После падения

— Ми-чан, мама хочет с тобой поговорить. — О чём? — звонким детским голоском откликнулась я, посмотрев на женщину, вошедшую в комнату.       В мою комнату. Да и вошедшая никак не походила на женщину. Скорее на девушку.       Ну, ничего удивительного. Японки очень долго ходят с молодыми личиками. А анимешные японки вообще — в шестьдесят лет на все двадцать или даже десять будут смотреться. — Тебе уже шесть лет. Скоро будет семь. — Ага! Скоро будет вкусный тортик! — восторженно поддакнула я.       И женщина нахмурила брови. — Ми-чан, ты у нас с папой очень хороший ребёнок. Мы очень тебя любим. Однако теперь мы будем чуть строже к тебе. — Зачем? — удивлённо посмотрела я на неё. — Так велит наш закон, — важно ответила она. — Закон? Кто это? — чуть наклонила я голову. — Не «кто», а «что», Мива.       Ужас, убери эти учительские нотки с голоса. — Закон — это то, чему обязаны следовать хорошие люди. Ты же хорошая девочка, Мива? — Да, я хорошая, — согласно кивнула я.       Вот только люди, создающие закон, вообще не знают, что такое быть хорошими. А у меня никогда не было привычки следовать указаниям плохих людей.       Эй, женщина! Ты ни капли не разъяснила ребенку, что такое «закон»! Ответила как партизан какой-то! — В нашей стране к детям становятся требовательнее, когда тем исполняется пять лет, однако я всё это время не решалась изменить к тебе отношение. И думаю, что тянуть больше нельзя.       Я хотела спросить «как становятся?», но тут же передумала. Будет выглядеть так, будто я совсем тупой ребёнок.       Или нет… Фиг знает, какие вопросы задают шестилетние дети. — Конечно, это делается для того, чтобы детки выросли успешными и дисциплинированными… — Вообще-то, вы, японцы, до семи лет своих детей не воспитываете. Ты на несколько месяцев поспешила с «серьезным» разговором, а не опоздала, — послышался мужской голос у двери.       Я тут же обернулась, а женщина покраснела. — Ох, точно же! Как же я могла забыть столь важное правило?! — Годы жизни в Сицилии пошли тебе на пользу. Ты наконец-то стала забывать жизнь своей страны. Перестаёшь… быть занудой, — мужчина лукаво улыбнулся и повертел в руках плюшевого зайца с очень длинными ушами.       О, это мне? Я тронута. Праздник продолжается.       Сделав вид, что не обратила на их разговор никакого внимания, я резко подскочила и понеслась к двери. — Папа! — Привет, милая, — мужчина поднял меня на руки, поцеловал в макушку и вручил игрушку.       Вот этого мужика я обожаю. Он тот самый папа, о котором мечтают все.       Ну… детдомовские девочки точно хотели бы именно такого. — Викензо, я не зануда! — надулась мама. — Нельзя убегать от правды, ты в курсе? — хмыкнул папа, гладя меня по коротким чёрным волосам.       У женщины задёргалась бровь. Она глянула на меня и обиженно попыталась вызволить из рук мужа, возмущённо пыхтя: — И зачем тогда женился на мне, если я тебе не нравлюсь… — Так-так-так, об этом разговор не шел, вообще-то, — быстро сказал папа и впился в губы женщины поцелуем.       Нет, она точно ещё не женщина. Молодая мама. Сколько ей? — Что ты творишь?! — вспыхнула и отскочила после поцелуя мама. — При Миве! — А что такого? — пожал плечами папа. — Как «что»?! — Я сделал что-то плохое? — посмотрел на меня папа. — Не знаю, — посмотрела я на него в ответ. — Ми-чан, делать подобные вещи на людях непристойно! — воскликнула мама. — Где люди? — вопросительно начала я озираться по сторонам, будто и вправду надеялась увидеть в нашем доме толпища незнакомцев.       Папа рассмеялся. Мама начала бухтеть о том, что родители не должны так фривольно вести себя при собственных детях. Я смотрела на неё и старалась не улыбаться. Эта девушка нравилась мне также, как и папа, просто очень часто бывала занудой. — А как по мне, то слишком тупо, когда родители ведут себя при ребёнке так, будто чужие друг другу люди, — прокомментировал одной фразой все мамины бухтения папа. — Это выглядит так, будто дети не должны знать, что их родители любят друг друга. Или, хочешь сказать, Мива появилась у нас не потому, что мы друг друга любим? — Потому, но… — мама смущённо посмотрела на меня.       