Я слышу всё

«Пора сходить за покупками» Слышу лёгкий хлопок. Это Сейра закрыла холодильник. «А Суйи в этой дораме… Очень даже ничего» Такео, постоянно переключавший каналы, помедлил и отложил пульт в сторону. Его рука коснулась покрывала постели, вызвав лёгкий шорох. «Хм, хотелось бы увидеть тех, кто отвечает за базы данных Союза… Защита и пароли просто замечательны!» Тао предвкушающе цокнул языком и, слегка сменив позу, снова принялся бить пальцами по клавишам клавиатуры. «Чёртова посуда! А ещё в лаборатории убираться… Хотя, это не так уж и плохо» М-21 застыл. Вода шумит, проникает под перчатки, мелкие пузырьки пены на посуде отчётливо лопаются. Он оборачивается, сталкивается со мной взглядом и тут же поспешно возвращается к своему занятию. Вновь внутренне чертыхнувшись, он думает о чём угодно, только не об этом. Он единственный помимо Франкенштейна, кто постоянно следит за своими мыслями. «Что же делать? S2O… Отбор по принципу… Натрий… Больно, ненавижу, заткнись, не мешай уже! Надо отдохнуть. Интересно, как там Мастер?» А вот и Франкенштейн, который не знает, что я слышу его внутренний голос. Там, внизу он устало трёт глаза. Спал не больше трёх часов этой ночью, пытаясь найти решение. Нужно крепче держать кружку, иначе опять начнётся... Беспокойство и бесконечная паника. Я хочу видеть, как он улыбается. Как все улыбаются. «Интересно, куда подевался Регис? Ладно, попрошу Такео» Лёгкие, едва слышные шаги. Скрип двери. - Такео, нужно сходить за продуктами. Составишь мне компанию? От неожиданности парень дёргается, пульт громко падает на пол, батарейки катятся в разные стороны. Девушка подбирает ту, что откатилась к её ногам. Парень поспешно подскакивает, лезет под кровать, кончиками пальцев касается теплой поверхности второй беглянки и прикатывает, наконец, батарейку к себе. Он смущенно принимает от Сейры первую. Его движения скованны и резки. Едва слышное смещение воздуха. Такео кивнул и, выключив телевизор, вышел из комнаты вслед за Сейрой. «Заодно и прогуляюсь, надоело в четырёх стенах сидеть» «Морковь, специи, курица, лапша…» «Просто блеск, когда эта тарелка успела треснуть?!» «Так, а вот здесь нужно исправить» «Нет, ну почему именно сейчас?!» Мысленный крик Тао перебил не только шепотки мыслей всех присутствующих, но также и все звуки: касаюсь губами тёплой кружки, вдыхаю прекрасный аромат, делаю глоток… И не слышу этого. Тао очень эмоционален, когда случаются проблемы с его компьютерами. «Срочно. Срочно бежать на сервер!» Его мысли успокаиваются, становятся чуть тише, но эмоции продолжают захлёстывать. Частое, недовольное дыхание, возмущённо громыхающее сердце. Он волнуется и любит свои компьютеры точно так же, как М-21 любит… Как М-21 любит сейчас, хотя внешне и злится на треснувшую тарелку. Сейчас, когда пытается думать о чём угодно, только не о том самом. Когда его сердце взрывается и бунтует куда сильнее, чем сердце Тао, взбешённого слегка преувеличенной бедой. Мне не нужно смотреть на полуоборотня, чтобы знать, что он делает. Как и на всех остальных… Делаю ещё глоток, пока чай не остыл. Горячий терпкий напиток катится по языку, заставляя помнить о том, что я не сплю мёртвым, дарующим жизнь сном. Почти неслышно щёлкает дверь. Это Такео с Сейрой покинули дом. Дальше я слышу поспешное, резкое прикосновение кофты к коже. Она скользит по обнажённому торсу Тао, который, забыв про завтрак, с утра сидит в своей