Trinitas

      Песчаные равнины, покрытые трещинами и редкими силуэтами засохших деревьев, простирались до горизонта. Небо скрыла полупрозрачная дымка облаков, отчего солнца светили не так ярко, лишь слабо касаясь лучами. Аскар отчетливо помнил вчерашний разговор со старейшиной и мысли, которые появились у него после. Сейчас, когда Синан не был окружен людьми, а поблизости не вился Иса, наконец-то выдалась удобная возможность извиниться за сказанные некогда слова. Пускай это и прозвучит неожиданно, Аскар сможет избавиться от давящего чувства вины перед человеком, которого невольно обидел.       Строго наказав Лейсу не отбиваться от отряда, акид подогнал варана и поравнялся с Синаном. Кочевник резко обернулся, ощутив рядом чужое присутствие, но, увидев Аскара, расслабился. Голубые глаза изогнулись в улыбке и акид, залюбовавшись их прекрасным цветом, заговорил:       — Я хотел извиниться.       Синан в удивлении распахнул глаза:       — За что же? Не припомню ничего, что могло заставить тебя просить у меня прощения.       — В первый день пути я сказал, что ты сражался за деньги, в то время как за спинами солдат остались семьи, — мужчина не смотрел собеседнику в лицо, направив взгляд вдаль — ему всегда было тяжело признавать ошибки.       — Ты не мог знать о моей семье. К тому же, я действительно сражался за деньги, а не ради славы Хибы, — Синан говорил спокойно и без лишних эмоций, словно уже давно забыл тот разговор. От этой мысли Аскару стало горько — Синану нет дела до бездумно брошенной фразы, а он, дурень, всю ночь промучился. — Должно быть, встреча с племенем заставила тебя посмотреть на кочевников иначе?       Не совсем так. Тем, кто вынудил Аскара иначе взглянуть на кочевников, был не кто иной, как Синан. Прежний акид был мало заинтересован культурой или традициями бади — Синан изменил Аскара, сам о том и не подозревая. Разговор с Мазхаром же только привел некоторые мысли в порядок.       — Старейшина рассказал мне многое про вашу культуру. Как оказалось, даже в бесконечных странствиях есть особый смысл.       Аскар бросил взгляд на Синана, который отчего-то опустил голову, глядя на свои руки, сжимающие поводья.       — Каждый раз, когда я смотрю на свои ладони — тоскую по жизни в племени. Я скучаю по чувству поддержки и единения, по песням у костра и танцам под звездами. — Синан поднял ладонь к небу, закрывая ей солнца и наблюдая, как свет просачивается сквозь пальцы. — Знаешь, набивать татуировки очень больно, но я не пожалел ни об одной из них.       В прищуренных голубых глазах, на радужках которых играли солнечные блики, таилась грусть, от которой акид не мог уберечь дорогого сердцу человека. Какое у Синана сейчас выражение лица? Наверняка Аскару оно бы не понравилось — в одном только взгляде проскальзывало слишком много тоски и каких-то иных невыраженных чувств, названия которых были ему неведомы. Аскар был бессилен, и это разъедало его изнутри.       Молчание затянулось, и Синан опустил ладонь к поводьям, возвращая голосу привычную легкость:       — Должно быть, я надоел тебе своими разговорами? — кочевник задержался взглядом на лице Аскара, и мужчина тут же отрицательно покачал головой, опасаясь, что его молчание неправильно поймут:       — Разговор с таким человеком как ты — честь для меня.       Из-под платка послышался тихий приглушенный смех, отдающий трепетом в груди акида. Искренность вырвалась непроизвольно, он даже обдумать фразу не успел, как и взвесить, стоит ли ее озвучивать — невольно произнес то, что учащенно отбивало его сердце.       Аскар ощутил, как припекает кончики ушей, и поспешил вернуться к Лейсу, испугавшись, что эта маленькая реакция, выдающая его чувства, будет замечена Синаном.       