Я вопросительно улыбнулась. Она такая милая, когда не уверена в чем-то. Я перевела взгляд на папу и поняла, что он тоже так считает. — Но что? — из вредности решил уточнить папа. — А что такое «любят»? — подняла я к нему глаза.       Папа задумчиво посмотрел на маму несколько секунд, а потом улыбнулся мне. — Как думаешь? — Никак, — тут же ответила я. — Мне же всего шесть лет. Я ничего не знаю. — Хах, как искренне. Любят — это когда о тебе заботятся, всегда помогают, веселят, лишают одиночества и… помогают ночами быстрее заснуть, — объяснил папа и бросил на свою жену слишком откровенный взгляд. — А-а-а… — понятливо протянула я.       Кажется, маме стало очень жарко. — Когда ты вырастешь, тебя тоже кто-нибудь полюбит, — добавил папа. — Кто? — Ну, не знаю… Например, мальчик, с которым ты скоро познакомишься, — хитро и задумчиво ответил папа. — Мальчик? — озадаченно спросила я.       И краем глаза заметила, как мама нахмурилась. — Викензо… мы с Мивой не пойдем туда.       Услышав эти её слова, папа тут же перевёл на неё взгляд. — Дорогая, мы уже говорили об этом. — Я ни за что не стану показывать тому человеку свою дочь. Он… этого не заслужил, — упрямо заявила мама.       Я занервничала. Кому это папа собрался меня показывать? — Мива и моя дочь тоже, — вкрадчиво напомнил он. — И тем не менее ты не можешь игнорировать моё мнение, — отчеканила мама.       Папа посмотрел на неё немигающим взглядом, который заставлял меня поежиться.       Я растерялась от возникшей ситуации. Как обычный разговор о любви мог перетечь в начало семейной ссоры? Из-за чего вообще?       В следующий миг папа опустил меня на мягкий ковёр, на котором я сидела до его прихода, и ласково сказал: — Милая, поиграй немного одна, нам с мамой нужно сходить на кухню. — Зачем? — посмотрела я на маму.       А она на кухню хочет? — Мы принесём тебе мороженое, — улыбнулась девушка. — Ананасовое?! — радостно уточнила я. — С шипучим сиропом, — заговорщиски подмигнул папа. — Хорошо!       Они вышли из моей комнаты. Я тискала зайца и думала, что моя новоприобретенная мама нравится мне ещё и тем, что всегда все двери оставляет приоткрытыми для того, чтобы услышать, если я заплачу или упаду. Для меня в этом был свой плюс, потому что сама я двери открывать не могла, так как не дотягивалась до дверных ручек. Что поделать, если в этом аниме (даже не догадываюсь в каком, хоть и прожила здесь уже полгода) шестилетние дети слишком маленькие.       Подождав пару минут, я осторожно выскользнула из комнаты и стала красться к кухне. Без обид, родители, но я хочу знать, из-за чего вы сейчас ссоритесь. Мало ли, вдруг папа решил меня кому-то сосватать, а мама против. Я бы тоже была категорически против. Я с вами уже полгода, а почти ничегошеньки не знаю о вас. Знаю, что у папы прибыльная работа, так как у нас шикарный дом, украшения у мамы не простые побрякушки, и папа за шесть месяцев появился дома раза четыре. Мама всегда говорила: «Папа работает далеко-далеко». Однако блин. Что ещё за «далеко»? Какой город, район, страну ты так называешь, мама?       Может, он у нас космонавт? Это же прибыльно? Или нет?.. — Меня должна утешить эта новость?! — услышала я голос мамы, когда добралась до кухни. — Да по-моему это ужасно! Моя дочь живёт в городе с будущим убийцей! О, нет, я его ни в чём не виню, но ни за что не дам тебе распоряжаться нашей дочерью так же, как родители того ребенка распорядились им! — Да послушай же ты меня, дорогая, — терпеливо прервал её папа. — Сын Савады ещё долго будет обычным ребенком. И я не собираюсь нашу дочь…       Дальнейших слов я не запомнила, потому что сильно задумалась.       Значит, я попала в аниме Реборн? Только в нем есть Савада, который должен стать «убийцей».       Блин, а я в Ван Пис хотела. Или в Бродячих псов. Ладно, Реборн тоже весёленький. В нём есть всё то, что и в Псах и Ван Писе. Мафия, приключения, «магия».       