Trinitas

      Ближе к вечеру Аскар и Касим вернулись к дому Латифа, откуда и начали свою прогулку. Ветер мерно раскачивал ветви деревьев, цветы закрыли бутоны, предчувствуя скорые сумерки, журчали ручейки в узких каналах сада. Стоя посреди цветника, двое никак не могли расстаться, разговаривая о вещах, мало их интересующих — оба лишь хотели продлить приятную прогулку хоть на несколько минут и не дать неловкой тишине разогнать их в разные части дома. Касим отвел взгляд, в очередной раз пересказывая Аскару, как следует ухаживать за цветами. Бета то и дело краснел, понимая, насколько очевидно его нежелание расставаться. Акид мог лишь умиляться этой искренности, из-за которой по лицу Касима можно было с легкостью прочитать его мысли.       «Совсем как Кисма», — в который раз за день проскочило в голове, и застывшая на губах улыбка приобрела оттенок грусти. Эти розовые щечки, распахнутые карие глаза и очаровательные кудряшки пробуждали в Аскаре неконтролируемую нежность, которая против воли рвалась наружу — Акид протянул руку и коснулся волос, которые наощупь оказались такими же мягкими, как и на вид. Упругие рыжие пружинки просачивались между пальцев, заставляя ощутить давно позабытые эмоции.       Как же Аскар любил играть с волосами Кисмы, пока тот крепко спал на его кровати, утопая в мягких подушках и одеялах. В такие моменты он выглядел особенно беззащитно, и Аскару до тревожного зуда хотелось прижаться к нему, чтобы согреть и избавить от дурных снов.       Ладонь соскользнула к щеке Касима, гладкой и горячей, и бета тут же, отзываясь на прикосновение, потерся о покрытую мозолями кожу. Аскар хотел было посмеяться над этим несомненно милым жестом, как вдруг Касим сделал шаг навстречу:       — Аскар… — голос слуги дрожал от волнения и будто переполняющих душу чувств, глаза смотрели едва ли не с обожанием, а губы были приоткрыты, готовые произнести важные слова.       Внезапно рука акида была сжата цепким хватом и резко отдернута от щеки беты. Глаза Касима распахнулись от трепета перед угрожающим взглядом, направленным на него, а Аскар удивился тому, с какой силой Синан ухватился за его запястье — наверняка останутся следы.       — Прошу прощения, что прерываю милую беседу, — ровно проговорил кочевник и, опомнившись, разжал пальцы на руке акида, — но нам нужно поговорить.       Голос Синана был твердым, а тон — приказным. Даже при всем желании Аскар, наученный месяцами пути, не мог ослушаться командира отряда. Бросив нежный взгляд на растерянного и удивленного Касима, Аскар быстро распрощался с ним и последовал за Синаном, который уже скрылся за ограждением сада. Кочевник шагал быстро и не оборачивался, уверенный, что акид следует за ним, и позволил себе отдышаться только когда оказался в тихом и скрытом от чужих глаз месте. Синан выглядел напряженным: глаза смотрели хмуро, а руки сжимали ткань одежд. Аскар не мог перестать рассматривать образ дорогого сердцу человека, подмечая каждую деталь и считая ее прекрасной. Сердце вновь зачастило от вида голубых глаз, но акид подавил этот трепет, стиснув зубы — после недавнего разговора Аскар был уверен, что вопрос его чувств решен, а Синан ясно дал понять, как его раздражает внимание альфы. Однако сказанное бади заставило усомниться в прежних выводах:       — То, что я сказал вчера… прозвучало резко, — Синан поднял на Аскара искренний взгляд, стараясь звучать как можно убедительнее. — Прости меня, акид, я не должен был срывать на тебе злость из-за слов мужа Латифа.       Аскар слабо улыбнулся, ощутив облегчение оттого, что вовсе не он был причиной раздраженности Синана в тот вечер. Однако понимание вовсе не избавило от давящего чувства стыда, которое отныне преследовало акида.       — Мне тоже стоит извиниться, — тихо начал Аскар, подняв на Синана несмелый взгляд. — Мади поливал тебя грязью перед отрядом, а я молчал и даже не попытался сказать хоть что-то… Хотел, но не сказал, — альфа зажмурился от острой стрелы стыда, что вонзилась в сердце. Он ведь так хотел защитить Синана, но оказался совершенно бесполезен и в пустыне, и в оазисе. Подняв взгляд на кочевника, Аскар заметил прищуренные улыбающиеся глаза. — Считаешь меня трусом?       