***
У меня дома всегда целая куча всяких напитков. В шкафу есть несколько разных видов пакетированного чая: с ромашкой, со вкусом черничного тарта, рождественская тайна, с бергамотом, со вкусом изжоги (с имбирём) и ещё десятки разных. В холодильнике всегда есть томатный сок, который пью только я, и яблочный сок, который пьёт только Джерард, когда приходит в гости. Из-за того, что он приходит ко мне как минимум раз в два дня и тусуется по три часа, у мамы есть ощущение, что он тут живёт, и да, поэтому она покупает яблочный сок для моего лучшего друга. Я ей напоминаю, разумеется (кидаю коробку в тележку, а мама просто платит). Ещё каким-то образом в холодильнике всегда находится полупустая коробка апельсинового сока, которая обязательно загораживает мой томатный. Этот сок пьют все, кто заходит к нам в гости, потому что томатный сок для меня, а яблочный для Джерарда. Всё логично! В кофейнике всегда есть кофе. Ему часто бывает уже один или два дня, потому что его заваривает папа перед тем, как уйти на смену в больницу, а кроме папы и Джерарда кофе никто не пьёт. Обычно, когда Джи замечает наполовину полный кофейник, он уже и сам наполовину состоит из яблочного сока, так что… вот. Словом, все напитки хороши, но если вы хотите составить план по завоеванию чьего-то сердца, то вам обязательно надо выпить полбанки энергетика со вкусом абрикосовых косточек, покормить мою собаку и сделать за меня реферат по истории. Мы валялись на заднем дворе дома в тени клёна. Точнее, я валялся, а Джерард портил себе позвоночник, переписывая с телефона от руки то, что нашёл в интернете. Вообще-то у меня уже высший балл по истории, и в этом реферате нет никакой необходимости, но не могу же я делать всё для Джерарда даром? Надо иметь хоть какое-то самоуважение. Ну, или его видимость. Перед глазами мельтешили фотографии различных девушек из нашей школы, посты-простыни, которые они публиковали у себя на страничках без страха быть высмеянными – конечно, они же не какие-нибудь неудачницы. Лоис носилась по траве и пыталась отыскать под землёй кротов, кроликов или ещё бог знает кого. Она виляла своим хвостом так, что вот-вот должна была улететь в космос. Её периодическое тявканье и озорное рычание – то, что заставляло мозг оставаться сосредоточенным на этом потоке информации. На что только не пойдёшь, чтобы лучше узнать Эмили (читать с чувством досады)! – Всё! Джерард швырнул ручку подальше от себя, и она улетела прямо в мамины кусты пионов, стебли которых склонялись к земле под весом бутонов. На днях я видел там муравьиные армии. Если Джи захочет свою ручку назад, то за ней я уж точно не полезу. От мысли о насекомых по коже пробежались неприятные мурашки: как будто по мне и правда кто-то забегал. Я дёрнулся и перевёл взгляд на Джерарда. Он был в моей футболке и шортах, которые были ему коротковаты и по длине не доходили даже до коленной чашечки. Понятия не имею, откуда они вообще в моём гардеробе взялись, ведь я не вылезаю из штанов даже летом. Обычно Джи смущался, когда оголял ноги, но меня это смущение не касалось: мы с ним дружим уже лет триста, так что мне он позволяет видеть себя даже в трусах. – Что там у тебя? Не томи! Я задержал дыхание и замер, потому что он навалился на меня всем телом, чтобы заглянуть в телефон. Когда он так делает, мой мозг перестаёт функционировать нормально, и я более-менее могу контролировать только жесты. Я чувствовал его сигаретное дыхание на лице, разбавленное запахом абрикоса, и это заставляло все мысли расползаться в стороны по углам черепной коробки. С (не)давнего времени такую близость стало совсем тяжело переносить, не придавая ей сексуальный подтекст. Как и сейчас. Так что я заёрзал, пытаясь таким образом заставить Джерарда встать с меня: – Ты меня раздавишь. Если вы не хотите спалиться, что влюблены в друга, то приходится делать вещи, которые делать совсем не хочешь. Джерард дёрнулся, и его коленка вписалась мне в промежность. – Ой, прости! – он вскочил на ноги, будто его кипятком ошпарили, а я с ловкостью ниндзя сразу же перевернулся на живот. Джерард отодвинул подальше мой (свой) конспект, а потом сел обратно на плед, скрестив ноги. Уверен, что вы уже поняли, что я влюблён в лучшего друга. И вот сейчас-то впору спросить меня: «Фрэнк, ты что, совсем идиот? Кто помогает своему объекту воздыхания охмурить кого-то другого кроме себя? Наверное, у тебя есть офигительно надёжный план, иначе ты реально чокнутый». Не поймите меня неправильно. Я правда собираюсь помочь Джерарду с тем, чтобы завоевать сердце Эмили, и устроить им хотя бы одно свидание. И это даже не потому, что у меня крыша потекла или ещё что – просто давно уже ясно всем: мне, Лоис и яблочным огрызкам под кроватью, – что у меня нет никаких шансов на взаимность. Я не его типаж. Слишком неуклюжий, простой и приземлённый. У меня нет красивых блестящих на солнце волос, я не умею хорошо петь или танцевать, и я даже не волонтёр в приюте для животных. Я – это просто я. Фрэнки, которого Джерард знает даже дольше, чем своего младшего брата; Фрэнки, к которому можно прийти пожаловаться на разбитое сердце; Фрэнки, который всегда даст списать биологию. А даже если бы шансы и были… Я никогда не признаюсь Джерарду в чувствах. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Даже под дулом пистолета! Если я буду в банке и придёт грабитель, и он скажет, что не выстрелит в меня, если я признаюсь Джерарду в чувствах, то я буду молчать. Вот так. Помогать ему справиться с очередной лажей в отношениях и получать редкие эмоциональные поцелуи в щёку и в шею – вот мой потолок. Вот только не жалейте меня. Я вообще-то счастливчик. Иногда я фантазирую о том, что лет через пять или десять у Джерарда будет любимая жена. Возможно, дети. Он стопроцентно назовёт их какими-нибудь странными именами, потому что вот такой вот он – Джерард Уэй. Мы будем всё также собираться с ним у него или у меня дома, пить легально купленное пиво и смотреть бейсбол или футбол по телику. Он будет время от времени спрашивать у меня: «Ну что, Фрэнки, у тебя на любовном фронте? Без перемен?». А я буду отшучиваться, как сейчас иногда бывает. Или, может, придумаю себе девушку, только чтобы он успокоился. – Земля вызывает Фрэнка, – Джерард внезапно оказался передо мной сидящим на корточках. Он выглядел горбатым и неказистым сейчас, всё равно при этом оставаясь до ужаса красивым. Пощёлкал передо мной пальцами, а потом положил ладони мне на щёки. Губы тут же надулись, и я мог только надеяться, что выгляжу сейчас не слишком тупо. – Колись давай. Каков твой план? Точно. План. Итак, если вы хотите завоевать чьё-то сердце за одну встречу или вроде того и обеспечить себе лето, полное романтики, ночных прогулок и ягодных поцелуев, то вы должны следовать точно выверенной тактике. Шаг № 1 – узнать врага в лицо. – Ну… по вторникам она ходит кататься на ринк. – Завтра как раз вторник! – воскликнул Джерард и завалился назад, наверняка пачкая мои шорты следами свежей травы. Его глаза горели, пока он смотрел на меня, ожидая продолжения. Вот бы ляпнуть сейчас какую-нибудь фигню, чтобы у него вообще никаких шансов не осталось! Он пострадает какое-то время и забудет. Зато если у него с Эмили всё получится, то я потеряю его как минимум на это лето. Они будут ездить к океану, есть в забегаловке «Марти», слушать музыку от одной пары наушников, а я – в лучшем случае – буду тусоваться всё лето с Майки. Нет, он классный, но это не тот Уэй. Честно говоря, я думаю, что никто не заслуживает Джерарда. – Ага, ты пойдёшь туда, поболтаешь с ней и… – я вздохнул, сделав длинную паузу. Шаг № 2 – попасть в поле зрения объекта и завладеть его вниманием. – Пригласишь её на свидание. Внезапно глаза Джерарда распахнулись так широко, что я видел границы радужки в них. Он нервно почесал бёдра, а потом часто замотал головой из стороны в сторону. – Фрэ-э-энк, – простонал он. – Ты думаешь, если бы я мог вот так просто с ней заговорить, то я бы просил тебя о помощи? Ага, Фрэнк, а ты надеялся, что избавишься от участи смотреть на то, как твой лучший друг и первая любовь устраивает личную жизнь? Три раза «ха». – Тогда… – я задумался. – Мы пойдём вместе, а там уже разберёмся. Шаг № 3 – вычеркнуть из плана два предыдущих пункта и действовать по наитию. – Да! – вскрикнул Джерард и, схватив меня за плечи, развернул на спину. Теперь его смеющееся лицо было перевёрнуто, его обрамляли тёмные волосы, а позади вращались планеты Солнечной системы. – Спасибо тебе, Фрэнки! – он чмокнул меня в нос, а потом плюхнулся на плед рядом. – Только я не умею кататься на роликах.***
