Драбблы с малышами-слэшерами

Джейсон       Дождь мелкими каплями ударял по ветхой крыше каюты. За окном свистел ветер, слегка заглушенный треском камина в комнате. Джейсон недавно принес больше дров, поэтому теперь ты могла лежать рядом с теплом, грея ладошки у языков пламени. Конец осени всегда был достаточно холодным, особенно в купе с тем, что дожди определенно не были редкостью для этой местности, учитывая близкое расположение лагеря к Кристальному озеру. И так теперь ты была вынуждена проводить большую часть вечера и ночи близь горящего огня в попытках так или иначе согреться. Этого было весьма достаточно. К тому же, сейчас на полу ты была обложена целыми горами одеял и пледов, которые Джейсон заботливо принес для тебя из других кают. Он всегда был очень внимательным и добрым. Возможно, именно поэтому ты и осталась с ним и сейчас наслаждалась его любовью и вниманием. Хотя мужчине иногда все ещё было сложно поверить, что его любят просто за само его существование, ведь до твоего появления в его жизни объектом взаимной любви могла быть только его драгоценная покойная мамочка, но с течением времени Джейсон очень даже привык к чужой привязанности. Это было мило. В такие моменты Джейсон больше походил на большого кота, чем на человека. Ты могла бы поклясться, что ему определено подошли мягкие прижатые к голове ушки и дергающийся от предвкушения счастья хвост, когда он лежал на твоих коленях.       Так было и сейчас. Джейсон расслабленно откинулся на гору одеял, в то время как ты расположилась на его груди в крепком замке нежных мужских рук. Наблюдение за мелькающими искорками камина расслабляли тебя. Джейсон же внимательно смотрел за тобой. Твои мягкие волосы, которые он так любил гладить; теплая, даже горячая в сравнении с его кожа; большие, вечно горящие какой-то затеей глаза и заботливые ладони с аккуратными пальцами, которыми ты всегда так нужно касалась его большего тела. О, боже, как он любил это. Твои прикосновения, наполненные лаской и одновременной тревогой, когда ты снова и снова проводила подушечками пальцев по его розовым рубцам и ещё свежим кровоточащим ранам, заставляли его хотеть возвращаться невредимым из каждой стычки с посетителями лагеря, чтобы лишний раз не волновать твое хрупкое сердце, которое он так обожал, и одновременно желать приходить домой, залитым собственной кровью и покрытым шрамами, чтобы ты коснулась его ещё хотя бы раз, чтобы позаботилась и обняла. От одной мысли о твоих невесомых прикосновениях его душа замирала, а в груди образовывалось странное лёгкое тепло, медленно стекающее вниз по его холодным венам. И это странное чувство всегда перехватывало у него дыхание. Джейсон не мог объяснить это чувство, оно было новым и странным. Но когда он изредка видел, как подростки занимаются чем-то весьма странным на территории его лагеря, возникало лёгкое желание. Ты лежишь на месте этой девушки, твое лицо такое же красное от прилившей к щекам крови, а волосы растрёпаны, и твоя грудь так часто вздымается от поверхностности дыхания. А он рядом, надвисает над тобой, лаская твою нежную кожу, покрывает ее поцелуями… Мимолётная мысль об этом оставляет после себя небольшую твердость в штанах Джейсона. Он тут же встряхивает головой, намереваясь разобраться с этими подростками прямо здесь и сейчас.       Сейчас, когда ты лежишь на нем, Джейсон не может не улыбнуться. Одна рука движется вверх, лаская твои щеки и спутанные волосы; твои губы изгибаются в приветливой улыбке, когда ты прикрываешь глаза и откидываешься назад чуть сильнее, навстречу большой руке Джейсона.       И снова это странное чувство, опускающееся от лёгких до низа живота, сцепляясь внутри странным тягучим узлом. Тепло медленно разливается внутри, а промежность отзывается некоторой болезненностью.       Пальцы Джейсона скользят по твоей шее, вырисовывая небольшие круги на твоей щеке, и отводят твое лицо слегка в сторону, давая мужчина доступ к твоей коже. Он начинает мягко тереться о нее, стараясь не царапать твое тело хоккейной маской. Его собственный способ «поцелуя».       Ты хихикаешь, касаясь ладонью щеки мужчины. Из его груди вырывается довольное урчание, когда он сильнее прижимается щекой своей маски; он буквально чувствует сквозь нее тепло твоей кожи.       