Синан покачал головой и шагнул ближе. Рука легла на плечо, соскользнула к локтю, а затем коснулась ладони. Аскар вздрогнул от неожиданности, судорожно втягивая носом воздух, и хотел было отступить на шаг, но Синан уже переплел их пальцы, опаляя кожу прикосновением.       — Разве трус смог бы преодолеть поход через Пустошь? — спросил он, склонив голову на бок и прищурив хитрые глаза, очаровывающие веселыми искорками.       Сердце Аскара забилось в груди, словно вольная птица о прутья клетки. Тело бросило в жар, дышать становилось все тяжелее, щеки запекло от румянца. Аскар не мог сказать ни слова, зная, что хриплый голос выдаст все желания. Ну что за бурная реакция? Словно не взрослый мужчина, а сопливый мальчишка, в самом деле!       — Я видел, как ты потянулся за хопешом на поясе, и счастье Мади, что его там не оказалось, — Синан проронил смешок, и на лице акида проскочила смущенная улыбка.       Внезапно из-за близости их тел Аскар ощутил яркий запах Исы, который заставил его опомниться. Безудержная волна прокатилась по его телу, пробуждая с трудом подавленную ярость, отчего акид выдернул руку из захвата и отскочил на приличное расстояние, которое стоило сохранять двум безразличным друг другу людям.       Да что за хитрый лис этот Синан?! Щурится, ластится, очаровывает, а затем отталкивает, словно его забавляет выражение страдания на лице Аскара. Неужели он пришел в сад только для того, чтобы вырвать акида из яркого сна и вновь окунуть в жестокую реальность, где единственный и самый желанный человек полюбил другого?       — Теперь мне нельзя прикасаться к тебе так, — Аскар сжал ладонь, на которой до сих пор ощущалось тепло родных рук, и спрятал за спиной. Синан так и остался стоять с протянутой рукой и распахнутыми от непонимания глазами. — Вдруг Иса увидит?       — И что если увидит? — с непонятным Аскару интересом вопросил Синан. Неужели он не понимает, что помеченному омеге будет неприятно видеть, как его бета столь близко общается с посторонним мужчиной? Да и не нужно быть мудрецом, чтобы разглядеть во взгляде Исы взаимную неприязнь.       — Вы же диада, — Аскар по-особенному выделил последнее слово, как бы тяжело не было его произносить.       Синан тихо хмыкнул и сложил руки на груди.       — Ты так из-за метки подумал? — в голосе кочевника слышалось веселье, которое Аскар не мог воспринимать иначе, чем насмешку. — Иса боится приставаний и поэтому попросил меня, своего единственного друга, поставить метку. Мой запах пускай и не такой яркий, но способен отпугнуть нежеланных ухажеров.       Что за глупые отговорки! На Ису в здравом уме не посмотрит ни один альфа или бета, до того он неприметный, а уж в тени Наиля ему не стоит даже мечтать оказаться кем-то замеченным, не то что опасаться приставаний. Кому-кому, а целителю нет причин бояться излишнего внимания.       Все больше Аскару казалось, что Синан по какой-то причине пытается оправдать перед ним близость с омегой.       — Он так к тебе жался… — нахмурился акид, испытывая жгучую ревность при одном только воспоминании об Исе, льнущем к плечу Синана.       — Должно быть, кто-то посмотрел на него настолько тяжелым и угрожающим взглядом, что даже я перепугался, — кочевник усмехнулся с долей грусти, опустив взгляд к земле. — Пускай Иса и отличается от других, он все еще дорогой мне человек, которого я хочу оберегать. У меня нет к нему романтических чувств, лишь желание защитить своего друга от опасности.       В душе Аскара появилась слабая надежда, и тот с опаской уточнил:       — Он тебе не интересен как омега?       — Нет.       Пускай Синан уже говорил это ранее, его слова не внушали доверия. Аскар помялся и переспросил:       — Точно?       — Я не люблю повторять дважды, — Синан вздохнул и коснулся щеки Аскара, заставляя того поднять взгляд.       Дрожь прокатилась по телу акида, наполняя сердце теплом и радостью. Его не интересует Иса! Метка вовсе не обозначает, что тот принадлежит Синану!       Смотря в чарующие глаза напротив, Аскар молился Троице, чтобы в сердце кочевника нашлось место и для него. Он был согласен даже на роль друга, если Синан, как и Исе, будет ставить ему метки просто чтобы защитить от чужого внимания. Еще никогда акид, руководящий тысячами людских душ, так сильно не мечтал принадлежать кому-то.       