комнате в одних только штанах. Следом он чуть ли не прыгает в кроссовки и, схватив со стула какую-то сумку, бежит к выходу. - Эй, Тао, ты куда? – окликает его М-21, когда тот влетает в гостиную из коридора, словно ужаленный. - Настраивать независимый сервер. Надоели местные, глючат. Не дожидаясь ответа и не меняя скорости, он бежит в сторону двери. Громкий хлопок, звякнувшая посуда в руках М-21. «Не вижу связей… Почему реакция настолько далека от запланированной? В чём я ошибся? Нет, нужно отдохнуть. Хотя бы десять минут. Тогда пойму. Должен понять» Я почти не слышу того, что происходит внизу, но, скорее всего, знаю. Он снимает перчатки, аккуратно кладет их на край стола, сбрасывает халат на стул и присаживается на кушетку, чтобы через пару секунд рухнуть на неё всем телом. Я уже видел его в таком состоянии недавно. М-21 ставит последнюю тарелку в шкаф, закрывает воду. Последняя капля разбивается о стальную поверхность раковины. Он облегчённо вздыхает, прикрыв глаза. «И почему Франкенштейн, имея столько денег, не купил в своё время посудомоечную машину?» Мокрые перчатки сопротивляются, растягиваясь и протяжно взвизгивая от воды, когда М-21 пытается снять их с себя. Он небрежно бросает их на раковину, чтобы те просохли, резко, раздражённо снимает фартук и, смяв его комком, кидает на табурет. Потянувшись до хруста костей, он оборачивается. - Рейзел, - М-21 неуверенно окликает меня, - Ещё чаю? Я задумчиво смотрю на идеально белое дно чашки. Во рту снова появляется знакомый, не предвещающий ничего хорошего привкус крови. Нет. Не сейчас. Фарфор соприкасается с прозрачным стеклом. Встаю, вызвав удивлённое шуршание дивана. Да, обычно получается делать всё бесшумно, но не сейчас. Не сейчас. Отрицательно качаю головой, встретившись взглядом с М-21, и иду в сторону коридора и лестницы. Спускаюсь вниз, нахожу дверь, за которой скрывается от посторонних глаз лаборатория. «Интересно, как там сейчас Мастер?» Для Франкенштейна эта мысль настолько обыденна и привычна, что я уже почти не замечаю её. Но сейчас улыбаюсь ей. Редкий случай, когда здесь, в доме, так тихо и немноголюдно. Если не сделать этого сейчас, то нужный момент больше не представится. Я просто не успею, если всё пойдёт самым худшим путём. Я слышу шорох его ресниц. Он открывает глаза и удивлённо смотрит в мою сторону. На секунду застыв от неожиданности, Франкенштейн привстаёт с кушетки и садится. - Мастер? Зачем вы… сюда? «Ему стало хуже? Почему?» - Ничего, - я покачал головой, успокаивая. Но это ещё больше обеспокоило его. «Тогда?» Шагаю навстречу. Прикосновение одежды к моей коже, белые, светлые стены, пол, потолок, рубашка на нём. Бледная от волнений и недостатка сна кожа. Голубые глаза, в которых плещется тревога. - Помнишь, - мой голос падает до шёпота, но не потому, что я обессилен, - Помнишь, тогда… Прежде, чем исчезнуть? Какое-то чувство сжало горло, я отвёл взгляд. Белые стены, белые простыни, белая, впившаяся в них рука, слегка дрожащая. Снова смотрю на него и вижу, слышу, как всё существо Франкенштейна замерло от того, что я пытаюсь сказать. Касаюсь пуговицы на своём пиджаке. Она безвольно поддаётся моим пальцам. Вторая, третья. - Мастер… Я встречаюсь с ним взглядом, когда последняя пуговица капитулирует, а пиджак - распахивается. Франкенштейна бьёт дрожь, всё его существо протестует против того, что я делаю, и одновременно жаждет… Жаждет продолжения. Я