Если временные петли существуют, то я очень надеюсь, что меня не закинет в петлю «Вторник. 31 мая. День, когда у Джерарда будет недосвидание с Эмили». Он жужжал вокруг меня всё утро. И хотя это были, фактически, последние уроки в семестре и никому до них не было дела, я бы предпочёл слушать об интегралах, а не о том, какая Эмили классная. Не подумайте, я не женоненавистник. Вам могло показаться, что я так привык, что Джи постоянно в кого-то влюбляется, что больше это не вызывает у меня ничего, кроме улыбки. Но это не так. Каждый раз может стать особенным, исключительным. Тем разом, когда Уэй сказал: «Хэй, ты мне нравишься!» – а девушка сказала бы: «Ого, это так круто! Ты мне тоже симпатичен». И так бы началась их история, которую они каждый год рассказывали бы на День благодарения своим детям, а потом благодарили бы Бога, друг друга и меня – за то, что я помог Джерарду набраться смелости и признаться Эмили в чувствах. – Это что-то особенное, Фрэнк, – вздыхал Джерард, вырисовывая в скетчбуке локоны Эмили и складки её юбки. – Клянусь, это не похоже ни на что. – Ты так каждый раз говоришь, – улыбаюсь я и подпираю щеку рукой, вслушиваясь в шорох грифеля о бумагу. Я тоже так отвечаю каждый раз, но правда в том, что конкретно этот ощущается действительно не как остальные. Наверное, дело в Эмили. Она, правда, очень классная. Добрая, улыбчивая, никогда никого не обзывает и даже не дружит с теми, кто обзывает. Она типа… клишированная хорошая девочка из янг-эдалт литературы. Та, в кого влюбляется главный герой, та, кто меняет его жизнь в лучшую сторону, и если они не остаются вместе, то встреча героя с ней по-любому будет судьбоносной. Ну а Джи – типичный главный герой. Он красивый и талантливый, и у него есть младший брат, а это очень важная черта для главного героя. Это как бы тот, кто составляет фундамент его личности, потому что они растут вместе и развиваются. А еще у Джерарда крутая семья. Они там все чудаковатые, как он сам. Все поют или рисуют или играют в театре или плетут горшки для цветов из верёвок. Говорю же: типичный главный герой. Короче, эти двое выглядят так, будто им судьбой предначертано быть вместе. Джи фыркает в ответ на мою реплику, кидает на меня короткий взгляд, а потом переворачивает страницу и начинает делать новый набросок, в котором я почти сразу узнаю себя. Обычно меня это сильно трогает, хоть я и знаю, что для него нет ничего особенного в том, чтобы нарисовать кого-нибудь. Он рисует вообще всех: всё, что движется и стоит, тех, кто нравится и тех, кого он терпеть не может. Но когда он рисует меня, я чувствую себя хотя бы немного особенным, потому что он говорит: – Эх, Фрэнк, всех бы было так приятно рисовать, как тебя, – а потом обязательно улыбается мелкими зубами. Я не знаю, что это значит и вряд ли когда-нибудь узнаю. Если я спрошу, что он имеет в виду, то умру на месте от сердечного приступа и испанского стыда, правда. В этот раз я чувствую себя так, будто готов разлететься на миллионы острых кусочков, которые поцарапают лицо Джерарда и наверняка убьют парочку одноклассников в радиусе трёх метров. Моё тело на десять процентов состоит из воды и на девяносто – из тревоги. Мне страшно так, что аж тошнит. Пока стрелка настенных часов неумолимо приближалась к двум часам дня, я сгрыз все заусенцы на пальцах, из-за чего они теперь выглядели так, будто побывали в мышеловке. Я отвернулся к окну, разглядывая плывущие в небе пышные облака. – Твоя аллергия в этом году совсем жёсткая, да? – спросил Джерард, и его голос был пропитан сочувствием. Я мотнул головой и натянуто улыбнулся: – Нет, просто что-то настроение не очень. Мы договорились встретиться у роллердрома в три часа, а в три пятнадцать уже шнуровали