Пройдя через несколько деревень, отряд стремительно приближался к оазису Кавсар, которому покровительствовал Бог-скорпион. Он находился ближе всего к Змеиной Пустоши, а потому отряд планировал запастись водой и провизией, прежде чем переступить границу неизведанных просторов.       Из-за того, что Хиба находился далеко от Кавсара, Аскару не доводилось сталкиваться в битве с их воинами лицом к лицу, за что он искренне благодарил Богов. Кровь правителей Кавсара была не менее горячей, чем лезвия раскаленных клинков — они постоянно шли войной на соседние оазисы. Чего только стоили годы вражды с Манахилем, который с трудом отстоял свои границы в их прошлой войне.       Кавсар находился на пересечении притоков подземной реки в отдалении от экватора, и потому Аскар не мог найти разумного объяснения пылкости его солдат. Если Хиба боролся за воду, то Кавсар воевал из жадности, а народ скорпионов жаждал крови — так считал Аскар.       Когда солнца окрасили облака в оттенки алого, вдалеке показались остроконечные городские стены, своей формой напоминающие шипы. Под высокими сводами не толпились купцы, как это было в Манахиле, и лишь небольшой караван покидал город через западные ворота. За человеческой полосой не было видно воинов, оседлавших скорпионов и затаившихся в темноте сумерек, но стоило им заметить приближающийся отряд, как солдаты тут же натянули поводья и двинулись в его сторону, выныривая из тени.       Коротким движением руки Синан дал понять, что пока рано доставать мечи из ножен, но Аскар, вопреки сигналу, сжал рукоять хопеша, готовый в любой момент отразить атаку.       — Что вам нужно на нашей земле? — прозвучал грубый голос человека, возглавляющего группу из десяти солдат. Их лица были скрыты черными платками, а тела защищены кожаной броней.       — Мы путешественники, следуем из Манахиля в Змеиную Пустошь, а у вашего славного оазиса хотели переждать ночь и закупиться провизией, — спокойно пояснил Синан ровным и мягким голосом, стараясь интонацией успокоить сурового начальника команды всадников, наверняка арифа.       Вопреки ожиданиям военный лишь угрожающе нахмурился и резким движением вынул из ножен саблю, направляя ее на шею кочевника. Увидев, как сталь блеснула алым лучом заката, Аскар стиснул зубы, не в силах и дальше наблюдать, как лезвие приближается к ткани платка.       — Из Манахиля к нам идут лишь враги! Вы подосланные солдаты, намеренные помешать Кавсару победить в текущей войне! — громогласно прокричал ариф, что послужило знаком другим солдатам — зазвенели сабли, покидающие ножны.       Руки Синана все еще были пусты, показывая тем, что он намерен разрешить недоразумение мирным способом, и не желает сражаться с бравыми солдатами Кавсара. В отличие от него Аскар осознавал, что эти воины не станут вести с ними переговоры, и в любой момент острие сабли может пронзить шею бади. Вражеское оружие пришло в движение, и Аскар резким взмахом хопеша отбросил лезвие, вынуждая всадника на скорпионе попятиться.       Спустя мгновение ариф и акид скрестили мечи, пронзая звоном просторы равнин.       В то время как воины отряда отражали первые атаки, Наиль толкнул Лейса и Гайса к Исе, который, закатив глаза, тут же создал вокруг себя защитный барьер. Наступающая темнота не играла отряду на руку, ведь всадники в черных платках были едва различимы на фоне темнеющего неба, и лишь редкие пламенные всплески, которые порождало огниво в руках Наиля, помогали наносить меткие удары.       Кроме хорошего владения оружием у военных Кавсара было еще одно значительное преимущество — ездовые скорпионы, которые, стоило подойти ближе дозволенного, хватали жертву клешнями и вонзали ядовитое жало. Бороться с такими всадниками было сложно — приходилось постоянно кружить вокруг врага, стараясь держаться подальше от головы и нависающего хвоста животного.       