слышу его сердце, такое же бешенное, как у М-21. Они бьются в такт. Я понял это только сейчас, когда они оба так близко. «Как? Почему?..» Полуоборотень, шокированный, стоит за дверью лаборатории, касаясь затылком стены. Он, крайне обеспокоенный следами крови на белом фарфоре, последовал за мной и увидел. Не так много, но увидел. И он продолжит смотреть сквозь небольшую щель двери на нас, как бы сильно не билось от этого его сердце. Я снимаю пиджак и кладу его на край кушетки. Ворот рубашки касается моей кожи, Франкенштейн не может отвести взгляда от него, жадно сглатывая. Горло сдавливает от картин, что мелькают в его собственной голове. Скоро, совсем скоро я присоединюсь к его внутреннему миру. Мои пальцы медленно касаются пуговиц рубашки. - Мастер, не надо… Его шепот больше похож на стон. Непроизвольно я прикрываю глаза и улыбаюсь. - Лучше бы помог. Как тогда. «Что уже было?..» Если бы М-21 помнил, как нужно плакать, то сейчас он давно уже рыдал. Внутри него билось то, о чём он даже не подозревал. То, что несоизмеримо отличается от разочарования, угнетения и опустошённости. Любовь. Ревность. Страсть. И даже неприятная многим похоть. Всё это куда лучше, чем обычные мысли полуоборотня. Сейчас он не помнит ничего. Не видит ничего, кроме двоих, застывших напротив друг друга. Я вижу всё его глазами, слышу его ушами, думаю его мыслями. Я откидываю голову назад, а Франкенштейн бережно расстёгивает оставшиеся пуговицы. Я слышу мысли Франкенштейна, рассматривая нас со стороны. «Мастер, не надо… Зачем… Я не хочу. Я падаю в ваших глазах, поддаваясь. Я жалок и ничтожен, пожалуйста…» Его рука касается моей кожи, когда последняя пуговица поддаётся. Я вздрагиваю и покидаю разум М-21, по щекам которого, наконец-то, скатились первые беззвучные слёзы. Я чувствую холодные пальцы на талии, чувствую приятный запах волос, смешанный с неприятным, специфическим запахом лаборатории. Я касаюсь ворота рубашки и тяну за него, обнажая плечо. Тело Франкенштейна опять сотрясает волна, я слышу шорох ткани его брюк. Помогая другой рукой, полностью снимаю рубашку. Она падает на пол, но никто даже не думает подбирать её. Я смотрю в его глаза, как тогда. Давно, когда узнал о грядущем предательстве и захотел увидеть счастливым хотя бы одного человека. Того, кто следовал за мною по пятам. Его лицо пылает нестерпимым жаром, хотя и остаётся бледным. Подаюсь навстречу, наши губы встречаются. Франкенштейн дрожит, борясь с собой. Он хочет обнять, впиться в мои губы поцелуем, но держится. Как и тогда, он показывает верх выдержки, не смея осквернить самое дорогое, что у него есть на свете. Что ж… Тогда у него был только я и тысячелетние запреты человечества на любые, похожие на любовь, чувства к своему полу. Но не только они держали его тогда, как и сейчас. «Мастер… Мастер… Зачем снова вы мучаете меня своей близостью и недоступностью?» Я отстранился, чтобы заглянуть в его глаза, полные жажды и стыда. - Я хочу, чтобы ты ценил не только меня одного. Он застыл от моей серьёзности. Я улыбнулся, бережно коснувшись рукой его лица. - Мастер? Я снова качнулся ему навстречу и на этот раз не просто соприкоснулся с ним губами. Мои руки обвились вокруг его шеи, он со всей силы прижал меня к себе. Тело горело и пылало, позволяя проникать не просто в мысли Франкенштейна, а в саму его суть. В суть, пораженную Тёмным Копьём. В суть, искромсанную потоком времени. В