арендованные там ролики. Я никак не мог заставить себя не разглядывать Джи, который, конечно же, прихорошился по такому поводу. Надел светло-серые джинсы и парадную футболку с The Smashing Pumpkins оранжевого цвета и даже помыл голову. Серьёзное дело. Помните, я говорил, что во всём середнячок? На ролики это тоже распространяется, и я, в отличие от Джи, могу вполне себе держать равновесие, немного неуклюже, но кататься, и тормозить. Поэтому в этот день на меня легла ответственность ещё и за то, чтобы научить друга за час мало-мальски кататься на роликах. Он стоял очень неуклюже, то и дело заваливаясь то назад, то вперёд и размахивал руками, пытаясь схватить не имеющее физического тела равновесие. – Ты моё равновесие, Фрэнк, – хохотнул Джерард и больно вцепился в мою ладонь. У меня в животе запорхали бабочки, или это просто тревога ударила по самой слабой части моего организма. В любом случае, я почувствовал себя так, будто теряю связь с реальностью. К чёрту. Если у Джи и Эмили и правда всё получится, то, наверное, мы уже не будем столь близки. Как минимум потому, что они будут заняты губами и телами друг друга. Семнадцать лет – замечательный возраст, чтобы лишиться девственности. Народу тут было не очень много из-за того, что многие старались приходить ближе к вечеру. Окон не было, но было много разноцветных лампочек и настоящий диско-шар, который оставлял мелкие серебристые блики на полу. Из колонок под потолком доносилась музыка, которую можно было бы назвать «то, что нужно, чтобы создать атмосферу ретро, но не выглядеть, как ностальгирующий дед». Синт-поп или что-то в этом роде. Я ступил на площадку первый, неосознанно выпендриваясь перед Джерардом своей маневренностью. Ну… не то чтобы это слово мне подходит, но в сравнении с Джи я просто король катания на роликах. Я вытянул вперёд руку и поманил его пальцами. – Давай, Джи. Девчонки не любят трусов, – сказал я, зная, как это его разозлит. Джерард оттолкнулся и на прямых ногах подъехал ко мне, врезавшись. Я и сам чуть не грохнулся. – Какой ты неловкий, ужас, – рассмеялся я, едва удерживая Джерарда в своих руках, пока он пытался собрать разъезжающиеся в разные стороны ноги в кучу. – Почему ты хорош буквально во всём? – беззлобно возмутился он, найдя равновесие. Я, наверное, взорвался или был близок к тому, но ярко-розовые огни на моём лице это скрыли, поэтому я совершенно нагло ответил: – Потому что я идеален. Я разрешил себе злоупотребить положением и в течение часа до предполагаемого прихода Эмили много-много держался с Джерардом за руки и иногда даже обнимал его за талию. Джи учился довольно быстро, но отъезжать далеко от бортиков в одиночку он всё ещё не рисковал. Мы проехали два или три круга по периметру зала, крепко держась за руки, и эта инди-музыка, разноцветные блики, улыбка Джерарда и его растрепавшиеся волосы – всё это заставило меня на какое-то время забыть, зачем мы вообще сюда пришли. Я фантазировал, что у нас с ним свидание, и… да. Это жалко, я знаю, но всё в порядке, пока об этом знаю лишь я. Как я уже говорил, меня вполне устраивает моё положение. Но когда я услышал звонкий смех Эмили, я искренне пожелал, чтобы эта чудесная девушка не рождалась вовсе. – Привет! – крикнула она, будучи ещё слишком далеко от нас. С ней была подруга, та самая стеснительная Бетти, которая сейчас стояла на роликах так уверенно, что я невольно раскрыл рот от удивления. Чтоб вы понимали: ничего из этого не было частью нашего плана. – Обожеониидутсюда, – протараторил Джерард. Я повернул голову, чтобы оценить его реакцию. Он дрожал, как чихуахуа, и чем ближе к нам подъезжали Эмили и Бетти, тем крепче и мокрее становилась его хватка. В конце концов, он сдавил меня так сильно, что рука заныла тупой болью, и мне пришлось пихнуть его локтем под рёбра, чтобы заставить разжать пальцы. – Прости, – прошептал он, когда Эмили и Бетти притормозили около нас. Джерард оскалился и неловко помахал им рукой. Я вздохнул. – Эм, привет, – я слегка кивнул каждой из девушек. Бетти выглядела скучающе, разглядывая Джерарда, как музейный экспонат. Эмили… была