Джейсон осторожно выползает из-под тебя, от чего ты оказываешься зажата между его сильным телом и мягкими слоями одеял. Мужчина надвисает над тобой, его дыхание учащается, отражаясь о стенки маски. Он укладывает лицо тебе на грудь, и ы улыбаешься, массируя пальцами кожу его головы. Но когда его холодная рука оказывается под твоим свитером, твое тело пробивает дрожь. Ты упираешься ладонями в его грудь, пытаясь отодвинуть его как можно дальше от своего тела.       — Д-Джейсон, стой!.. О-Остановись, пожалуйста… — голос отчаянно дрожит, трясущиеся руки показывают, насколько ты напугана; на глазах выступают капельки слез.       Джейсон повинуется, обеспокоенный твоей внезапной сменой настроения. Тепло его тела мгновенно сменяется растущей тревогой, сворачивающейся в глубине его желудка. Мужчина садится, выпуская тебя из своей хватки, от чего ты поспешно вскакиваешь, отодвигаясь от Джейсона как можно дальше. Сердце бешено бьётся в твоих ушах, ты обхватываешь себя руками в попытках успокоиться и восстановить ровное дыхание. Из груди вырывается глухой всхлип. Твои челюсти дрожат, а щеки становятся все более и более влажными от усилившихся слез. Сквозь пелену слез ты видишь, как глаза Джейсона в ужасе расширены, а из-под маски слышится жалобное хныканье, когда он борется с желанием прикоснуться к тебе, успокоить; кулаки на его коленях болезненно сжимаются до побеления костяшек.       — Не трогай меня… так… Я… Черт, — бормочешь ты, вытирая лицо тыльной стороной руки.       Джейсон пересиливает собственный страх, медленно двигаясь к тебе, и заключает в робкие объятия. Нежные и осторожные, словно ты хрупкая хрустальная фигурка, которой он так дорожит и боится сломать; его сокровище. Напуганная, ты вжимаешься в его широкую грудь, сжимая горсть его рубашки. Ткань мгновенно пропитывается солёной влагой.       — Я просто… Это слишком много. Не сейчас…       Ты пытаешься собрать слова в цельные предложения, что получается весьма плохо. В голове крутятся мерзкие картинки прошлого, полные боли и твоих горьких слез. Время, после которого тебе долгое время пришлось посещать психотерапевта, чтобы избавиться от посттравматического стрессового и генеративного тревожного расстройств, долгое время держащих тебя в темноте страха собственного сознания. Ты думала, что все это прошло, что стало гораздо легче, но, видимо, ты ошибалась. Нет, ты определенно доверяла Джейсону, он был прекрасным и самым добрым и любящим человеком в мире, но вместо его ласковых прикосновений ты ощущала те мерзкие фантомные руки. Страх перед болью. Страх перед смертью. Это единственное, что руководило тобой, прежде чем ты поспешила отстраниться от Джейсона, как испуганное раненое животное.       — М-Мне очень жаль… Я не хотела тебя пугать, н-но… Это больно… Джейсон сильнее прижимает тебя к себе, поглаживая твою дрожащую спину. Ты чувствуешь его некоторую дрожь. Он действительно раскаивался, что действовал так резко и опрометчиво.       «Мы можем поговорить?» — он коротко подписывает, глядя на тебя с беспокойством. Ты нервно сглатываешь, но нехотя киваешь. Его тело полно решимости. Джейсон готов выслушать тебя, он готов понять и поддержать, ты уверена.       «Не нужно пытаться самой. Я хочу помочь. Справимся вместе.» Томми.       Техасский летний вечер не отличался особым разнообразием. Днём всегда было жарко, а ночью ещё жарче, так что приходилось держать окно открытым, за исключением того, что ночью ты могла раскрыть шторы, не беспокоясь о том, что воздух ещё сильнее нагреется от палящего солнца. Первое ты не особо заостряла на этом внимание, в конце концов, ты любила тепло — лето, отдых, каникулы, — тебе просто некогда было жаловаться, покуда ты привыкала к нынешнему распорядку жизни. Но со временем жара действительно стала чем-то адским. Если бы ты только могла вернуться домой в чертовски холодную зиму, ты наверняка бы пролежала пару часов на снегу в одной футболке, стараясь впитать в себя этот мороз всеми фибрами своего уставшего тела. Но сейчас с этим приходилось мириться, в конце концов, ты действительно застряла здесь.       