Горячее прикосновение ладони опаляло кожу щеки, заставляя румянец гореть и ярче, и жарче. Невольно Аскар припомнил, как сам точно так же смущал Касима нежными жестами, пока их не разлучил Синан. Глаза акида хитро сощурились, а улыбка стала шире:       — Ты очень грубо отдернул мою руку, когда я так же гладил щеку слуги. Неужели тебя это задело?       Синан тут же отвел ласкающую ладонь, засуетился, глаза в волнении забегали по окружающей двоих листве:       — Глупости. Вы просто были слишком увлечены друг другом и никак иначе я бы не смог привлечь твое внимание. Я простоял неподалеку несколько минут, но ты даже не обернулся, — Синан говорил торопливо, выдавая свое волнение. — Знаешь, а ведь так засматриваться на бет опасно — даже подкравшуюся змею не заметишь.       — Я больше не буду засматриваться на других бет.       На мгновение повисла тишина, и лишь листва все так же едва слышно шелестела, наполняя душу спокойствием. Синан поднял взгляд на Аскара и одобрительно кивнул, но в следующую секунду опомнился и как-то подозрительно кашлянул:       — Кхм, то есть я имел в виду, что ты волен смотреть на кого тебе вздумается, просто не стоит отдавать свое сердце первому встречному.       — Я хочу смотреть на одного-единственного бету, и если он мне это позволит, я стану самым счастливым среди людей.       Синан тяжело выдохнул, глядя заворожено. Сейчас Аскар не сомневался, что сумел смутить кочевника таким простым намеком, и оттого желание увидеть выражение лица под синей тканью стало только сильнее.       Волнение нарастало с каждой секундой ожидания ответа. На мгновение Аскар посчитал, что неверно интерпретировал поведение Синана, и сказанное оскорбило бади.       — Пошли в дом, а то уже вечереет. В темноте легко заблудиться в садах Наваля, — торопливо проговорил кочевник, и поспешил по тропинке к выходу из сада.       Аскар был готов поверить, что дрожь в голосе Синана ему лишь показалась. В последний раз он слышал ее, когда, безбожно покрываясь румянцем, вел пальцами по татуировке подземной реки, высеченной на руке. Значит, Синан так смущается? Понимание развеяло тревожные догадки — не обидел, не задел, не оскорбил! Аскар с облегчением усмехнулся и последовал за кочевником, который уже почти скрылся из виду за зелеными облаками листвы.              Черное небо накрыло город, зажглись фонари, заиграла музыка на рынке и зазвучали голоса певцов. Вечер окутал приятной прохладой и влагой, свойственной навальским садам. Аскар опирался на ограду балкона, наслаждаясь спокойствием чернильной ночи и блеском редких звезд. На запястье расцветал красными розами след от руки Синана, которая совсем недавно с силой сжималась на коже. Искра ревности, проскочившая во взгляде кочевника, сейчас разгорелась пламенем в душе акида. Неужели он небезразличен Синану? Неужели может надеяться, что однажды посмотрит в его лицо на правах любовника?       Губы прижались к красному следу, растянувшись в улыбке. Син… Как хотелось произнести это имя, не страшась быть отвергнутым.       За спиной послышались шаги и Аскар обернулся, тут же заметив несущегося на него Ису: омега раскраснелся от злости и сжал кулаки так, словно был готов напасть на альфу намного выше и сильнее его.       — Ты! С какой стати Син побежал извиняться перед тобой? — Иса набросился на него словно бешеный сиранис и зашипел в лицо, отчего Аскар опешил. Короткие черные волосы растрепались, глаза смотрели с нескрываемой жгучей ненавистью, а губы были приоткрыты, готовые выплеснуть новый поток слов. — За что он должен был извиняться перед тем, кто молча наблюдал, как его унижают?       Акид подавил гнев, который нарастал с каждым словом целителя, и низко обронил:       — Если бы я сказал хоть что-то, то мы бы уже находились за воротами Наваля.       Но сказанное акидом не убедило целителя, напротив, голос его зазвучал только злобнее.       — Вот и замечательно! Син был бы счастлив поскорее покинуть это ужасное место!       