Эмили. – Ты же Фрэнк, да? – спросила она, и тут я на собственной шкуре узнал, что такое «челюсть отвисла». Я кинул беглый взгляд на Джи, в очередной раз оценивая его состояние. Он выглядел ещё более удивлённым, чем я, и тяжело дышал, вытаращив глаза. Как будто у него вот-вот случится паническая атака. Эмили смотрела на меня, очевидно, ожидая ответ на свой – риторический? – вопрос. – Ага, да, – я кивнул. – А ты Эмили. – Она просияла и коротко оглядела Джерарда, так что теперь он был под прицелом сразу двух пар глаз. – Не помню, чтобы вы ходили сюда, – Бетти прищурилась и перевела взгляд с Джи на меня. От холода у неё аж очки покрылись тонкой ледяной корочкой, а я непроизвольно вздрогнул, а потом глянул на Джи. Он всё ещё не выглядел как человек, который готов взять на себя инициативу социального взаимодействия. Говорить опять пришлось мне: – Да вот, Джи хочет научиться кататься на роликах. Я немного умею, так что... вот, – неловко закончил я. – Да, мы с Бетти немного следили за вами, – кокетливо улыбнулась Эмили. – И как успехи, Джи? Со стороны Джерарда послышался какой-то нечленораздельный звук, что-то среднее между писком и стоном. Мое сердце в эту секунду сжалось до размеров песчинки, ожидая худшей для меня развязки ситуации. – Уже лучше, – выдавил из себя Джерард и в это же мгновение стал выглядеть заметно более расслабленно. Я не знаю, в какой именно момент это случилось. Просто музыка ворвалась в накрывшую нас толстым куполом тишину, возвращая в реальность, где можно было кататься и исполнять всякие выкрутасы, веселиться. Этим мы и занялись. Мы взялись за руки – Эмили, я, Джерард и Бетти – и разъезжали этой дурашливой колонной по всему роллердрому, отпугивая других посетителей своим смехом. Как будто мы вчетвером дружим уже пятьсот лет, и это всё вовсе не неловко и не подстроено мной и моим другом для того, чтобы заставить классную девчонку обратить на себя – на него – внимание. Виновник всего этого безобразия смеялся, бесконечно извинялся перед Бетти, если случайно наезжал на неё и заливался краской каждый раз, когда Эмили обращалась к нему или просто смотрела на него. Я сам уже еле держался на ногах, но это всё дурацкие чувства. Не знаю… Я никогда особо не был хорош в подборе красивых фраз и, вообще-то, я вроде как презираю любые романтические чувства, потому что это делает людей слабыми и уязвимыми. А быть слабым – это значит позволять другим использовать себя и страдать, а мне этого хватило в средней школе. Но если речь идёт о Джерарде Уэе, то все мои принципы плавятся от презираемых чувств и становятся похожи на «Постоянство памяти». Что-что там было написано? «Никаких чувств»? Гляди-ка, все буквы разъехались и сложились по-другому. Теперь там только фраза «Не отпускай мою руку, Джи» и рожа влюблённого идиота. А, это моя. Кошмар. Я смотрел на Джерарда в калейдоскопе розовых и фиолетовых огней, Джерард смотрел на меня, и по его взгляду я впервые за всю нашу дружбу не мог понять, что именно он чувствует. Его глаза искрились, а с губ не сползала (самая красивая на свете) улыбка. Клянусь, если бы девушки не затормозили в перерыве между песнями, я бы точно распластался на полу, безмозглый от чувств и съеденный позором. Сила инерции или чего-то там ещё, о чём нам рассказывали на физике, сбила нас в круг. Все улыбались. Эмили стояла теперь напротив меня. Её взгляд задержался на мне чуть дольше, чем в подобной ситуации можно было бы смотреть на случайного знакомого. Я напрягся, уже понимая, к чему это идёт. Я же всё-таки лучший советчик по отношениям! Я на раз-два вижу, когда у кого-то к кому-то есть чувства, распознаю звоночки, так сказать. Конкретно эта секунда выглядит, как переломный момент истории, в которой два лучших друга ссорятся из-за того, что девушка, которая нравилась одному, предпочла другого. Чёрт, чёрт, чёрт! – Мне надо отойти в туалет, – сказала Эмили, первой разорвав наш с ней зрительный контакт, и подмигнула Бетти. Та согласно закивала, и девушки удалились, перешёптываясь. Мы с Джи проводили их взглядом, и как только они оказались достаточно далеко, чтобы не услышать