Когда последние алые лучики солнца, некогда ласкавшие своими огненными языками горизонт, скрылись за синей линией неба, а чёрное ночное полотно украсила добрая дюжина белоснежных звёзд, ты блаженно плюхнулась на кровать, довольная тем, что день подходит к концу. Твоя новая жизнь в Техасе стала уже почти обыденной. Днём ты помогала дорогой Люде-Мэй с готовкой и уборкой по дому или сопровождала ее во время очередного похода на чаепитие к Чайной леди, выполняла небольшие поручения Хойта или время от времени заходила в подвал к Томасу, пока тот разбирался с очередными жертвами. Летом их было особенно много, что не могло не радовать всех членов семьи Хьюитт, ведь теперь у них определенно будет много мяса в ближайшее время. В такие моменты ты просто натянуто улыбалась. Не сказать, что ты отказывалась от мяса, всё-таки тебе требовалась пища для жизни, но иногда ты имела возможность отказаться от него, списав на то, что не голодна, и это ласкало твою душу. Это ведь все ещё делало тебя человечной?       Сейчас же ты лежала в вашей с Томасом спальне, откинувшись на мягкие подушки. Одеяло валялось на краю кровати, грозясь вот-вот упасть, когда ты ворочалась из стороны в сторону в тщетных попытках найти удобное положение для сна. Томми, по своему обыкновению, задерживался в подвале, чтобы убрать разделенное мясо, так что тебе приходилось некоторое время находиться в одиночестве. Простыни уже были достаточно помятыми и влажными под твоим разгоряченным телом. Комната была залита ярким светом приветливой луны, глядевшей в окно дома Хьюиттов впервые за длительное время. Где-то внизу слышалось тихое пение работающего радио. Наверняка Хойт снова оставил его на крыльце. В остальном все достаточно тихо. Нет надоедливых насекомых, шума машин или жужжания бензопилы.       Тяжело вздохнув, ты снова перевернулась на другой бок, после чего послышался короткий щелчок повернувшегося замка. Ты привстаешь на локтях, наблюдая за вошедшим в спальню Томасом. Он уже одет в чистую рубашку. Как хорошо, что ты настоятельно решила приучить его к периодическому принятию душа, особенно после тяжёлой работы. Мужчина быстро закрыл за собой дверь, после присаживаясь на край кровати.       — Томми, — лепечешь ты, протягивая руки к Хьюитту и раскрывая для него любящие объятия, — Я уже решила, что ты хочешь ночевать в подвале.       Из его груди вырывается короткий смешок, когда он видит, как ты по-детски наигранно надуваешь губы. Мужчина снимает рубашку и осторожно вешает ее на стоящий у небольшого стола стул. Томас подходит к кровати и ложится на свою половину, матрас сильно скрипит и прогибается под его значительным весом. Ты улыбаешься, когда Томми ложится рядом, и ластишься к его груди. Хьюитт прижимает тебя к себе, притягивая за талию; его большие руки нежно гладят твою кожу.       — Ты знаешь, что тебе не нужно носить маску рядом со мной, милый, — шепчешь ты, не поднимая на мужчину глаз.       Ты стараешься не повышать на него голос в такие моменты, чтобы у Томаса был очевидный выбор. Ты не из тех людей, кто стал бы лишать своего дорогого человека собственной воли.       Кажется, Томас колеблется; ему все ещё непривычно находится рядом с кем-то без маски, он чувствует себя незащищённым, он даже не снимает ее при матери. Каждый раз его грудь наполняется жгучей болью, а по телу проходит крупная дрожь. Вдруг на этот раз ты оскорбишь его и решишь уйти? Но всё-таки мужчина собирается с силами, его большие руки тянутся к металлической пряжке на затылке. Его пальцы немного дрожат, что мешает с первого раза расстегнуть ремни. Страх клубится в его кишках, когда мужчина медленно отделяет шершавую кожу от своего лица. Взгляд Томаса устремлён вниз, он ещё никогда не находил эти старые простыни такими увлекательными.       Ты замечаешь его робость. Всегда замечаешь. Ты медленно подносишь руку к его лицу, нежно проводя пальцами по изуродованной рубцами и шрамами коже. Твои ладони ласкают его лицо, прикосновения оставляют на щеках невесомые поцелуи.       — Какой же ты всё-таки красивый, — тихо говоришь ты, хотя знаешь, что он непременно это услышит.       Пара васильковых глаз по-щенячьи устремляется на тебя. Голубой, такой чистый и нежный, нетипичный для Техаса цвет. Ты улыбаешься ему, дотягиваясь до его лица и целуя ороговевшие шрамы. Томас облегчённо вздыхает, уголки его губ слегка приподнимаются, и мужчина целомудренно касается ртом твоих губ. Ты цепляешь его за нижнюю губу, увлекая Хьюитта в лёгкий поцелуй.       — Я думаю, нам действительно пора спать, Томми, — хихикая, произносишь ты, проводя пальцами по смольным волосам мужчины.       Томас глухо хрюкает, проводя рукой по твоей талии, сжимая бок. Мужчина прижимается к твоему телу, лаская тебя руками; ты чувствуешь растущую в его штанах плоть. Твои глаза взволнованно распахиваются, когда большая ладонь скользит вверх по твоему бедру, и ты поспешно выставляешь руки перед собой, стараясь отодвинуть Хьюитта.       — П-Подожди, Томми, — дрожащим голосом шепчешь ты, но слетевшее с твоих нежных губ его имя, кажется, ещё сильнее подстёгивает мужчину двигаться. Он прижимается ртом к твоей шее, оставляя осторожные прикосновения своей шершавой кожей, — Томас!       Хьюитт вздрагивает, когда ты выскакивает из-под него и отползаешь на другой конец кровати. Из твоих ошеломленных глаз быстрым ручьями стекают дорожки слез, делая твою и без того влажную от пота рубашку ещё более липкой. Ты прижимаешь ладони к груди, шмыгая носом и бегая глазами по возлюбленному. Томас опешил. Его рука повисает в воздухе в немом вопросе, прежде чем глаза наполняются волнами беспокойства и тревоги. Он напугал тебя? Он сделал тебе больно? Не дожидаясь ответа, Томас поднимается с кровати и тянет руки к тебе, воркуя над твоим меньшим дрожащим телом. Ты колеблешься, но соглашаешься на объятия. Все в порядке, это Томми, твой любимый мужчина, он не плохой, это не тот мерзкий человек. Быстрое бормотание срывается с его губ, пока он осторожно гладит тебя по волосам.       — Прости… Я не думала, что все получится т-так резко… Было слишком быстро, я… Ничего.       Его большая рука нежно сжимает твое плечо, осыпая твою голову несколькими невесомыми поцелуями, стараясь успокоить тебя.       — Просто… Это сложно, — ты неуверенно смотришь на Томаса, но встречаешься лишь с его ласковым взглядом; он готов слушать, — Я… Я не помню, сколько мне было лет, к-когда это произошло. Все было слишком быстро. Это был учитель средней школы. Он был добрым. Слишком. О-Он хорошо ко мне относился, ставил хорошие оценки. Иногда он ласково называл меня, гладил по голове за хорошие оценки… Я думала, что это хорошо, что я действительно стараюсь, а потом… Он оставил меня на «дополнительное» занятие. Я была ребенком, не думала, что будет что-то плохое. Он завел меня в кабинет, так было всегда, но в этот раз он закрыл дверь на ключ. Сперва учитель был добр. Позвал к себе, чтобы объяснить тему, но… Он сказал сесть к нему на колени. Он даже разрешил мне взять конфеты, которые никому не разрешалось трогать. Называл меня «хорошей девочкой»… Сказал что я очень способная ученица, и могу получить высший балл по его предмету, просто… Просто для этого мне нужно сделать для него кое-что… Что-то, что ему может понравиться… Я думала, что вещь идёт о каких-то сладостях или вроде того, может быть дело даже в какой-то важной для него покупке, но… Он попросил меня раздеться. Ребенка. Я не понимала его. Я действительно не хотела этого делать… — твое тело пробивает дрожь, и ты сильнее прижимаешься к тёплому телу Томаса, — Я правда не хотела… Но он сделал это. Школа была пуста, а охранник, как всегда, спал на рабочем месте. Я пыталась кричать, но он закрыл мой рот какой-то тканью… Очнулась я уже потом, в лесопарке недалеко от школы. Я пыталась что-то сказать маме, но учитель говорил, что мне не поверят, что он найдет и убьет меня… Он говорил, что я странная, раз мне не понравилось. Что я не правильная…— с твоих губ срывается тяжёлый вздох, — Прости, что наговорила тебе всего этого, я просто…       Твои слова прерываются резким объятием. Томас скулит, зажмурив глаза и зарывшись носом в твои волосы. Нет, ты не виновата. Этот мерзкий человек должен был заплатить за твои страдания. Если бы только он мог оказаться тогда там, с тобой, он бы непременно убивал этого человека как можно медленнее. Томас так рад, что ты рассказала ему это! Это ведь было тяжело, верно? Боже, ему так жаль.       Томас отодвигается и смотрит на твое лицо: твои глаза опухли от длительных слез; губы искусаны за то время, пока ты углублялась в эти мерзкие воспоминания; а щеки красные и влажные. Но ты все же такая красивая. Он нежно проводит пальцами по твоему лицу, касаясь твоих губ в лёгком поцелуе. «Я тебя люблю, Т/И» — хочет сказать он. Майкл.       