кровати, подушка становиться сырой под волосами цвета вороньего крыла. Депп бесстыдно трогает меня, где вздумается, сминая внутреннюю сторону бёдер, лаская, поглаживая, раскрывая перед собой. Я плавлюсь под его телом, вмятая в мягкую постель. Доминировать над ним сейчас совсем не хотелось, как и ему, быть под моим контролем. Касаться его кожи — это уже плавит нас обоих, возбуждение смешивается с истеричным, победоносным наслаждением вновь оказаться вместе. — Я скучал по тебе, Боже, как я скучал, милая, — моё давно помутневшее сознание трогает его обречённый голос, умоляющий и просящий взгляд. Скулю от нетерпения и подставляюсь под его ладони, что ласково очерчивают грудь, спина выгибается в попытке быть ближе. Ногти сами собой впиваются в мужскую кожу, а зубы прикусывают шею, но я тут же зализываю следы. Его хриплый стон пронзает меня сильнейшим разрядом тока — нам нужно больше времени, мы сделаем это медленно — словно в бреду шепчет Джонни, разводя мои ноги в разные стороны и начиная размазывать естественную смазку по половым губам, чем-то толстым, с синими венками и бархатной головкой. — П-пожалуйста, пожалуйста, прошу — умоляю его, прижимая ближе, его лоб упирается о мой, слегка отросшие волосы приятно щекотят нос и закрытые веки. Необходимость сродни вдоху свежего воздуха, мне нужен он, его всеобъемлющая теплота, хмурый задумчивый взгляд, родные большие руки, ведь лишь в них я чувствую себя по-настоящему в безопасности. — Да, солнце, я никуда не тороплюсь, говори со мной — шипит актёр, равномерно задевая собой набухший клитор, каждый раз заставляя меня вздрагивать о остроты ощущений.       Джонни наклоняется ближе, пристально обводя взглядом, малейшее изменение на моем лице, обхватывает кисти моих рук и сводит их над головой, используя свои локти в качестве опоры для тела, чтобы не раздавить. Наши пальцы переплетаются, пара серебряных колец так и остались на нем. Его хватка на запястьях сильная, но не болезненная. Сладкий поцелуй, и он твёрдо толкается в мое лоно. На секунду замираем, прошибаемые первой волной удовольствия. Дыхание отяжелело, мышцы внутри растягивает, вновь привыкая к моему мужчине, пока он медленно входит, шипя от удовольствия.       Войдя ещё глубже, на глазах выступают слёзы, от бури удовольствия, что так неторопливо доставляет актёр. Все внутри сжимает его, он поддаётся назад и вновь входит, на этот раз ещё дальше, постепенно набирая темп. Его губы лихорадочно целуют уголки моих глаз, собирая влагу. Глубокие, неторопливые толчки заставляют сцепить ноги вокруг вздымающихся мужских ягодиц.       Джонни был мудрым мужчиной и искусным любовником, всегда зная как обращаться с его самым дорогим музыкальным инструментом, как правильно и в какой момент крепче зажать аккорд и отпустить струну.       Звуки ударов о бёдра стали наполнять комнату, давно забывшую о страсти и любви. Сегодня нет привычных засосов и красных следов, что они порой позволяли себе оставить на телах друг друга. Сегодня лишь хриплый стоны на двоих, скрип кровати от резких толчков, шлепки кожи о кожу и хлюпанье смазки. — Мне нужно закончить вместе с тобой, маленькая моя, просто позволь нам это сделать — словно в бреду, Джонни прикусывает мои губы и стонет, вторя моему возгласу. Сильно выгибаюсь, пока его рука проскальзывает под поясницу, направляя, как и в каком темпе, нам стоит двигаться.       Все трется, скользит и стонет, отбрасывая нас к изнурительному и болезненному оргазму. Насыщенное наслаждение, одновременное, острое и трудное. Джонни прикусывает мое плечо, отпуская запястья, и всем телом содрогается, сгребая и удерживая своими руками пульсирующую меня. Ногти зарываются в густые чёрные волосы, оттягивая и царапая кожу головы, заставляя его рычать ещё громче. Тепло разливается внутри, пальцы на ногах сжимаются и немеют. Он делает ещё несколько глубоких толчков, продлевая наше нахождение в плену удовольствия.       Большие руки разминают каждый участок моего тела, от колен до бёдер, по плоскому животу, бокам, шее, губам, запястьям. Губы неустанно тянутся за благодарным поцелуем, получается мокро, долго и сонно. — Я не отпущу тебя — Джонни перекатывается на бок и придвигает меня ближе, сминая, практически вдавливая в своё тело, пытаясь раствориться в этой ночи вместе со мной. Переплетаю его ноги со своими, нащупываю позади край одеяла и накрываю нас по горло, укутывая уставшего мужчину тёплом. Проскальзываю одной ладонью под крепкую шею и забрасываю одно колено на его бедро. Пальцы сами собой тянутся коснуться его раскрасневшихся от поцелуев губ, высоких скул, прямого носа и морщинке меж бровей, густым ресницам, кругов под глазами. Убаюканный своим обещанием и столь продуктивным совместным принятием душа, мужчина стонет, мурлычет и улыбается, закрывая темно-медовые глаза. — Знаю — комната затихает, словно, как и вся планета вздыхает спокойно и легко.