нас, Джерард вцепился мне в плечи и потряс меня. Сам он в итоге сполз на пол, то ли крича, то ли стоная. – Фрэнк, мы поговорили! – воскликнул он. – И она знает моё имя! И она даже не отшила меня в первые пять минут! – Да-да, я знаю, – я заставил себя улыбнуться и потрепал макушку Джерарда. – Пора переходить к последнему шагу плана. Шаг № не знаю какой, как будто кто-то всё ещё ведёт счёт – позвать девушку на свидание. Джерард встал на ноги, опираясь на меня: – Нет, Фрэнк, всё так гладко идёт! – запротестовал он. – Я подумал, что, может… – он закусил губу, – ты сделаешь это за меня? – и состроил щенячьи глазки, снова уговаривая меня, как тогда на биологии. – Фрэнки, пожалуйста! – Что пожалуйста? – Эмили появилась так же внезапно, как и Бетти, чем заставила нас с Джерардом испуганно вздрогнуть. Мы с ним спорили, перебрасываясь только лишь взглядами, где-то десять секунд. Конечно же, я сдался. – Я просил Фрэнка дать мне ещё пару уроков, – выкрутился Джерард и улыбнулся Эмили. – Готова поспорить, что никто не ставит на ролики лучше, чем Бетти, – гордо заявила она и скрестила руки на груди. Я недоверчиво глянул сначала на одну девушку, а потом на другую, встретив на себе интригующий взгляд Бетти. – Давай, Бетс, покажи им, – Эмили подтолкнула подругу к Джерарду, и та, недолго думая, подала ему раскрытую ладонь, которую Джерард недоверчиво сжал после моего кивка. Я вздохнул, съедаемый червяками-эгоистами. Момент истины. Я могу ничего не говорить Эмили, солгать Джерарду, предать тем самым нашу дружбу, но зато угодить себе. Может, если бы я был героем компьютерной игры, мне было бы проще сделать выбор. Или если бы я знал заранее все последствия. Или если бы не был так безнадежно влюблён в лучшего друга. Мне вспомнилось его мечтательное лицо вчера на перерыве, его вздохи по Эмили и то, как самоотверженно он делал за меня реферат, хотя до скрипа зубов ненавидит писать от руки. Вспомнился его поцелуй вкуса яблочного сока утром 15 февраля. Когда я проснулся, он глядел на меня слегка отекшими ото сна глазами. Волосы как обычно были в каком-то безумном беспорядке. – У тебя всё нормально? – спросил я низким после пробуждения голосом. – Нет, – сказал он серьёзно. – Я не умею целоваться. Я тогда подумал, что всё ещё сплю. На тот момент мои чувства к Джи уже были довольно сильными, и я уже иногда представлял, как мы с ним целуемся и не только. Для меня было несложно спутать сон с реальностью, поэтому я проморгался и незаметно ущипнул себя под одеялом. – Я просто подумал… – продолжил Джи. – Если бы у меня с Синди всё сложилось, то я бы обслюнявил ей всё лицо, а так нельзя. И вообще… разве тебе не страшно от мысли, что ты начнёшь с кем-то встречаться, не умея целоваться? Это было неловко на двадцать из десяти. Мы умылись, почистили зубы, а потом смотрели друг на друга минуты три. Никто не решался сделать первый шаг. Не знаю уж, что там происходило с Джи, но я был парализован страхом и предвкушением и не мог даже полноценный вдох сделать. А когда Джерард, наконец, подался вперёд, то остановился в паре сантиметров от моих губ. Мои глаза были закрыты, так что я просто с трепетом ждал касания, о котором даже мечтать было офигеть как смело. – Мне не нравится вкус зубной пасты во рту, – прошептал он, и мы взорвались смехом. – Вот так точно не надо делать ни с кем! Так повисшая между нами на короткое мгновение атмосфера исчезла. Джерард встал с дивана, на котором мы сидели, и пошёл на кухню за своим яблочным соком, пока я продолжал смеяться с него и всячески обзывать, плетясь следом. – Ну ты и придурок. Я успел расстроиться, что мы так и не поцеловались, и был уверен в том, что Джи оставил эту идею. Хотя он вообще-то никогда так просто не оставляет свои идеи и либо воплощает их, либо развивает до абсурда, а потом мы долго с этого смеёмся. В какой-то степени, это тогда и происходило, но Джерард Уэй – умелец удивить. Он поцеловал меня, когда я ещё восстанавливал дыхание после смеха. Смех мой явно был преувеличенно сильный из-за того, что я перенервничал перед поцелуем, и тогда меня как будто гигантской волной