Аскар непонимающе нахмурился. Ни один человек, который ясно видел и здраво мыслил, не назвал бы Наваль «ужасным местом». Все здесь могло вызывать лишь восхищение: покрытые листвой улицы, приветливые люди, обилие воды и еды. Что могло быть так ненавистно Синану?       Вероятно, этот невысказанный вопрос запросто считывался с лица Аскара недоумением, потому что Иса моментально расшифровал его и ответил:       — Он был наймитом в армии Джафара пять лет назад, и во время осады Наваля угодил в ловушку. Эти прекрасные зеленеющие улицы преследуют его в ночных кошмарах, а ты даже не удосужился спросить, отчего Син не высыпается!       Он не высыпается? Потрясенный, акид негромко пробормотал, скорее вторя своим мыслям, чем отвечая целителю:       — Я даже не заметил…       — Конечно не заметил! — прошипел Иса, оскалившись. Ярость, доводящая некрупное тело до трясучки, исказила его и без того непривлекательное лицо, а все то темное и свирепое, вложенное во взгляд, даже могло испугать. Кого-то другого могло, но Аскара лишь приводило в бешенство. — Ты ведь только и можешь, что вздыхать да глазки строить, а как доходит до дела!..       — Иса! — предупреждающе оборвал его Аскар, медленно теряя контроль над телом. Слова, затронувшие его гордость, подкинули дров в огонь ярости, и сейчас он едва сдерживал животные порывы. Заметив угрожающую ауру, Иса попятился, стараясь скрыть пронзивший его страх бравадой:       — И не смей смотреть на меня так, будто хочешь убить, потому что прямо сейчас я убить тебя хочу куда сильнее! — целитель практически рычал, зверея от перемешавшихся страха и злости, которые исходили от него столь явно, что их невозможно было с чем-то перепутать. — Думаешь, у него других забот нет, кроме как весь день переживать куда ты пропал? А потом еще бегать и извиняться перед тобой, которому наплевать, когда его командира унижают на глазах всего отряда? Да Сина каждую ночь старые раны, полученные на войне в этом городе, мучают болью. Он почти не спит и… ты даже не представляешь, как ему тяжело здесь!       Иса сказал и скривился, точно выдал лишнее. Прерывисто выдохнул, стараясь унять эмоции, вернуть прежний контроль.       — Так уж вышло, что только я нахожусь рядом и помогаю бороться со всем этим непрекращающимся кошмаром, — Иса сделал вдох, набираясь смелости, а затем четко и внятно проговорил, глядя Аскару прямо в глаза уже без следа прежнего страха: — Я его единственный друг и поддержка, а ты — очередной ярим, которому захотелось поразвлечься.       Слова резанули, руки Аскара напряглись, готовые в любой момент по воле инстинктов переломить эту тонкую шею с краснеющей меткой Синана. Акид пытался привести в норму тяжелое дыхание, но безрезультатно.       — Синан для меня не развлечение, — проговорил он тихо, сдерживая рвущийся наружу крик.       — Еще скажи, что замуж его хочешь!       Насмешливый тон окатил Аскара точно ушат холодной воды, возвращая в реальность. Ярость растворилась в его крови, и акид тяжело выдохнул, отпуская убийственные помыслы.       Аскар имел наглость мечтать стать любовником Синана, но мужем — никогда. В Хибе кочевника ждет другой альфа, наверняка более близкий и желанный, которому Аскар не смел противостоять. Их совместное счастье существовало лишь в голове акида, ведь в реальности было невозможно. Заметив неподдельное отчаяние в глазах Аскара, омега прикусил язык и на время притих, давая тому возможность побороть усилившуюся боль глубоко в груди.       Акид повернулся к колышущимся листьям сада, ощутил, как ветер иссушает капли выступившего на лбу пота, сделал глубокий вдох прохладного воздуха. Иса стоял поблизости, тоже усмиряя внутреннего зверя и возвращая своему образу былое спокойствие, а лицу — привычное недовольное выражение. Аскар скосил взгляд на омегу, который в свете луны выглядел почти красиво, и задал вопрос:       — Зачем Синан пошел наймитом на ту войну?       — Потому что, как и другие кочевники, хотел освободить омег Наваля. Их черные одежды — лишь малая часть того, что не дает жить спокойно, — Иса вздохнул и оперся на ограждение балкона, словно этот разговор дается ему с трудом. — Омег передают из рук в руки, дарят словно вещи, выдают замуж за нелюбимых, не позволяют общаться с посторонними и свободно изучать магию. Ты видел их татуировки на кисти? Ни один омега, имеющий такую на ладони, не сможет покинуть Наваль.       