После падения

      Улыбка сгнила на моих губах, когда я пересекла несколько этажей и коридоров и переступила порог кабинета хранителя Тумана. Крокент Бауч сидел за столом из тёмно-коричневого дерева, пил крепкий кофе, привезенный Емитсу в подарок всем хранителям и Девятому, и с ленцой во взгляде проверял доклады. Коротко посмотрев на меня, он закрыл папку, позвал горничную и приказал принести для меня мой любимый молочный улун.       Я с ногами забралась в широкое кресло, стоящее у окна в углу кабинета (настолько широкое, что я могла бы свернуться в нём калачиком и лечь, что и делала всегда), и укрылась мягким синим пледом. Крокент развернулся ко мне, положив локоть на стол и подперев ладонью щёку. — Твоё лицо чем-то недовольно, юная Фемида. — Моё лицо отражает моё нутро, любезный, — ответила я, умостив голову на подлокотнике.       Когда горничная принесла чай и пару бисквитных пирожных, я сразу выложила причину своего внезапного визита. — Солнце Девятого отказало мне в просьбе отдать Алессио в Палату, потому что вместе с ним я не согласилась взять его внука. — Почему не согласилась? — спросил Бауч и ухмыльнулся своей деймонской ухмылкой. — Разве тебе не пригодился бы преданно влюблённый в тебя юноша? Такая полезная игрушка, если правильно с ней обращаться. — Робот или кукла, — закатила я глаза, перевернулась на спину и уставилась в потолок. — Меня интересуют только мягкие игрушки. — Фу-фу-фу, на которые можно наступить и им это не навредит, да? — понимающе улыбнулся Деймон. — Ага, именно такие стойкие. Я не хочу ломать Михаэля своим безразличием к его влюблённому в меня сердцу. Мы же друзья.       На краткий, очень краткий миг, Деймон застыл каменным изваянием, однако тут же себя в руки. Насмешливо окинул меня взглядом и снисходительно посоветовал: — Предай его первая, Фемида.       Я оторвала взгляд от безусловно интересного своей идеальной белизной потолка и повернула голову в сторону кресла Деймона. Левый поддон весов-серёжек с тихим звоном лёг на шею, а правый поддон ритмично зазвенел своим сапфиром. — Не важно, примешь ты его в палату или нет. Если ты не дашь пищу его чувствам — он опередит тебя в ударе, — добавил Деймон. — Или ты этого хочешь? — Жаль говорить тебе, но мы с тобой расходимся во мнении, старый молодец. Я предпочитаю быть преданой, а не предавшей, — ответила я, внимательно пялясь в глаза Крокента. — Просто потому, что тебя ещё никогда по-настоящему не предавали, девочка, — снисходительность Деймона сквозила в каждой букве, произнесенной губами Бауча. — Скорее всего, — покорно согласилась я, не став начинать дебаты и споры.       Даже Деймону я не могу рассказать, что преданной быть чище, чем быть предательницей. Жертвой предательства быть легче. Я не могу рассказать, что меня предавали самые близкие люди — друзья. В прошлой жизни у меня не было любимых родителей и других любящих меня родственников, поэтому семьёй и своим сокровищем я считала друзей. Я до сих пор помню горечь предательства: оно горькое, как высокомерный Эрл Грей. Они не оставили мне и шанса на спасение, сговорившись за моей спиной. Из-за их необоснованной подлости мне грозило любимое пророчество наших преподавателей: «тюрьма, а позже трасса». Было унизительно оказаться в колонии, зная, как они наслаждаются этим. Было угнетающе узнать, что мне впаяли почти десять лет из-за того, что я не поддалась приставаниям полицейского и наподдала ему. Единственное хорошее, что сделал для меня Градов, это напряг своих адвокатов в мышиных костюмчиках сотворить чудо и мне максимально скосили срок, а потом выпустили по УДО. Но всё же именно после грязного предательства друзей моя жизнь начала путь в пучину одних черных полос.       Чёрных как квадратики на моей шахматной доске, на которой я сейчас пытаюсь победить. — Или я ошибся? — вдруг словно из вакуума услышала я Крокента-Деймона и чуть не застонала.       Он заметил боль в моих глазах, когда я погрузилась в свои старые раны, не иначе.       Пора ставить шах. — Нет, не ошибся, — с кряхтением старухи ответила я, поднимаясь с кресла. — Просто решила представить себя преданой всем своим окружением. А фантазия у меня красочная, так что… Поможешь мне убедить хранителя Солнца? Вы ведь оба хранители… Уверена, он внемлет тебе, ведь вы, хранители, все такие хорошие друзья.       