Привставая на стременах, Аскар отразил удар противника и дугой опустил хопеш к песку, с треском обрубая скорпиону ноги. В глазах всадника застыла боль, которую тут же затмила пылающая ярость — воины Кавсара с момента вылупления выращивали ездовых скорпионов как верных боевых товарищей, а потому их ранение или смерть переживалась тяжело.       Удары посыпались с новой силой и Аскар, которому прежде не случалось вступать в бой с подобными противниками, с трудом уворачивался от них, разрезая хопешом кожаную броню. Внезапно скорпион выгнулся, поднимая хвост, и акид осознал, что над его головой нависло ядовитое жало. Отвлечься от воина означало тут же быть рассеченным пополам острой саблей, но быть отравленным — не менее опасно. Аскар, стиснув челюсти, двинулся вперед, прижимая варана к кровоточащему боку скорпиона, и рубящим движением рассек живот врага, задев лезвием позвоночник. Не было времени вынуть хопеш из тела, а на шее уже ощущался острый кончик жала.       Подняв глаза вверх, Аскар заметил, как Наиль, создавая под ногами песчаные ступени, пробежал по воздуху и вонзил кинжал в хвост скорпиона, отрезая ядовитую часть. Вид развивающихся на ветру кос и напряженно сведенных на переносице бровей смешался с ощущением страха, заставляя Аскара чувствовать неразумное восхищение. Впервые он посмотрел на омегу как на боевого товарища, который только что спас его жизнь, и это заставляло акида мучиться от противоречивых чувств.       Окинув взором поле их битвы, Аскар взглядом нашел Синана, который спешился и с удивительной ловкостью управлял такубой, почти каждым стремительным росчерком прямого лезвия убивая по солдату. В отличие от него Муниф и Наджи едва справлялись с окружившими их врагами, и Аскар поспешил на помощь товарищам. Когда из десятка солдат осталось меньше половины, воздух пронзил громкий вой — то было звучание боевого рога, вызывающего подмогу из оазиса. Протяжный звук прервала сабля Джанаха, разрезавшая горло воина, но было уже поздно — у северных ворот засуетились солдаты.       — Уходим! — прокричал Синан, забравшись на варана и звонко хлестнув того поводьями по шершавой спине. Справившись с последними воинами, участники отряда последовали его примеру и стали подгонять ящеров, удаляясь на юг от оазиса.       Вараны поднимали песок в воздух, создавая ощущение тумана, за которым солдаты виделись черными размытыми силуэтами. Во рту пересохло от волнения, а сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь пульсацией в висках.       — Почему они не следуют за нами? — послышался дрожащий голос Лейса и Аскар обернулся, замечая, как силуэты стремительно удалялись, с каждым шагом ящера становясь все меньше и меньше.       — Солдаты оазисов боятся открытой пустыни и правильно делают, ведь здесь их точно пролитую воду поглотит песок, — через плечо Синан напоследок взглянул на солдат, топчущихся на месте недавней схватки. Сегодняшнюю ночь отряду придется провести в шатрах под мерцающими над пустыней звездами.       Они безостановочно гнали варанов не меньше получаса, прежде чем Синан скомандовал привал. Спешившись, он отправил Нура и Рами удостовериться в отсутствии погони, пока Джанах внимательно следил за местностью. Наиля с Исой отправил проверить все ли в порядке после боя, а Хайри поручил разжечь костер. Как повелось, Зейб, Муниф, Лейс и Гайс должны были взяться за установку шатров, в то время как Аскар с Наджи — позаботиться о варанах.       Аскар напряженно вглядывался в темную даль, надеясь, что Синан окажется прав как и всегда. Ладонью он оглаживал шею своего тяжело дышащего ездового ящера, предпочитающего размеренный темп, а не стремительную погоню, когда к нему приблизился кочевник.       — Надо поговорить, акид.       Суровый тон не сулил ничего хорошего и Аскар невольно весь подобрался, будто изготовившись защищаться — тело еще не успело сбросить напряжение прошедшего боя, оно все перекатывалось под кожей мелкими разрядами, отчего реакции были обострены. Синан, кажется, это заметил или прочитал что-то с лица, потому что остановился на расстоянии широкого шага, а голос, когда он заговорил, заметно смягчился.       — Понимаю, что ты действовал на опережение, как привык на войне, но в следующий раз, если я буду подавать сигнал не обнажать меч…       Закончить фразу кочевник не успел, потому что Аскар перебил его:       — А каким тогда был бы сигнал обнажить? Твое вспоротое горло? — против воли откуда-то со дна, на которое сам его отогнал, поднялся гнев. Что он должен был делать? Наблюдать, как вражеский солдат убивает Синана у него на глазах? Разве, вмешавшись, Аскар не спас ему жизнь? Кто вообще стоит перед группой агрессивно настроенных воинов с пустыми руками?       — Проще показать, чем объяснить, — кочевник, вопреки ожиданиям, не разозлился в ответ, а только вздохнул как-то утомленно. Отчего-то Аскара задела такая его реакция. Синан тем временем шагнул ближе и попросил: — Давай, наставь на меня свой меч как тот солдат.       Опешив, акид даже попятился. Странным образом ему оказалась неприятна даже сама мысль направлять свой хопеш на Синана. Впрочем, ничего странного в этом и не было, учитывая чувства Аскара…       — Что? Нет, — он даже головой мотнул для убедительности, сводя брови над переносицей и хмуро глядя в загоревшиеся весельем глаза напротив. Ладонью Аскар прижал хопеш к ноге и отвел назад левое бедро, словно хотел поставить драгоценное оружие в недосягаемом для кочевника положении, как будто тот может податься вперед и выдернуть меч из ножен на его поясе.       Что бы Синан не подумал обо всех этих телодвижениях, для себя он быстро нашел выход из положения — с лязгом обнажил свою такубу и протянул Аскару рукоятью кверху.       — Вот, возьми меч и направь на меня как тот солдат, надо кое-что продемонстрировать, — голубые глаза смотрели требовательно, их обладатель явно не намеревался сдаваться. Под таким напором Аскару оставалось лишь отступить и принять меч из протянутой руки, на мгновение соприкоснувшись с Синаном пальцами. На этом Аскар решил свое внимание не акцентировать и по старой воинской привычке оценил положение клинка в ладони, вес и длину.       Забывшись, он сделал парочку пробных росчерков в воздухе, пародируя недавно подсмотренный стиль Синана. Запястье с непривычки заныло от напряжения — все же они с кочевником использовали отличающиеся техники боя и мечи: такуба коляще-режущее оружие, в то время как хопеш — рубяще-режущий серповидный клинок.       — Итак, — Синан привлек его внимание, деликатно делая вид, будто не заметил, как Аскар увлекся его мечом точно ребенок — новой игрушкой. — А теперь повторим то, что недавно произошло.       Выпрямив руку параллельно горизонту, Аскар проследил взглядом за кончиком прямого длинного меча. Острие застыло в опасной близости к синему платку, играя отблесками костровых искр на фоне обступившей их лагерь темноты. Он замер, решив обождать, чтобы застать кочевника врасплох. Затем выбросил руку вперед с тем расчетом, чтобы успеть вовремя остановиться и не поранить Синана его собственным мечом.       Вот кочевник стоял точно как получасом ранее, демонстрируя Аскару безоружность своими пустыми раскрытыми ладонями, которые он держал на уровне бедер, повернутыми кверху. Поза его казалась почти расслабленной, плечи были опущены, голубые глаза лучились дружелюбием, и весь его облик не подразумевал воинственных намерений — Аскару он демонстрировал ровно то же, что и вражескому арифу. Но, стоило мечу прийти в движение, как неизвестно откуда в до того пустующую ладонь Синана скользнуло ранее не замеченное в ней оружие — увесистый кинжал с обоюдоострым лезвием.       Сталь встретилась с почти мелодичным лязгом, а ладонь Аскара была отбита в сторону с такой силой, что он едва не выронил из руки непривычный меч.       