Только кто мой отец в Реборне? — Не собираешься впутывать Миву в жизнь мафии? — переспросила мама. — Тогда зачем ты хочешь показать её своему боссу?!       Девятому, что ли? Или кому? А реально, зачем? — Не паникуй, Миса. Он просто хочет на неё посмотреть. И на тебя тоже. Как на жену Емитсу. Девятый приехал к нему отдохнуть. Только и всего, — ответил папа и жёстче добавил: — Мы пойдем на ужин к Саваде. Девятый лично пригласил тебя, дорогая. Не глупи.       Я не поняла, была ли последняя фраза угрозой или просьбой, но обеспокоенно переступила с ноги на ногу.       На кухне наступила тишина. Мама ничего не ответила, и я могла поклясться, что она больше не будет перечить папе по поводу Девятого… Вонголы.       Так. Ещё один факт: мой папа в Вонголе. Интересно, кто именно он там… — Миса, ты же прекрасно знаешь, что я родился в мафии, — нарушил затянувшееся молчание папа. — И мне из неё не выйти. — Как будто бы ты хотел! — воскликнула мама и всхлипнула.       Я уткнулась в большую голову кролика. В моей прошлой жизни у меня не было родителей, поэтому я не знала, что чувствуют дети, когда подслушивают родительские ссоры (особенно такие). Оказывается, это очень подавляет… — Извини, — попросил папа. — Тут дело не в желании, а в долге. В Италии слишком много людей, которых я не могу бросить. — Да, тебе легче разрываться! — Между прочим, я бы не разрывался, если бы ты согласилась жить в Сицилии! — не выдержал папа.       От его крика я вздрогнула и сжала игрушку. Чёрт, я же не ребёнок. Мне шестнадцать, а не шесть. Так почему… я очень боюсь? — Я согласилась! Ты отвёз меня к своим родителям, и они устроили нам свадьбу! Худшую свадьбу на свете! Потому что твоя семья — сборище гиен! Ты постоянно пропадал в Вонголе, а я жила с ними и терпела их отвратное отношение к себе! Я поклясться тебе готова, что они и сейчас думают обо мне так, будто я не достойна тебя! Знаешь, что было моим самым большим страхом, когда я жила в Сицилии, среди тех, кто любил тебя, но ненавидел меня? То, что однажды за моей жизнью придёт один из твоих врагов, и твои родители даже не попытаются что-то сделать! — Они ни за что не дали бы тебе умереть! — возразил папа. — Исключительно ради тебя! — парировала мама. — Они никогда не считали меня членом своей семьи и… когда я узнала, что беременна, то поняла, что с ними у меня нормальной жизни не будет никогда. Ради тебя я жила с ними два года, а в результате это ничего не дало. Я побоялась, что они и к Миве будут столь презренны… Я бы не смогла объяснить ей, почему её не любят. — Миса, они изменились. Им жаль, что они так поступали с тобой. Они очень хотят увидеть Миву, — сказал папа.       Голос его был грустным. — А мне не жаль. В Намимори гораздо лучше. Пора собираться в гости, — глухо ответила мама и покинула кухню через вторую дверь, ведущую в обеденную гостиную.       Я продолжала стоять в коридоре и прислушиваться. Оказывается, молодой маме было очень горько, пока она не родила. Только забеременев, она вернулась в свою страну, в свой город и оклемалась от жизни в мафии. — Мива, — внезапно позвал папа.       Я стартанула обратно на второй этаж, в свою комнату.       Обычно так себя должны вести дети в таких ситуациях?.. Как там мама сейчас? Она не плачет? Надеюсь, нет.       Когда папа вошёл, я уже более-менее взяла себя в руки: с энтузиазмом, призванным отвлечь меня от родительской ссоры, разрисовывала раскраску со стрёмными японскими куклами неизвестно какой эпохи. — Подслушивать нехорошо, милая, — спокойно сказал папа, осторожно присаживаясь рядом.       Видимо, опасался меня напугать. — Зато полезно, — ответила я бодрым голоском, не отрываясь от «важного дела».       Не, какие всё-таки стрёмные куклы. Очень страшные у них рожи. — Да? И что же полезного ты узнала? — спросил папа, и моя рука, водящая цветным карандашом по бумаге, сама остановилась.       