Деймон улыбнулся. — Конечно, я поговорю со своим другом ради тебя, Фемида.       Мат.       Шах и мат, Михаэль.                               ***       Вопреки моим ожиданиям, Алессио перестал унывать уже к ужину. За столом Найброу-младший поведал Девятому и остальным сидящим рядом о нашем с Манчини пари и добавил, что считает переход Алессио неплохим шагом, потому что у меня есть чему поучиться юным головам (ха, Манчини весенний цветок, он старше меня на полгода). Хранители поздравляли нового члена моей Палаты и проповедовали ему успех. Только после их слов и личного поздравления Девятого Алессио понял, что я сделала ему честь. За ужином царила весёлая, непринуждённая атмосфера. Которая изнутри жарила одного парня. Он тоже улыбался, но как-то мрачно и разрушенно. Это давило на меня, хоть я и не подавала виду. Я даже хотела ступить на белый квадратик, поговорить с ним, однако змея моего мозга шипела о том, что Миха сам виноват в своём унынии. Нечего было подлости творить за спиной.       И всё же змея не убедила мою белую кроличью душу. Я наступила на белую клеточку.       Лучше сейчас развеять возникший между нами туман. Пока сквозь него ещё можно что-то увидеть и пока он не стал мутной стеной.       После ужина Михаэль избежал компании настырного Алессио (Манчини до самого приёма пищи просидел в кабинете Палаты, погружаясь в её рутину, поэтому теперь хотел поговорить с кузеном), и убежал в своё тайное местечко: кусты мягких пионий у небольшого пруда зимнего сада. Он сидел, запрокинув голову вверх и обращая светло-карие глаза на прекрасное звёздное небо. — Очищаешь разум или придумываешь ещё один «коварный» план? — поинтересовалась я, материализовавшись из лёгкого порыва ветра.       Михаэль вздрогнул и выпрямился. Его рука инстинктивно потянулась к правой икре, к которой под штаниной джинс был прикреплён нож. — Ба, сразу убьёшь? — сделала я большие глаза и подняла руки вверх.       Михаэль выдохнул, убрал руку с икры и просто ответил: — Девятый не простит мне убийство такой многоуважаемой синьорины.       Естественно, старый леший, замуровавший приёмного сына во льдах, за попытку свергнуть его с золотого пенька, не простит мальчишку, пошатнувшего его силу (я являюсь частью мощи Девятого, все мы это знаем, поэтому Михе будет больше, чем бо-бо, если он реально решит навредить мне).       Любопытно, а никому не приходило в голову, что леший в девятом поколении и своих родных сыновей мог скоростными билетами на тот свет отправить, чтобы дать дорогу Тсуне? Вдруг доброДУШНЫЙ пенёк на самом деле второе воплощение Тараса Бульбы? «Я тебя породил, я тебя и убью!» Но Тсуна тогда ещё даже не родился, кажется, поэтому убивать сынишек было минусом… В таком случае Девятый очищал дорогу для Емитсу (тоже же потомок Примо, что часто выходит из головы). А что? Девятый тот ещё лицемер, поверьте мне. Если бы он был тем добрым дедушкой, которым себя показывал — Занзаса не было бы во льдах и старика уже не было бы в живых. — Не собирался я тебя убивать. Это просто рефлексы из-за частых тренировок, — вздохнул Михаэль.       Я выбралась из своих туманных дум и села рядом с ним. — Мне есть, что сказать тебе. — И что же? — глухо спросил он. — То, что появилось у меня в голове или даже в душе, после твоих действий, — я заглянула ему в глаза. — Зачем ты попытался помешать мне исподтишка, Миха? Разве ты такой человек?       Михаэль покраснел, стыдясь своего крысятничества, и отвернулся в другую сторону. — Может и не такой! Но ты не оставила мне выбора, Фемида! Я не знал, что ещё предпринять, после того как ты отказалась брать меня в Палату! Я уже… Я уже проклинаю тот день, когда Алессио появился в Вонголе…       Последнюю фразу Михаэль прошептал едва слышно, но я всё равно не смогла подавить шок. — Не говори так. Он ни в чём не виноват.       Особенно в смерти своих родителей. — Я не виню его в твоём интересе, — возразил Миха. — У меня есть только статус внука хранителя Солнца, а у Алессио всё то, что тебе нравится.       Что-то не в те дебри мы словами сворачиваем. — Я не влюблена в Алессио, если ты об этом. Просто его ум будет мне полезен. Он всегда отличался сообразительностью, которая даётся богом не всем. — Значит, у меня есть шанс? — спросил Михаэль, разворачиваясь ко мне всем телом.       