Глядя в ошарашенное лицо Аскара, неожиданно для себя потерявшего бдительность, Синан улыбнулся ему глазами, смягчая горчащий на языке привкус промаха. Вместо объяснений кочевник подвернул рукав овитой чернилами руки, к которой были прикреплены кожаные ножны размером чуть короче предплечья, острием к локтю и рукояткой к запястью. Несмотря на то, что выглядели они достаточно массивно, под тканью широких одежд оружие оставалось незамеченным, а скорость реакции у Синана была на таком высоком уровне, что всего за мгновение он смог выхватить кинжал и дать отпор невыгодному противнику, меч которого был длиннее и давал ему весомое преимущество.       — Видишь? Все было под контролем, я не отпускал ситуацию на самотек, — Синан вернул кинжал обратно в ножны на предплечье и опустил рукав. — Когда мы встретили племя Шукри я расспросил их про обстановку в Кавсаре. Когда мы останавливались в деревнях, я также узнавал о последних новостях из оазиса, которые доходили до жителей. На тот момент о войне никто не слышал, но в городе скорпионов всегда царит напряженная атмосфера, а новые войны правители начинают с незавидной частотой. Прежде мне не раз доводилось сталкиваться с группами их патрулей и лучший выход из положения — стремительное бегство в пустыню, а не открытая конфронтация. Если можешь не вступать в бой со скорпионами — так и поступай.       Аскар не мог согласиться. Да, битва выдалась непростой и стремительной, но разве отряд не разгромил скорпионов без потерь в своих рядах? Бравые воители Кавсара в действительности не так сильны, как гласят байки. Либо это их отряд оказался сильнее.       — Может, когда ты странствовал один, бегство и было лучшим выходом. Но сейчас тебя прикрывают верные товарищи и можно не бояться дать бой скорпионовым всадникам, — Аскар с неохотой вернул кочевнику меч — держать в руках оружие Синана оказалось на удивление приятно, как и ощущать под пальцами неровности, оставленные его многолетним хватом на рукояти.       — Думаешь, я боюсь всадников? — Синан покачал головой, возвращая такубу в ножны. Неожиданно он потянулся к вороту и рванул его в сторону, обнажая увитое рисунками плечо, на котором красовались маленькие округлые шрамы, которые Аскар принял за остаточные следы пронзивших плоть стрел. — Их оставил скорпион, жалом. Неделю я ползал по пустыне, мучаясь отравлением и зарываясь в песок по ночам, чтобы сохранить тепло — один из ударов хвоста скорпиона угодил в моего ящера, который издох в тот же день. Вести поклажу на себе я не мог, пришлось бросить все кроме самого необходимого — бурдюка с водой, мешочка сушеного мяса и кое-каких лекарств. Но мне еще повезло — у моих спутников, как и у их варанов, не было той устойчивости к ядам, какая выработалась в моем организме.       Кочевник замолчал, отвернувшись. Поправил одежды, перевязь с мечом, платок на лице. На Аскара он не смотрел.       — В тот раз порученный моим заботам отряд я до места назначения так и не довел. — Голос звучал особенно глухо, эмоций в нем было не разобрать. А, может, Синан намеренно лишил интонацию всякой чувственной окраски. — Прошу, в следующий раз, когда я отдам какую-то команду — выполняй.       — Понял. Сделаю.       У Аскара духу не хватило возразить, да и не хотелось. Только сейчас он понял, что на самом деле все это время Синан проявлял к нему неизмеримое уважение и деликатность по отношению к его званию акида — кочевник был командиром всего их отряда если не с самого начала, то с момента, когда Лейс со своими охранниками присоединился к экспедиции после Манахиля — уж точно. На самом деле Синан не обязан быть столь учтивым, мягко излагая свою позицию. Он командир, ему достаточно отдать приказ. Аскар, последовавший добровольно и почти навязавшийся, обязан подчиняться, а иначе это неуважение.       