***
Жизнь Элизабет последние несколько недель тоже не стояла на месте. Аккуратным женским почерком она подготовила письмо для мракоборца Лауча, где красноречиво извинилась за своё поведение и пригласила мужчину на чай. И пока приглашение летело к своему получателю, Элизабет ждали не менее важные дела. Она вместе с домовиками намеревалась отправиться на одну из магических торговых улиц в столице Болгарии. Эрни и Берни незамедлительно доставили хозяйку в нужное место. Торговая аллея в Софии мало чем отличалась от Косого переулка, разве что многие местные торгаши предпочитали раскладывать товар на самодельных сооружениях прямо на улице, чтобы избавится от нужды платить за аренду помещений. Здесь было очень шумно: громкие лавочники рекламировали продукцию и перекрикивали покупателей, пытающихся оспорить цену или выбить себе крупную скидку. Из-за начала учебного года людей было меньше обычного, хотя именно сегодня был день приёма товара от поставщиков. Совсем неудивительно, что среди них в компании двух своих лысых помощников оказалась и Фиона Оверсайз. Фиона совсем не чуралась самолично перетаскивать тяжёлые коробки, в перерывах покуривая табачную трубку. Заметив подошедшую к ней Элизабет с двумя эльфами за спиной, Фиона отбросила коробку на землю и гордо закурила. — Милая Лиззи, чем обязана? Неужели ты решила приобрести у меня товар со скидкой для своих гнусных увлечений? — Фиона осталась довольна тем, с каким ядом были сказаны эти слова. Её тон был сухим, деловым и в то же время нагловатым. Она выдохнула сердитый дым в лицо Элизабет, заставляя ту помахать перед лицом рукой и откашляться. Тонкая стрела сарказма пролетела мимо, абсолютно не задевая её самолюбие. — Я предпочитаю закупать более эксклюзивные компоненты для зелий, а не низкокачественный ширпотреб, — улыбнулась Элизабет. Она стояла неподвижно, а на её лице читалась такая невероятная уверенность в себе, что внутри у Фионы мгновенно поднялись ярость и желание сбить с этой девки фальшивую спесь. Привычная манера двух девушек отвечать друг другу колкостями была для них обыденностью. Скорее, мир рухнет на глазах, нежели изменится привычный порядок. Слишком уж велика была неприязнь каждой из них, но нормы поведения в обществе не позволяли им переходить в открытую конфронтацию. — Вообще-то, я принесла для тебя оливковую ветвь, — Элизабет склонила голову набок и слегка улыбнулась, но её спина оставалась прямой, плечи напряжёнными, а взгляд нетерпеливым, словно нападающим. — Пакт о перемирии. То, что так много лет ты хотела заполучить. Элизабет хищно улыбнулась. Из-за её спины выглянул один из домовиков и вручил хозяйке погребальную урну. Фиона тут же напряглась, побледнела и раскрыла рот, издавая нечленораздельные звуки, едва только Элизабет протянула сосуд с прахом Григория ей в руки. Повисла тишина, которая, казалась, существовала только для них двоих. Эта тишина, как кокон, обволакивала каждый камешек брусчатки, каждый кирпичик каждого здания в этом торговом переулке. И только ледяной ветер гулял то в одну сторону, то в другую, словно не мог найти здесь пристанища. Но эта история не была бы столь интересной, если бы Элизабет вдруг демонстративно не разжала руки, выронив урну. Белый мрамор раскололся на куски прямо у ног Оверсайз. Удивлённое до этого лицо вдруг стало каменным, без эмоций, точно болванка. Выжженные останки Григория понемногу уносил властный ветер, но Элизабет даже бровью не повела, надменно всматриваясь в лицо соперницы. — Забыла сказать, что когда-то оливковая ветвь символизировала мученичество, — прошипела напоследок Элизабет и удалилась. Фиона с ужасом наблюдала за прахом любимого, который почти полностью растащили потоки воздуха, а потом взглядом пыталась испепелить спину уходящей Элизабет.***