Этот вопрос пнул меня в тупик. — Попасть в Палату? — как дурочка уточнила я. — В твоё сердце, — уверенно возразил Миха.       Эх, куда ты пропал, пухлячок, которому я не нравилась?       Я откинулась на мягкие пионы и посмотрела в красивое небо, не зная ответа. — Что конкретно ты предлагаешь?       О Боги, вопрос прозвучал так, будто я сижу в ресторане, а Миха — официант, совершивий серьёзную ошибку. — Присмотреться ко мне, как к тому, кого можно полюбить. — Я уже тебя люблю. — Полюбить не как друга, Мива. Или… Мы могли бы попробовать повстречаться…       Несколько минут я провела в раздумьях. Потом села и сказала: — К последнему я определенно не готова. Я всё это время считала тебя другом и так резко перейти к другому виду взаимодействий… Я не готова.       «Я не готова», — банальный, истёртый, лживый ответ многих женщин и девушек. Я чуть не съежилась, когда поняла эту истину. Обычно, после этой фразы у двух молодых людей ничего не выходит, потому что женщина находит себе другого, пока присматривается к первому.       Предзнаменование ли это? — Я попробую посмотреть на тебя по-другому, — улыбнулась я. — Только пообещай принять любой мой ответ и не делать всяких подлостей. — Обещаю! — воскликнул обрадованный Михаэль и порывисто обнял меня.       Я не видела ничего плохого в том, чтобы посмотреть на Миху как на потенциального парня (хоть и не представляла, каким именно взглядом нужно смотреть, чтобы влюбиться). Я не задумывалась об отношениях, попав в Реборн, потому что была маленькой (я и сейчас мелкая для отношений, мне и четырнадцати нет). И я точно не собиралась искать любовь среди персонажей аниме, так как бед с башкой у меня не было. Сидя у экрана, я никогда не думала «вот бы Тсуна меня любил вместо этой тупой Киоко», «вот бы мне стать женой Рёхея», «как же я хочу, чтобы Хибари откамикоросил меня своими тонфа прямо в...» и прочее подобное. Оказавшись здесь, мне и в голову не пришло выбрать персонажа, которого я буду любить. Потому что моё попаданчество — не весёлая игра, а жизнь. Реальная, как сердечный приступ. А как происходит в жизни? Любовь сама тебя находит, если ты достоин. Или нет? Нужно спросить молодую маму и Аюми (хотя что эта мелкая может знать?). Ну и Вино (на всякий случай, вдруг он кого-то любил, а мне до сих пор это не приснилось).       В общем, я вела к тому, что за годы знакомства с Михой, моё сердце ни разу не забилось по иному, поэтому самовнушение может и не помочь.                               ***       Как я и надеялась, Алессио быстро влился в мой коллектив. На неопределенный срок они с Тамио были напарниками, но за этой парой часто присматривали Валентина, Джульетта, Нерайо и Карло, потому что парочка иногда дралась чуть ли не на серьёзных щах, круша всё вокруг. Спустя всего один маленький день Алессио заявил мне, что по сравнению с Клоуном (Тамио) я — реально зайчик.       Михаэль снова стал самим собой, однако я понимала, что это временно. Возможно, при моём следующем возвращении в Вонголу он начнёт всерьёз завоёвывать моё сердце.                               ***       Оказавшись дома, я решила открыть исследование по вопросам любви с первого подопытного — Савады Тсунаёши (он попал в подопытные только потому что уже влюблен). Мы качались на качелях, когда я окликнула его: — Эй, Тсуна! — А? — Как ты понял, что любишь Киоко?       Лицо Тсуны вытянулось. — Ч-что?!!!       Он отцепил руки от качелей и магическим образом свалился. Качели на высокой скорости неслись ему в голову. Он не успел бы уклониться (нет ещё нужных рефлексов), а я не успела бы её остановить, как простая смертная. Тсуна в ужасе обернулся, я глянула на качели и… Они застыли в нескольких сантиметрах от лица Савады. — Что за?.. — Тсуна, ты как?! — спрыгнула я со своих качелей и оттащила его подальше, не сводя глаз с качелей. — Они застыли в воздухе! — в шоке воскликнул Тсунаёши, указывая пальцем. — Мива, видишь?! — Ага… — аки болванчик кивнула я и предположила: — Может, крепления замкнуло? — Не знаю… Я не силён в законах физики, как ты, — растерянно ответил Савада.       