Сегодня Аскар проявил неуважение и подставил под сомнение принятое Синаном решение, саму его авторитетность в отряде, только лишь из гордыни акида, некогда командовавшего полком. Бывшего, надо себе напомнить, акида.       Впрочем, не только. В первую очередь он просто… волновался о Синане. Хотел защитить. Но вот, поди ж ты, забыл, что в защите тот не нуждается — Синан опытный и умелый воин, сильный и ловкий. Разве та треть группы скорпионовых всадников, павшая от его такубы, тому не доказательство? Как он вообще умудрился достать их спешившись? Движения его были быстры и проворны, точно змеиные выпады, а меч разил врагов без промаха.       В подобного рода битвах у Синана опыта было явно больше, чем у Аскара или его товарищей-яримов. Как и в путешествиях через пустыню. Как и в знаниях о людях, населяющих далекие оазисы.       С губ слетело негромкое:       — Прости.       Синан обернулся, обласкивая Аскара улыбающимся взглядом, и хотел было что-то ответить — альфа видел, как он набрал воздуха в грудь длинным вдохом, — когда их разговор, не занявший, казалось, и десяти минут, прервал выкрик Наиля.       — Иса! Где Иса? Наджи ранен!       Медленно, шаг за шагом, не чувствуя под собой ног, Аскар двинулся в направлении прозвучавшего выкрика, позабыв обо всем остальном.       Как? Когда?       Два слова барабанами бухали в ушах, отдаваясь болезненной пульсацией в висках: «Наджи ранен, Наджи ранен, Наджи ранен». Вид товарища, тяжело опустившегося на песок и опирающегося спиной о бок варана, а также кровавого пятна, расползающегося по ткани его одежд, внезапно вернул Аскара в прошлое.       Он словно вновь стал юнцом, впервые попавшим на фронт. Двухголовые ящеры с бронированной чешуей и их всадники в легких доспехах с длинными копьями сеяли панику в шеренгах армии Хибы. Песок стал густым и вязким от заливавшей все крови, он хлюпал под ногами его варана, нервно пробующего языком смрадный воздух. Даже небо над головой было алым, словно кто-то перерезал ему горло — красный преобладал во всем. Аскар вылетел из седла, кинулся к боевому товарищу, который секундой ранее был опрокинут на этот вязкий песок, но увидел лишь неестественно торчащее из живота древко копья. Выдернуть его получилось не с первого раза — сильным ударом солдата пронзило насквозь, а вышедшее из спины острие увязло в мокром песке.       Товарищ, с которым Аскар провел бок о бок долгие годы воинской подготовки и жизни в казармах, был еще жив, но хлещущую кровь было не остановить — она толкалась в его ладони, зажимающие рану, жадно впитывалась песком.       «Здесь их точно пролитую воду поглотит песок».       Чьи это слова?       — Акид, акид! Аскар!       Кто-то дернул его за плечо, вынуждая обернуться и оторвать взгляд от ползущего по ткани пятна. Голубые глаза вглядывались обеспокоенно. Мысли, до того теснящиеся в голове и звучащие набатом под сводами черепа, вдруг прояснились. Синан только что впервые назвал его по имени?       К Аскару вернулось чувство реальности. Воздух не отдавал сырой кровью, раскаленным металлом и огнем. В ушах не звучали истошные вопли, крики погибающих, хруст костей, переломленных лапами крупных, тяжелых вражеских ящеров. Песок, стелющийся по равнине, был серебристо-рыжим, а вовсе не красным. Небо расстелилось темным бархатом над их головами, рассыпав по своду первые звезды.       Плечо крепко сжимала горячая ладонь, возвращающая в настоящее, не позволяющая погрузиться вглубь себя, увязнуть в кровавых воспоминаниях.       Наджи выглядел усталым, но отнюдь не мертвым. Иса опустился перед ним, ножом разрезая ткань вокруг раны и накладывая поверх свою ладонь.       — Он в порядке, слышишь? Все будет хорошо, — приглушенный платком голос, вкрадчивый и спокойный, внушающий доверие. Мерцание кострового пламени, отражение которого бликовало на голубой поверхности мирной глади его глаз.       Точно, все будет хорошо. Синан еще никогда не оказывался неправ.