Осень в Хэддонфилде всегда была красивой. Золотые листья, усыпающие влажные после ночного дождя дороги; пестрящие дома, за несколько недель готовящиеся к Хэллоуину; лёгкий, ласкающий волосы ветер и сияющее высоко в небе солнце, наконец не закрытое массивными тучами. Каждая прогулка теперь сопровождалась радостными, почти дикими возгласами бегающих по округе детей и приятный хруст сухой листвы под ногами. Жизнь вокруг кипела, готовясь к предстоящему празднику.       Наверное, именно поэтому ты и твои друзья по колледжу решили собраться после пар в небольшой кафешке возле корпуса и обсудить празднование. Большинство проголосовало за посиделки в доме Майлза, у которого родители уезжают в командировку и не будут дома в течение нескольких дней. Каждый должен был закупиться по оглашенному списку и добавить что-то особенное от себя.       Удивительно, но вся дискуссия заняла не больше получаса, поэтому уже в час дня все собирались расходиться.       — Хей, Т/И, — окликнул тебя Джеймс, и ты ласково улыбнулась ему, — Тебя подвести?       — Разве ты не живёшь в другой стороне? — ты складываешь руки на груди, ехидно улыбаясь и вопросительно приподнимая бровь.       — Увы, я сегодня сижу с Эбби, — парень сильно краснеет, виновато потирая затылок рукой, и из твоей груди вылетает лёгкий смешок.       — Тогда поехали.       Всю дорогу до Лэмпкин-лейн Джеймс рассказывал тебе о своей младшей сестрёнке. Эбби — милая курносая девчонка с кудрявыми рыжими волосами, которые всегда спадали на ее немного сгорбленные плечи небрежным каскадом, и большими, полными любопытства карими глазами. Она обучалась во втором классе начальной школы недалеко от твоего дома, поэтому ты часто видела ее из окна. Девочка приветливо улыбалась своей частично беззубой улыбкой и махала рукой с вечно обклеенными пластырями пальцами. В отличие от своего спокойного брата, она была настоящей проблемой для своего семьи. Но с тобой Эбби всегда была приветлива, поэтому ты с удовольствием слушала истории Джеймса.       — Эбби повезло, что у нее такой хороший брат, — бормочешь ты, пялясь в окно; магазины медленно сменяются жилыми домами, как капли воды похожими друг на друга.       — Д-Да, ха-ха, наверное…       Вы с Джеймсом дружили ещё с начальных классов, поэтому он был твоим самым надёжным другом. Раньше вы всегда собирались и делали домашние задания вместе, ходили в кино и оставались на ночёвки, но потом… вы выросли.       — Нужно как-нибудь повторить наш знаменитый «вечер кино», — отмечаешь ты, вопросительно смотря в серые глаза друга.       — Определенно. У меня ещё остались старые кассеты.       — Чудно! — ты хлопаешь Джеймса по плечу, — Ну, спасибо, что подвёз. Думаю, я бы добиралась до дома целуя вечность, смотря на все эти пробки…       — Без проблем, — Джеймс понимающе улыбается, — До пятницы?       — До пятницы, — лепечешь ты, заключая парня в долгие объятия.       Дождавшись, пока Джеймс сядет в машину, ты идёшь в стороны входной двери, быстро поднимаясь по скрипящим ступенькам. За твоей спиной послышался протяжный скрип шин, и вскоре машина скрылась за поворотом, оставляя тебя в полном одиночестве. Ты шаришься по карманам в поисках ключа и заходишь в дом, закрывая за собой дверь на ключ и вешаешь его на крючок. Майкл же в любом случае выходит через заднюю дверь, верно?       Внутри все довольно тихо.       Пройдя вглубь дома, ты заходишь на кухню. На плите стоит жаровня с мясным рагу, хотя ты точно помнишь, что убирала его в холодильник минувшим вечером. Раковина забрызгана мелкими каплями воды. Тебе действительно нужно приучить Майерса к порядку. Слегка нахмурившись, ты достаешь из висящего над раковиной шкафчика стакан и наполняешь его прохладной водой. Внезапно ты чувствуешь ладонь, слегка сжимающую твою шею, кожа мгновенно покрывается мурашками.       — Майкл! — взвизгиваешь ты, когда часть воды проливается на стол, — Когда ты перестанешь подкрадываться…       Мужчина разворачивает тебя, вжимая всем своим массивным телом в стол. Руки покоятся по обе стороны от твоих бедер, сжимая толстое дерево. Ты с непониманием смотришь в черные пустоты маски, надеясь увидеть за ним хотя бы намек на того человека, которого ты любила всем своим сердцем.       