Я оторвала глазёнки от качелей и они прекратили висеть в воздухе, снова став раскачиваться. Тсуну аж передёрнуло от этого жуткого зрелища. — А может… На ней призрак сейчас качается? — снова предположила я. — П-призрак?! — вцепился в меня Тсуна. — Ёкай какой-нибудь столкнул тебя, чтобы самому покачаться. Может, он всегда здесь гуляет. — Да ну! — делано-смело фыркнул Тсуна.       И быстро подскочил, утаскивая меня прочь с площадки.                               *** — Ты не ответил на мой вопрос, — напомнила я ему, когда мы оказались в доме Савад. — И не хочу на него отвечать! — воскликнул он, покраснев. — Тсуна-а, ну мне очень надо, пожалуйста! — заканючила я. — Зачем?! — В меня мальчик в Италии влюбился! — Ого! — тут же заинтересовался Тсуна. — Поздравляю! — С чем? — непонимающе уставилась я на него глазами, как у филина. — Ну, как же… Он, наверное, лучше тех парней, которые признавались тебе в Намимори. — Лучше. Но… Он мой друг. — Алессио? — удивился Тсуна (я рассказывала ему о своих друзьях и знакомых в Италии). — Нет, Миха.       Тсуна задумался. — Он признался тебе и… — Я ничего не почувствовала. Кроме тоски. — Тоски? — ещё больше удивился Савада. — Мы же были друзьями! — отчаянно воскликнула я, развалившись на кровати. — Мне нравилось дружить с ним, но теперь его чувства меня угнетают! Они давят на меня! Что мне делать, Тсуна? Я пообещала, что присмотрюсь к нему как к парню! Тогда это казалось мне верным решением! А сейчас я не уверена! — Ты не собираешься держать обещание? — спросил Тсуна. — Собираюсь. Просто… Что если я в него не влюблюсь? — Эм… — Тсуна нахмурился, но спустя пару минут натянуто улыбнулся. — Я бы не стал обижаться на Киоко-чан, если бы она попыталась ответить на мои чувства, но у неё ничего не вышло. Главное, что она не наплевала на них. Ты иногда говорила, что мы с Михой похожи характерами, поэтому, мне кажется, он примет любой твой ответ. Не переживай так, Мива.       Его слова успокоили меня. Тсуна и правда был прекрасным небом, дарящим гармонию.       Но вот на мой вопрос не ответил.       Как он понял, что любит Киоко-чан?                               ***       Подопытный Дечимо от вопроса ускользнул, но утешил меня. Я успокоилась, однако тема любви всё ещё была не решена. Тем же вечером я спустилась в гостиную, где сидел Вино с бокалом своего собрата в руке (теперь он выглядел на свой возраст, потому что окончил школу и молодая мама ничего не имела против его алкогольных увлечений). Я села рядом с ним на диван, отхлебнула молочный улун, поставила чашку на столик и спросила: — А ты влюблялся когда-нибудь? — А что, ты влюбилась? — спросил он в ответ и коснулся моих волос свободной рукой.       И почему люди так шарахаются вопросов о любви? Не могут быстро и чётко (как в армии) ответить. Потому что это чувство считается слабостью? Или любовь нелепа для мафиози? И неловкая для подростков. Я не понимаю и это заставляет меня почувствовать себя неполноценной. Будь проклят, Миха. — Миха? — спросил Вино. — Михаэль, внук хранителя Солнца? — Ага, — подтвердила я и растянулась на диване, положив голову на колени дяди.       В голове калейдоскопом замелькали образы того дня и вечера, когда Алессио вступил в мою палату, а Михаэль раскрылся с новой стороны. Легче было вспомнить, чем рассказать.       Вино улыбнулся и посмотрел на меня как на маленькую девочку. — Ты и есть маленькая девочка, Фемида. Тебе всего лишь тринадцать. Конечно, большинство детей впервые испытывают влюблённость в твоём возрасте, однако есть и те, кому любовь ещё не интересна в тринадцать. Это не делает тебя неполноценной и не означает, что у тебя нет полового созревания. — Я просто тормознутая, да. — Тебе просто не стоит равняться на большинство и чувствовать, что ты что-то должна своему влюблённому другу, да. — И всё же вопросы остаются прежними. — Любовь… — задумчиво пробормотал Вино, перебирая мои волосы. — Знаешь, почему её считают слабой? — Потому что она ослабляет людей? — Верно. На самом деле она сильнее всех чувств. Зачастую. Она порождает как счастье, так и ненависть. Она достойная причина разрушений. Любовь и ненависть часто противопоставляют друг другу, но ведь ненависть — дитя любви и доброты.       Навеяв на себя туманную дымку, я подумала, что дядя прав. Ненависть — плод любви и доброты. Однако… Ненависть также дитя безразличия и жестокости.       Однако Вино тоже кинул мой главный вопрос!       Любил ли он когда-нибудь?