Аскар в удивлении распахнул глаза, вспоминая татуировку на руке Ляали. Неужели он никогда не сможет выйти за пределы городских стен? Никогда не сможет увидеть другие оазисы, почувствовать на коже ветра пустыни, ощутить трепет перед ее золотистыми просторами? Неужели все, что может узнать за жизнь омега Наваля — растения и блеск солнца на глади озера?       Однако Аскар знал одного омегу, имеющего круговую татуировку и при этом странствующего по пустыне. Взгляд скользнул к ладони Исы, кожа которой была чиста и не имела следов чернил.       — Значит твоя татуировка…       — Ее нет, и никогда не было, — перебил его Иса. На лице омеги проявился ужас, который тот тщательно пытался скрыть за недовольством. — Если проболтаешься, Син не сжалиться перед взглядом твоих чудных глаз.       Аскар опустил взгляд к мраморной поверхности ограждения, погруженный в тяжелые мысли, а затем проговорил:       — Завтра начнем подготавливаться к отбытию, а послезавтра покинем Наваль.       Иса выдохнул с облегчением. Он уже совершенно пришел в себя и перестал походить на рассвирепевшего сираниса, каким был еще несколько минут назад.       — Рад, что смог образумить, — омега уже развернулся и собирался уходить, но в последний момент добавил: — Только для начала согласуй свои планы с командиром отряда.       Аскар кивнул, зная, что Иса уже не увидит этот жест. Оставшись наедине с собой, акид не понимал, как его вечно прикованный к Синану взгляд не заметил плохое самочувствие кочевника? Сейчас, представляя, как тот со страхом закрывает глаза по ночам и видит сны, холодящие кровь, Аскар винил себя за наивность. Да как он смел лезть к бади с глупыми расспросами, когда в душе того трепещет ужас? Акид как никто другой знал, насколько сильно въедались в сознание картины окровавленных пустынь, опустевших домов, бездыханных тел. Как альфа, питающий к бете нежные чувства, он должен был оказать поддержку, но вместо этого обиделся, словно ребенок. Пригрелся под теплым взглядом другого…       Аскар схватился за голову, сжимая в кулаках короткие волосы. Ну что за глупец? Совсем ослеп от ревности! Акид сделал глубокий вдох, затем выдохнул, возвращая себе ясность мыслей.       Стихали голоса и музыка, затухали фонари, наступала глубокая ночь.       Полоса света между дверью и полом свидетельствовала о том, что Синан до сих пор не спал, хотя луна уже поднялась высоко в небо, а тьма заполонила улицы города. Ветер покачивал деревья, заставляя листву срываться с веток, а стволы протяжно скрипеть. Свет то потухал, погружая коридор во мрак, то загорался вновь — должно быть, Синан выпустил магические огни из лампы, и сейчас те бесцельно метались по комнате. Аскар занес руку над дверью, но так и не решился постучать, сомневаясь, насколько прилично наведываться к бете в столь поздний час. Не лучше ли будет прийти утром, чтобы обсудить план на ближайшие несколько дней?       Из-за двери послышался голос Синана, и акид невольно навострил уши, стараясь узнать, кто помимо него решил наведаться к бете в такое время. Может, Иса пришел проведать его перед сном или Наиль решил донимать разговорами о походе посреди ночи? Как бы Аскар не старался расслышать голос второго, которому были заданы вопросы и адресованы объяснения, ничего не получалось — собеседник неизменно молчал, игнорируя разговоры Синана. Акид мог уйти, не тревожить кочевника и его гостя, но нарастающий интерес не позволил отступить. Простояв пару мгновений в раздумьях, Аскар все же постучал и, дождавшись приглушенного «Проходи», сделал шаг внутрь комнаты. Синан, наспех затянувший на лице платок, ожидал его у стола с разложенной картой. В полном одиночестве. Кроме него и Аскара в комнате не было ни души, и то, с кем так активно спорил Синан, оставалось для акида загадкой. Обратив внимание на карту Пустоши, акиду на ум пришла мысль, которая показалась ему вполне реальной — кочевник был одним из тех, кому лучше думается в одиночестве, а размышления вслух наталкивают на верные идеи.       — Не спится? — прищуренные глаза смотрели с теплом, отчего Аскар расслабился под их нежным взглядом.       — Верно, я обдумывал план на ближайшие дни. Отряд уже отдохнул и насытился местной едой, поэтому вскоре мы можем снова отправиться в путь.       — А мне казалось, ты хотел бы побыть в Навале подольше, — Синан сощурился и склонил голову набок.       Аскар на мгновение задумался — Наваль был прекрасным местом и многие наверняка хотели бы остаться здесь навсегда, но, узнав изнанку, акид больше не питал к нему того восторга, который ощутил в первые дни. Теперь Аскар лишь загорелся идеей озеленить родной оазис и вновь почувствовал полюбившийся запах зелени и влаги.       — Ненавистный тебе город не может стать любимым для меня.       Синан хмыкнул и прищурился, подозревая, откуда Аскару известны такие подробности.       — Иса рассказал?       — Прошипел в лицо.       — Очень на него похоже, — тихо рассмеялся Синан. — В мире не существует кочевника, которому не был бы противен Наваль. Ты видел их статую Нанны? Когда увидел его оскверненным, мне захотелось вырезать всех храмовых служителей за то, что в этом городе сотворили с образом великого Божества, — бади говорил тихо, с трудом сдерживая злость, но, подняв взгляд на Аскара, устало выдохнул: — Считаешь меня излишне жестоким?       Акид покачал головой.       — Я разделяю твой гнев, — облик покрытого Нанны до сих пор не покидал голову Аскара, — поэтому давай как можно скорее покинем Наваль.       — Однако за его стенами нас ждет Пустошь, — Синан повернулся к карте и жестом подозвал к себе магические огни, пляшущие в стенах комнаты. — Пускай Наиль и говорил, что в Пустоши есть оазисы, нам на пути они могут не встретиться. Придется идти к центру не зная абсолютно ничего о предстоящей дороге. А ведь Пустошь умеет удивлять — неизвестно, что за чудовища могут преградить наш путь, — Синан тяжко выдохнул и оперся о поверхность стола выпрямленными руками. — Я так хочу сохранить в живых весь отряд, вернуть каждого к семье, но разве это возможно, когда известно лишь направление, в котором следует идти?       Аскар смотрел на эту широкую, обыкновенно прямую и внушающую следующим позади уверенность, но сейчас такую напряженную спину, на всегда сильные и умелые, но теперь подрагивающие от волнения руки, и ощущал, как внутри разрастается желание защитить дорогого сердцу человека. Вот только поход показал, что Аскар не способен этого сделать ни словами, ни оружием. В бою он был силен, но не сильнее Синана, в словах был слаб и не мог пойти против статуса, заговорив грубо. Выходит, единственная помощь, которую он способен дать — это поддержка. Акид собрался с мыслями, подобрал нужные слова и заговорил:       — Ты не можешь предугадать все, поэтому не мучай себя пугающими предположениями. Мы закупимся водой и едой, раздобудем пару лишних варанов, заточим мечи и отправимся в путь. Наш отряд смог одолеть легендарную рогатую змею, так неужели не сможет разделаться с чудовищем побольше? К тому же… — Аскар задержал дыхание, прикоснулся руками к бокам Синана и, не заметив сопротивления, прильнул всем телом к напряженной спине, обнимая и выдыхая под ухом: — Ты удивительный. Я верю, что с таким проводником нам не страшна никакая Пустошь.       Прижавшись к Синану, акид отчетливо слышал, как быстро забилось его сердце.       — Спасибо, — негромко отозвался кочевник, и расслабился в знакомых руках.       Аскар не мог нарадоваться, ощущая под ладонями тепло тела желанного мужчины, чувствуя яркий запах, которым пропиталась ткань платка, ощущая быстрый стук чужого сердца. Акид улыбнулся трепету, нарастающему в груди, и потерся щекой о напряженное плечо.       Внезапно кожу руки обожгло прикосновение, и акид невольно вздрогнул.       — Извини, из-за меня у тебя появились синяки, — Синан провел пальцами по дивному браслету на запястье Аскара.       — Глядя на них, я вспоминаю твои прикосновения.       Синан хмыкнул себе под нос, позабавившись фразой, что была слаще сливового вина, а Аскар вновь залился краской, утыкаясь лбом в плечо кочевника.       За окном послышалось пение птиц, предвещающее скорый рассвет.