накрыло. Одна секунда – и я резко выдыхаю, глаза распахиваются, а потом закрываются сами собой. Его губы прижимались к моим: чуть влажные, всё ещё отдающие зубной пастой, но гораздо сильнее – дурацким яблочным соком, который пьёт только он. От него пахло моим шампунем. Он отстранился на мгновение и что-то начал говорить. Наверное, объяснял мне, как надо шевелить губами, потому что я сам только теоретик, и это был мой первый поцелуй тоже. Может, я бы даже что-то запомнил, если бы разобрал хоть слово, если бы мозг не был затуманен Джерардом. Так что я просто смотрел на его губы помутнённым взглядом и неосознанно облизнул свои. Он поцеловал меня снова, – совсем иначе – я неумело ответил, и этот поцелуй был похож на поцелуи, которые показывают в фильмах. У него был свой ритм и своя музыка, которая идеально гармонировала со стуком моего сердца в ушах. – Фрэнк? Эмили вырывает меня из воспоминаний лёгким касанием руки. Я перевожу взгляд на неё, пытаясь увидеть в ней то, что видел Джерард. Она берёт меня за руку, и мы вместе катаемся, вдоль и поперёк рассекая роллердром, и это ощущается по меньшей мере странно. Я уже говорил, что я не из тех, кому достаточно одного взгляда, чтобы влюбиться в кого-то? До того, как у меня появились чувства к Джерарду, все остальные мне вовсе были безразличны. Сейчас я хотел вырвать ладонь из чужой руки и удрать как можно дальше и как можно скорее. Было что-то в том, как Эмили смотрела на меня, и я знал, что не смогу дать ей, то, чего она хочет, просит и, конечно, заслуживает. Я избегал её взгляда, крутил головой из стороны в сторону, пока не встретился взглядом с Джерардом. Лицо у него было такое, будто он сейчас встанет и пойдет бить морду всем, кто попадётся под руку, а в первую очередь мне. Нас с Эмили разворачивает, Джи остаётся за моей спиной, но даже так я чувствую, как он прожигает во мне дыру. – Надо нам с тобой сходить как-нибудь покататься на роликах, – Эмили, не моргая, смотрит на меня. Светлые волосы развеваются в движении. – В смысле… тебе и мне? – уточняю я. Она кивает, и я тут же хочу закричать: «Джи, разбирайся с сердечными делами сам!» – и сбежать. Вместо этого я вздыхаю и тяну девушку к заборчику. – Ты понимаешь… – я пытаюсь подобрать слова, но язык будто к нёбу прилип и не желает меня слушаться. Теперь я просто обязан попросить её сходить на свидание с Джи. – Это будет неправильно, потому что ты очень нравишься Джерарду. Очень, – повторяю я, – но он слишком скромный, чтобы позвать тебя самостоятельно, – я смотрю на Эмили. Она выглядит раздосадованной и разочарованной и совершенно внезапно грустно улыбается. – Я так и думала, что ты хороший парень, Фрэнк, – говорит она. – Ты давно уже в моём инфополе крутишься. Вот тут можно было бы удивлённо вскрикнуть. Какого черта? Никто никогда не смотрит на Фрэнка Айеро. Он середнячок, за которого взгляд не цепляется. Серая безликая масса, но… ого, вау. Я удивлён, но лучше бы это сказал в том же значении Джерард. Прости, Эми. – На самом деле, он попросил меня узнать, не сходишь ли ты с ним на свидание? – я знаю, это звучит плохо. Знаете, что хуже? Что я молюсь, чтобы Эмили сказала: «Чёрт, нет», – взяла Бетти под руку, и они бы ушли. Но Эмили красивая, добрая и внимательная к чужим чувствам, поэтому она говорит: – Одно свидание – конечно. Встретимся с ним завтра у закусочной «Марти» в три. Всё, как я и говорил. Лето, «Марти», закаты, поцелуи и всё такое. Когда мы уходим, Джерард выглядит совсем не таким, каким я ожидал его увидеть, сообщив очевидно радостную для него новость. Он задумчиво хмурится и молчит большую часть нашей дороги до дома.***