суть, излеченную сегодняшним днём. Ежедневной беззаботной жизнью. Детьми, приходящими чуть ли не каждый день в гости. Такео, Тао и М-21... Регисом и Сейрой, которые из-за своей молодости так не похожи на своих предков. Все воспоминания ярким калейдоскопом пронеслись в нашем общем сознании. Вспомнив, я дотянулся до М-21. На секунду, всего лишь на секунду он увидел это. И причине его слёз пришёл конец. Пусть Франкенштейн жадно впивался в мои губы, пусть его пальцы старались как можно отчётливей запомнить гладкость моей кожи, а губы – вкус моих губ… Пусть я также жадно, непривычно жадно обнимал его и принимал ласку – за этим стояло не только физическое слияние. Которого не будет. Отбросив внешний мир, я вернулся в разум Франкенштейна. Здесь мы были одни. Здесь он мог позволить себе всё. И он позволил. Я изгибался в его руках, просил, умолял, желал. Он обжёг каждый сантиметр моей кожи прикосновениями губ и языка. Он касался плоти, заставляя меня кричать. Он вдавливал меня то в траву, то в простыни, то в поверхность стола, и каждый толчок заставлял моё тело содрогаться от наслаждения. Я опрокидывал его на спину, и мы сливались вновь. Его пальцы оставляли красноватые следы на моих бедрах, а я улыбался, даже не думая подавлять стоны. Верх и вниз, чтобы добраться до пика страсти, чтобы освободиться и забыть обо всём, разрываясь на части… Привкус крови исчез. Франкенштейн обмяк в моих объятьях. На его брюках появилось смущающее пятно. Положив голову на моё плечо, он задыхался. - Тебе нужно отдохнуть, - заметил я, отпрянув от него. Франкенштейн слабо улыбнулся и рухнул на кушетку, обессиленно смотря в потолок. - Мастер… Зачем. Я не настолько сильно желаю этого. Или даже совсем не желаю. Я поднял рубашку с пола и, накинув её, встретился с ним взглядом. - Чтобы ты, наконец-то, понял это. Его глаза широко распахнулись, он привстал с кушетки, ошарашенно глядя на меня. - И тогда тоже? Я, соглашаясь, на миг прикрыл глаза. - Только тогда не было никого, кто мог бы занять в этом вопросе моё место. - Мастер! Возмущению Франкенштейна не было предела. Даже полностью опустошённый, он был способен на такое сильное чувство. - Я говорю не об уважении и почитании, Франкенштейн, и даже не о смысле жизни, - я внимательно посмотрел на него и он, не выдержав, отвёл взгляд. – Я говорю о любви. Обычной физической и духовной любви, которая от своей обычности ничего не теряет. Разве люди не считают обладание ею – счастьем? Франкенштейн только улыбнулся и тяжело вздохнул, снова ложась на кушетку: - Мастер… Я подошёл к двери. М-21 вздрогнул за ней, но бежать не стал. Он и так знал, что его присутствие – не секрет для меня. Как и его первые, не так давно вспыхнувшие чувства к Франкенштейну. Когда я прикрыл дверь, то встретился с ним взглядом. Безмолвно я прошёл мимо, словно не заметил его присутствия. В гостиной М-21 нагнал меня и, когда я сел на диван, он опустился рядом. Его руки вцепились в белоснежную обивку, и я даже начал опасаться, что он ненароком порвёт её. - Рейзел… Его решимости хватило только на это. Я про себя улыбнулся, оставаясь, как и всегда, внешне спокойным. - Чай. М-21 изумлённо отпрянул. Пару секунд он поражённо рассматривал меня, заполняя пространство комнаты хаотичными, неимоверно громкими мыслями и эмоциями. Вскоре, поняв, что спрашивать бессмысленно, он усмехнулся и, бесшумно встав, поплёлся на кухню. «Ну да… Это же Мастер. Его Мастер»