Майкл всегда молчал. Единственными издаваемыми им звуками могли быть дыхание, громко звучащее под латексом маски, или редкое хмыканье, когда ты делала мужчине очередное замечание. Человек, которого было просто невозможно прочитать, до того он был непредсказуем.       Но тебе он позволял это делать.       Наклон головы в сторону, означающий выживание твоего ответа или его заинтересованность в том или ином деле; сжатые кулаки, когда Майерса что-то особенно раздражало или, что бывало достаточно редко, расслабленные плечи мужчины, когда он оказывался в более-менее приподнятом настроении, учитывая отсутствие каких-либо эмоций на его «лице». У тебя было какое-то негласное разрешение находиться к Майклу чуть ближе, чем всем остальным. И это же разрешение стало твоей визитной карточкой и защитой против того, чтобы быть убитой рукой Бугимена.       И вот сейчас, будучи зажатой между твердой поверхностью стола и шершавой тканью комбинезона Майерса, ты чувствовала себя чертовски уязвимой и слабой. Сейчас эта была Форма, а она не терпела неподчинения. Ты нервно сглатываешь, виновато отводя взгляд.       — Прости. Ты просто реально напугал меня.       Не успеваешь ты вернуть на него свой взгляд, как Майкл уже прижался ртом к твоим губам, закатав низ маски. Его мягкие губы неумело скользят по твоей коже, но запал и желание мужчины компенсируют его настырность и грубость. Ты судорожно выдыхаешь, заводя пальцы в искусственные волосы маски.       — Я тоже по тебе соскучилась, — улыбаясь, произносишь ты.       Щеки предательски горят ярко-малиновым, а сердце бешено танцует в ушах.       Но на этом мужчина не останавливается, припадая к твоей шее, и оставляя хаотичные мелкие засосы. Ты закусываешь нижнюю губу, из груди вырывается короткий скул. Дыхание учащается, а шум в ушах нарастает, когда ты чувствуешь, как грубая рука Майерса оказывается у тебя под рубашкой. Ты тянешь его за волосы в сторону, голос предательски дрожит, выдавая животное волнение, когда ты пытаешься оттянуть мужчину от себя.       — М-Майкл перестань…       Твои конечности дрожат, когда ты отчаянно стараешься достучаться до возлюбленного, цепляясь за ткань его комбинезона. Губы поджимаются, пока ты пытаешься успокоиться, но рот на твоей шее и интимно поглаживающая твое тело мужская ладонь не дают сосредоточиться, вырывая из тебя болезненные мольбы.       — Майкл, хватит… Майкл!       Твой голос срывается на крик, когда ты отталкиваешь Майерса от себя, и с тяжёлым стоном приземляешься на твердую поверхность пола. По щекам ручьями текут слезы, и ты торопливо стараешься стереть их руками кофты.       — П-Пожалуйста, не надо…       У тебя не получается выдавить из горла ничего, кроме шёпота. Перед глазами пляшут черные пятна, а голова точно заполнена свинцом. В памяти четко всплывает массивный темный образ, надвигающийся на тебя, а потом ничего, кроме страха и боли. Ты вгрызаешься ногтями в мягкую плоть ладошек, пытаясь вернуть мысли в реальность, что определенно получается очень плохо.       — П-Прости… Я не х-хотела…       Майкл оказывается рядом с тобой, опустившись на колени. Его голова наклонена вбок, а маска вновь полностью натянута на лицо. Он смотрит в твои красные от слез глаза, пытаясь найти в них причину твоему страху.       Тебя кто-то обидел? Это тот пристававший к тебе парень с улицы? Чего ты так испугалась?       Сквозь дрожь тела ты чувствуешь, как твоей горящей щеки касаются чужие пальцы в нежном прикосновении. Майкл не читаемо смотрит на тебя, и всё-таки его действия наполнены лаской.       — Скажи.       Единственное, что он произносит своим хриплым от долгого неиспользования голосом. Ты смотришь на него в недоумении, но такое резкое открытие определенно вырывает тебя из зыбких темных воспоминаний. Немного придя в себя, ты бормочешь какие-то слова, постепенно формирующиеся в целые предложения. Твой рассказ кажется бессвязным, но Майкл определенно все понимает и запоминает с точностью до буквы. Школа. Учитель. Это событие из детства явно подкосило тебя и все твое эмоциональное состояние. Майкл внимательно слушает, продолжая гладить тебя по голове.       Когда ты наконец заканчиваешь, смотря на Майерса исподлобья, выжидая его реакции, его большие руки резко тянут тебя на себя, заключая в неловкие объятия. Для Майкла это очевидно непривычно. Он в целом не жалует нежности. Но сейчас его движения, хоть и жёсткие, но наполненные той лаской и пониманием, которых тебе не хватало все это время. Он движется медленно, почти обдумывая каждое прикосновение. Ты спокойно прикрываешь глаза, когда тревога отступает.       — Мой, — шепчет Майкл тебе в самое ухо; он хочет сказать «Теперь ты в безопасности», ведь теперь Форма Хэддонфилда будет охранять и защищать тебя от каждого мерзкого человека в мире. Винсент.       Винсент всегда удивлялся, почему ты выбрала именно его.       Ты была замечательным, самым прекрасным человеком из всех, кого он знал, и ты досталась именно ему. Рядом были его два брата, которые, как считал Винсент, намного лучше него: Лестер — трудолюбивый парень с хорошим чувством юмора и острым языком, с которым ты достаточно тесно общалась, и Бо — его брат близнец, и просто ответственный семьянин и писаный красавиц, хотя и тот ещё дерьмовый мужчина в душе. А Винсент… Он был просто Винсентом. Синклер часто видел себя, как обузу для своих близких и урода из-за своего врождённого шрама. Была ли тому причина издевательства Бо или его личные самокопания. И все же, ты выбрала именно его, за что Винсент был тебе безмерно благодарен. Мужчина любил тебя больше всего на свете. Ты была его сокровищем, музой и смыслом его жизни. При одной мысли о твоём милом существа в груди Винсента разливалось приятное ощущение, словно вокруг его сердца медленно плелась любовная паутина, хрупкая и прочная одновременно. Со временем это чувство перешло в нечто другое, не знакомое Винсенту до этого момента. Твой взгляд, твоя улыбка и лёгкое покраснение щек от очередного мимолётно брошенного в твою сторону комплимента — они разжигали огонь в его сердце, но пожар охватывал все его сильное тело, каждый мускул, каждая клеточка пронизывалась горящими нитями, кровь бурлила в его венах. Так ли это было странно?       Последние несколько дней напролет ты проводила в подвале Винсента. В одночасье тебе просто стало грустно и, наверное, немного скучно, поэтому ты решила привести его рабочее место в относительный порядок. Повсюду валялись сломанные карандаши, не расплавленные свечи, использованные альбомные листы и прочая атрибутика художника. Нередко до этого ты лично видела, как твой парень часами не мог найти что-то в этом «творческом беспорядке». Мужчина был удивлен, когда ты предложила помочь, но не стал мешать: то, какой сосредоточенной и увлеченной ты была, когда рассматривала его, пусть иногда неудачные, работы, вызывало на его лице лёгкую улыбку. Прекрасная возлюбленная.       Время близилось к полуночи.       Луна давно сияла высоко в небе, окружённая сотнями мерцающих звёзд, словно рассыпанными по черному полотну бриллиантами. Ветер гулял меж домами, постукивая в их запятнанные окошки. Это придавало Эмброузу какую-то потустороннюю жизнь. Где-то вдали, у леса, громко каркали вороны, оставляющие после себя лишь шум порхающих крыльев, эхом отдающийся между густой вереницей деревьев.       Винсент сидел в вашей общей спальне, откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу. Его висящая в воздухе ступня нервно болталась из стороны в сторону. С твоим появлением в его жизни весь существующий вокруг мир, выстроенный за многие годы одиночества, словно раковина моллюска, начал медленно крошиться, оставляя после себя лишь безграничное пространство, заполненное твоим вниманием. Мужчина решил, что тебе наверняка не понравится жизнь, ограниченная подвалом, поэтому он полностью переделал бывший кабинет отца под хорошую спальную комнату с прямым спуском вниз. Теперь он мог возвращаться сюда даже поздно ночью, уверенный в том, что не разбудит тебя.       Сейчас же все было в точности наоборот. Винсент сидел и ждал твоего возвращения. Он мог бы лечь один, но без твоего тепла рядом шанс появления очередного ночного кошмара чрезвычайно увеличивался.       Ты была рада помочь возлюбленному. В конце концов, зачастую, он и без этих хлопот выглядел напряжённым и нервным, словно ходил по раскаленным углям. Всегда в глаза бросались его сгорбленные плечи с массой узлов, которые ты каждый вечер нежно гладила, обводя слегка выраженные мышцы. Если бы ты помогла ему, Винсент наверняка смог бы отдохнуть чуть больше.       