Первого июня льёт, как из ведра. Мама на работе, папа на работе, Лоис громко сопит на ковре в гостиной, а я пью уже десятую или двадцатую кружку чая, смотря вместо телевизора в окно, выходящее на задний двор дома. Только вот не надо осуждать меня! Всем можно немного пострадать, тем более, когда причина страданий заключается в том, что твой любимый лучший друг заполучил свидание с девушкой, в которую влюблён. Вы скажете: «Фрэнк, какая разница? Это всего одно свидание. Потом она отошьёт Джерарда, и будет тебе счастье – в одной руке Джи, а в другой ведро мороженого». Ни-фи-га. Если вы знаете Джерарда Уэя, то нет ни единого шанса, что вы не влюбитесь в него. Вопрос лишь в том, как скоро это случится. В день знакомства, через неделю, месяц или несколько лет. Поэтому я мысленно готовил себя к участи друга-гея, безответно влюблённого в хозяина дома, и заранее придумывал миллион отмазок на вопросы о том, почему Ледяной Фрэнк всё ещё носит своё почётное звание. Огромные дождевые капли теряются в пушистой кленовой кроне, питают почву, скатываются с ажурных листьев кустов пиона и создают рябь на стекле. Окно приоткрыто, и часть дождевой воды попадает на пол и на подоконник. Пар от кружки чая рассеивают лёгкие потоки тёплого, напитанного озоном, влажного воздуха. Я вздыхаю и ныряю в меланхолию глубже, сжимая кружку в руках. Всё впереди выглядит размыто, как фон фотографии, но без основного объекта в фокусе. Руки холодные, хотя я и так сижу в пижамных штанах и лонгсливе. Джерард вечно смеялся над тем, как я даже в адскую жару умудрялся подмерзать. – Фрэнк! Я фокусирую взгляд на происходящем за окном и вижу дико мокрое шевелящееся нечто, что звучит, как Джерард. Через секунду до меня доходит, что это и есть мокрый насквозь прыгающий на заднем дворе Джерард, который машет руками и зовёт меня. От его криков Лоис недовольно что-то буркнула и прицокала на кухню. Она обожала Джерарда, поэтому, стоило и ей тоже распознать его голос из-за дождевого шума, её хвост тут же завилял из стороны в сторону, и она радостно гавкнула. – Какого… Я вскочил со стула, поставил чашку с чаем на стол и, не помня себя, выбежал прямо под дождь, тщетно прикрываясь руками. Лоис, не боясь дождя, выскакивает во двор за мной и тут же бросается к Джерарду. Она скачет вокруг него и так и норовит пихнуть его в бёдра передними лапами. – Ты чё здесь делаешь? У тебя же свидание! – кричу я, потому что Джи наверняка ещё не слышит меня. Я подхожу ближе и вижу, что он совсем по-дурацки лыбится. – К чёрту свидание! – он одним движением руки откидывает волосы со лба назад, и я замираю. Одежда уже ощущается как вторая кожа, а зубы начинают стучать от холода. Усиливая холод, Джерард делает ко мне несколько больших шагов и обнимает. Его тело отдаёт жаром, как костёр. Я обнимаю его чисто по инерции, всё ещё не понимая, что к чему. Через секунду меня пробирает злость, и я отталкиваю Джерарда. – Ты…! – я опять кричу, но не нахожу нужных слов. – Я договорился! Сказал! Она согласилась! Я… – крепко жмурю глаза и вытираю дождь, струйками стекающий с волос по лицу. – Я тут страдал! Джерард ни разу не выглядит пристыженным тем, что натворил. Он, блин, смеётся прямо мне в лицо, а потом подходит, берёт его в ладони и, чуть склонившись… Целует. И я тут же обо всём забываю. Позволяю себе целовать его в ответ, привстав на цыпочки и сцепив руки в замок на шее. Солёная вода на щеках смешивается с пресной. Многие мелодрамы грешат тем, что пихают поцелуи под ливнем в романтические сцены. Как будто это что-то офигеть какое волнующее, переворачивающее все внутренности действо, от которого ноги подкашиваются. Теперь я понимаю, почему. Джи отстраняется и просто смотрит на меня. Так, как смотрел всегда. Ничто в его взгляде не выдаёт, что он только что сам поцеловал меня просто так в тот самый момент, когда должен был делить еду с Эмили. Мои губы наверняка уже посинели от холода. Где-то фоном в голове проносится мысль, что меня бьёт крупной дрожью, а потом я замечаю, что и Джи тоже дрожит. Мы заходим в дом и неловко молчим. На кафеле остаются следы от наших ног и небольшие лужи. В сравнении с улицей здесь мертвецки тихо. – Ты продрог, – замечает Джерард и касается пальцами моих губ. Я не отвечаю. – Почему? – спрашиваю я. Он понимает, о чём именно, и усмехается: – Не только ты даёшь хорошие советы, Фрэнк. И в этот момент сердце-песчинка увеличивается за одну секунду до размеров целой грёбаной Вселенной, заполняя мое маленькое человеческое тело любовью и радостью нечеловеческой силы. Я целую его губы. Впереди у нас целое лето.