Кошмар, от которого не проснуться

Сейчас Я не могу заставить себя улыбнуться, когда рядом умирают ничем не повинные люди. Я бегу со сражений, прячусь в обломках какого-нибудь здания и смотрю, как не успевшие жители этих мест погибают от пуль, бомб или их осколков. Я не могу выдержать их взгляд, умоляющий их спасти, хотя им остались считанные мгновения. Мой разум ломался под давлением. Каждый день я видел, как кто-то умирает. Его могли расстрелять каратели. Повесить ярлык «предатель», хотя донос был лживым. Могли просто убить ради… чего-то. Даже свои могли стать врагами в одночасье. Я не помню ту дату, когда я оказался здесь. Помню лишь то, как я пытался в окопе спасти маленького мальчика, которому задели легкое. Ему было не больше шести лет. У него была младшая сестренка. До этого я не верил, что взгляд может что-то означать. Я так и не узнал имя мальчика, так и не взял его сестренку к себе, не понимал, где я нахожусь. Девочка, скорее всего, погибла, ведь я не помог ей. Мои руки были в чужой крови, и мне было страшно, однако я не мог отвести взгляд. Кровь имеет ярко выраженный запах и привкус железа, если представить это. А капли падают, падают на почерневшую, выженную землю, создавая бордовую лужу. Я, как зачарованный, смотрел на это, пока не опомнился и не сбежал — пока не сбежал от тел, бомб, плача, криков, полные боли… и запаха жаренного мяса, который забивал нос, а позже стал привычен на моём пути. Человеческого мяса. Мне было страшно, я толком не понимал, что происходит. Но истерика настигла меня гораздо позже. Я впервые чувствовал себя опустошенным. Не мог сфокусировать взгляд. Почему я здесь? Почему?.. почему?.. почему война преследует меня, рвёт мои привязанности, опустошая меня, завладевая мной и делая из меня куклу?.. Может именно тогда порвалась первая струна на «гитаре жизни»? Кто знает.

***

До Заканчивался май. Многие одноклассники уехали отсюда, из моего родного города. Я хотел поехать с родители, когда они хотели окольными путями направиться в Польшу. Но нет. Они сказали, что прикупят нужные вещи и посмотрят на дорогу… да и я могу стать обузой. Как я стал в их жизни, несмотря на добрые слова и заботу. Так и остался сам по себе на добрые две недели. В школу можно было уже не ходить — руководитель нашего класса разрешил в понедельник и во вторник не пойти. Все равно почти все учителя тоже уехали. Тогда мне позвонил одноклассник — Миша Якубенко. Он хотел устроить вечеринку в одном месте и предложил присоединиться. Недолго думая, я согласился. Почему бы и нет? Ничего плохого в этом нет, разве что потратим время и немного денег. Кроме него и меня согласились еще восьмеро человек — Аня, Никита, Богдан, Наташа, Даник, Денис, Оля и Макар. Долгое время никто, кроме Михаила, не знал, где будет вечеринка. Может, в его доме? В кафе? Но реальность оказалась немного пожёстче. В заброшенном здании. Вечеринка в заброшенном здании, где может оказаться всё, что угодно — даже мины. Уже странно, да? Но я не придал этому значению. Мы все не придали этому значению. Потому что… потому что Миша всегда придумывает что-то необычное. И вот, я, окровавленный, хрипло дышу, и ползу к направлению выхода. Ползу медленно-медленно, как улитка. Тихо вою от тягучей боли в животе и в бёдрах. Я больше не могу. Мне не жить. Чёртова безответственность, чёртовы мины… чёртовы пули. Почему? Почему нас захотели убрать? Кто так решил? Мы дети, в конце-концов!.. Придурок Миша, почему он… стал таким? Почему он выстрелил первым, хотя мы ничего не делали! Мы просто жили, никому не мешали, и вот — добро пожаловать. Я никому дорогу не переступал, и не хотел, чтобы к нам пришли… они. Выстрел в голову. Помутнённое сознание померкло, и наконец стихла боль. За гранью слышимости раздался чёткий, бесстрастный голос. — Они убиты. И я проснулся здесь, снова посреди войны.

***

Сейчас — Кто ты? — раздался жестокий, властный и настороженный голос. Ярко-голубые глаза пристально глядели на меня, оценивая и размышляя: «Не опасен ли я?» Я вымученно улыбнулся, хотя мне стало страшно — историю никто не отменял, и ответил, однако представился ложным именем, который подходил под эти годы: — Моё имя Сергей, товарищ. — а потом сдавленно зашипел, сжимая сквозь одежду рану на животе, и скорчившись. Слёзы потекли сильнее. Больно, но пока что терпимо. Пока что. Но я всё равно не отличился своим порогом. Низковат он у меня… а последние бинты и найденное у убитого солдата что-то, похожее не обезболивающее, были использованы ещё неделю назад. — Ложь. — спустя паузу жёстко ответил СССР, и взглянул на меня, но теперь по иному. Я прикрыл веки, молчаливо соглашаясь. Плевать на то, что будет дальше. Когда я наконец умру в этом Аду — знай, что кошмары могут начать преследовать тебя. И от них не отвернуться. Никак.