Было ли полезным узнать, что такое родительская ссора? Безусловно… нет. Вместо этого было важно узнать аниме, которое я удостоила своим присутствием после смерти. — На самом деле… — медленно заговорила я, поднимая на папу глаза, — ты не так сильно любишь ока-сан, да? И меня. Ты больше любишь Сицилию. И тех, кто обижал ока-сан.       Папа посмотрел на кролика, сидящего возле меня, и вздохнул. — Нет, милая, ты ошибаешься. Я люблю вас с мамой больше всех на свете. Но не могу оставить Сицилию. Ты пока ещё маленькая, чтобы… — Если ты навсегда останешься с нами, то нам будут пытаться сделать больно те, кого ты раньше считал друзьями? — перебила я его.       Папа в шоке посмотрел на меня, а я невинно хлопнула глазками. — С чего ты взяла? — Мой папа — самый крутой. Все на тебя разозлятся, если ты их бросишь, — ещё раз хлопнула я глазками.       Папа задумчиво уставился на меня, а я продолжила пытаться сделать страшных кукол хоть немного красивыми. — Ты права, — наконец сказал он и погладил меня по голове. — Мои друзья действительно сойдут с ума, если я уйду. — Тогда не уходи, — просто ответила я, хватая зайца и залезая к папе на руки. — А ты разве не хочешь, чтобы я всегда был рядом? — Хочу. Но не хочу, чтобы ока-сан было больно.       Не хочу, чтобы молодой маме было больнее, чем сейчас. — Я тоже, — прошептал папа, целуя меня в лоб. — Прости своего дурного отца, милая. — Папа не дурной! Папа — крутой! А ока-сан хочет кулончик с твоей фотографией! — воскликнула я так, будто он не себя оскорбил, а меня. — Кулончик? — переспросил папа.       Конечно, ты же такой красивый муж: высокий, мускулистый, с ярко-ярко голубыми глазами, черными вьющимися волосами, красивым изгибом губ. Мечта. Мама должна иметь возможность всегда любоваться тобой. Особенно твоим лицом. — Мива, ты маленький гений, как же я тебя люблю. Выбери платье, в котором хочешь пойти в гости, мама сейчас придёт одеть тебя, — обнял меня папа и вышел из комнаты.       Я кинула зайца на кровать и пошла проводить ревизию в шкафу. — Так-так-так… Что думаешь, Зайка? Мне надеть платье в клеточку или… в клеточку? Они одинаковы, да? — я повернула голову к кровати и увидела, что кинула мягкую игрушку мордой к стенке. — Ага, Зайка спит. Значит платье надо выбирать в клеточку.       Спустя тридцать минут я бродила по дому в лиловом платье с едва заметными блестящими звёздочками и гадала, почему мама не спешит найти меня и переодеть.       Ладно, я просто страдала фигнёй, задавая зайцу вопросы, на которые и так знала ответы.       Где мама? В спальне. Где папа? Там же. Почему их так долго нет? Они мирятся. Папа просит у мамы прощения как истинный итальянец: на кровати. Стоит ли громко позвать их? Нет, пусть занимаются супружеским долгом на здоровье. Почему я тогда хожу по дому, а не осталась в комнате? Скучно.       Кстати, мне же мороженое обещали… Самой, что ли, взять? Обещали же.                         *** — Ми-чан? Где ты? — услышала я обеспокоенную маму спустя двадцать минут. — Зайка, пойди скажи, что мы тут, — попросила я игрушку, сидящую рядом. — Ми-чан?! — продолжала бегать по каждым комнатам молодая мама с нарастающей паникой.       Я зло посмотрела на зайца и пиханула его. Он полетел вниз. Прямо под стул. — Ленивая жопа. Даже просьбу исполнить не можешь.       И тут мама залетает на кухню и видит меня, сидящую на холодильнике и кушающую ананасовое мороженое. Без шипучего сиропа, правда, но тоже вкусное. — Ми-чан! Как ты туда залезла?! Это же опасно!       Вслед за ней вошёл папа. В чёрных джинсах и без футболки. Я заметила на его шее какую-то золотую подвеску, похожую на жетон. — Милая, тебе не холодно сидеть на холодильнике? Иди сюда, — более спокойно отнёсся он к моему выверту.       Я быстро съела остатки мороженного и поставила рядом с собой пустую креманку. — Викензо! Почему ты не оделся?! — вспыхнула мама. — Вообще-то, оделся. — Ты. — Папа, лови! — крикнула я и спрыгнула с холодильника.       Будет интересненько и больно, если я сейчас пролечу рожей мимо, в пол.       Главное, чтобы кости не сломались.