Обводя пальцами очередную незаконченную картину Синклера, ты отмечаешь выбранные им цвета, композицию, красивый ракурс… Обычно твой возлюбленный нечестно оценивал свои работы, считая их недостаточно красивыми. Тебе всегда приходилось доказывать ему обратное. Проводя ладонью по живописному пейзажу, ты чувствуешь сцепляющиеся на твоей талии руки.       — Винни, — протягиваешь ты, поглаживая восковую щеку мужчины; он довольно урчит, наклоняясь к твоему прикосновению, словно он чувствовал это своим настоящим лицом, — Почему ты не спишь?       В ответ Винсент сильнее прижимается к тебе, потираясь подбородком о твоё плечо. Длинные черные волосы щекочут твою кожу. Ты хихикаешь и разворачиваешься в его объятиях, притягивая Синклера в ответ. Его сильные руки всегда оставляли теплые приятный прикосновения на твоём теле, от чего ты невольно улыбалась. Винсент был похож на большого верного щенка.       Ты прижимаешься к нему, вдыхая носом аромат его мягкой кожи: лаванда и легкий намек на дым, запах, который буквально въелся в его тело за долгие годы упорной работы над восковыми фигурами.       — Хорошо, идём спать.       Ты подрываешься с места, намереваясь идти к выходу, но хватка на твоей талии становится только сильнее, удерживая тебя на месте. Ты окидываешь Винсента вопросительным взглядом, но он тут же ласково прижимается ртом к твоим губам, приподняв край маски. До невозможности нежен и осторожен, он ласкает твои мягкие губы, наслаждаясь этим моментом и стараясь запечатлеть его всеми фибрами своего тела. Словно ты была его самым важным, судьбоносным проектом всей его жизни.       Руки медленно поглаживают тебя, начиная блуждать по твоему телу. Одна из них находит твою ладонь, чувственно переплетая пальцы. Его действия легки, полны трепета, чтобы передать всю ту ласку и любовь, на которую мужчина способен ради тебя, но в твоей груди растет комок беспокойства. Он медленно увеличивается, сжирая тебя заживо. С каждым касанием кожи чувство внутри натягивается, словно тугая металлическая спираль, готовая взорваться в любую секунду.       — Винсент, подожди… Пожалуйста…       Мужчина замирает, удивленный дрожанием твоего голоса. Рука, некогда двигающаяся по твоему бедру, теперь осторожно прижалась к твоей щеке, вытирая выступившие слезы. Винсент хмыкает, бессовестно спрашивая, что с тобой произошло.       — Это… Страшно.       Яркие голубые глаза бегают по твоему лицу, выискивая намек на ложь или неудачную шутку, но твои дрожащие губы доказывают ему обратное.       В последнее время мысль о близости все сильнее давила на Винсента. Не то, чтобы ты не нравилась Синклеру, но он и не был одержим, мужчина хотел медленного развития ваших отношений. Но каждая нелестная шуточка Бо на этот счёт все сильнее изнашивала его терпение. «Т/И в жизни не захочет спать с таким уродом» — зацепились в его смольной голове настолько, что Винсент перестал часами работать в мастерской, все глубже погружаясь в болезненные размышления. А вдруг ты.?       Винсент взял обе твои руки в свои, подводя тебя к деревянному стулу и усаживая за стол. Сам он встал перед тобой на колени. Мужчина положил ладони на твои бедра, нежно выводя большими пальцами круги, готовый выслушать тебя.       Твой рассказ о школьных годах поразил Синклера. Его ладони с каждым предложением сжимались а кулаки; он был готов убить этого урода прямо сейчас. Теперь ты сидела перед ним, рыдая от собственной жалости, ведь ты не смогла пересилить в себе этот страх.       Но Винсент просто обнял тебя за бедра, укладывая голову тебе на ноги. Он, кажется, мгновение размышляет о чем-то, тут же поднимая на тебя виноватый взгляд. Его рука медленно тянется к маске, болезненно долго снимая с живой кожи слой воска. Лицо слегка краснеет из-за прохладного воздуха комнаты, теперь не согреваемое собственным, некогда возбуждённым дыханием Винсента.       Теперь твоему взору открыто его искаженное огромным шрамом лицо. Правая сторона полностью багровая, лишённая кожи и небесно-голубого глаза, вместо которого зияет пустая дыра. Его смущённый взгляд скользит по твоему лицу в поисках признаков твоей реакции…       Ты просто вновь гладишь его щеку, и Винсент расслабляется. Он прикрывает веки, как кот прильнув к твоей ладони, и удовлетворённо вздыхает.       Этой ночью вы оба приоткрыли маленький дверцы своих сердец другу для друга, открывая доступ к самым болезненным страхам.