Мракоборец Карл Лауч явился через пару дней после получения приглашения. Элизабет встретила его с самой доброжелательной улыбкой и очередной порцией извинений. Но Лауч заверил, что истинный джентльмен, коим он и являлся, не может и не должен держать зла на даму. Берни расставлял посуду на столик в гостиной, его брат Эрни копошился на кухне, а Элизабет с Лаучем уселись в кресла. Они были на достаточном расстоянии для того, чтобы спокойно рассматривать друг друга с головы до ног, но длинный овальный стол скрывал всё, что находилось ниже пояса. Все следы пребывания гостей в особняке окончательно стёрлись, даже намёка не осталось на то, что здесь несколько месяцев жили мужчины. Всё вычистили так, что даже ищейка не смогла бы учуять посторонний запах. После пары дежурных фраз между Лаучем и Элизабет повисло молчание. Затянись оно несколько дольше, и гость бы вскоре отбыл раньше намеченного. Времени у неё было слишком мало для того, чтобы свершить задуманное. — Я думала, вы прибудете в компании своих сослуживцев, — попыталась завести беседу Элизабет. Она вцепилась в чашку чая, через силу стараясь выдавить из себя доброжелательность и улыбку. Пальцы сжимались и разжимались на ручке, словно пытались разогнать кровь в онемевшей конечности. Элизабет кинула едва заметный взгляд на всё ещё неубывающий напиток в руках мракоборца и произнесла: — Мне просто необходимо извиниться и перед ними. — Поверьте, миссис Грегорович, — прокашлялся Лауч и всё же сделал большой глоток тёплого напитка, давая тем самым напряжённой Элизабет выдохнуть. — В этом нет необходимости. Уверен, что они даже не помнят об этом инциденте. Я предпочёл не говорить им о своём визите к вам, чтобы не наполнять ваш дом толпой незнакомцев. Элизабет тихо хмыкнула, вспомнив события прошедших дней. Грустная улыбка застыла на лице. В доме действительно стало тише. Больше не было хмурого Антонина, вечно улыбающегося Эйвери и эмоционального Роули. В ушах до сих пор призрачно отдавался бас Лестрейнджа и ворчание Нотта. Даже нелепые ухаживания Лизенберга не виделись теперь такими раздражающими и утомительными. И Том. Сейчас его вечная молчаливость казалась громкой и пронзительной симфонией на фоне всей этой угнетающей тишины. — Те люди, которых вы преследуете, они опасны? — Элизабет с напускной тревожностью уставилась на Лауча, надеясь разглядеть в его лице больше, чем он разрешит себе высказать. — Это строжайшая тайна, но я обязан вам её рассказать, — Лауч последним глотком опустошил чашку и поставил её на столик. Берни, стоявший позади, едва не закричал от радости, но подоспевший Эрни успел вовремя заткнуть ему рот, стукнув большим половником по голове. Элизабет бросила на них недовольный взгляд, заставив домовиков удалиться. — Изначально я преследовал человека, который убил моего брата. Но наткнулся со своей группой на очень подозрительную компанию, — Лауч наклонился вперёд, опираясь всей рукой на стол. В его лице читалась строгость и сухость, присущая человеку его профессии. Но в глазах блеснули искорки сильной обеспокоенности, которую он постарался скрыть частым морганием. — В момент битвы они использовали самые опасные и жестокие заклинания, не чураясь применять даже непростительные. Двое моих бойцов погибли в ту ночь. Я связал их действия и поведение с несколькими убийствами, что случились неподалёку от места их укрытия. Моё руководство посчитало, что это всего лишь совпадение, но я думаю, что почерк идентичен. — Кого они убили? — Элизабет сосредоточено изучала собеседника. Её нахмуренные брови почти полностью легли на резко сузившиеся глаза, а рот чуть приоткрылся от томительного ожидания продолжения. Она спрятала руки под стол, боясь, что те выдадут её напряжение. Острые ногти впились в ладони, заставляя прийти в чувства. — В основном это маглы и маглорожденные. Но есть и полукровка, — Лауч снял шляпу, чувствуя жар, и положил её перед собой на стол. — Люди из моего окружения предполагают, что это остатки шайки Гриндевальда. Но прошло слишком много времени, чтобы его сторонники до сих пор действовали без его приказа. Лауч сгорбился, соединив пальцы перед лицом. Он смотрел сквозь эту призму, как в стеклянный шар для предсказаний, словно пытаясь увидеть ответы на свои ещё не до конца выстроенные вопросы. После тяжело вдоха он продолжил: — Вероятно, это кто-то иной. Возможно, даже кто-то пострашнее. Их лидер сильнее, умнее и проворнее. Их цели и методы схожи, но границы разные. — Вы знаете кто это? — Элизабет почти перестала дышать, боясь услышать имя или описание своего брата в списке членов новой опасной группировки. — Боюсь, что нет, — Лауч позволил себе немного расслабиться и откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу. — Мне не удалось узнать ни одного имени. Я нашёл их по следам, которые они не успели замаскировать. На этом разговор на данную тему был окончен. Конечно, откровения Лауча с большей долей вероятности были жалкой попыткой заставить Элизабет выдать тех, кого она может покрывать. Подтолкнуть к содействию после душещипательных историй о совершенных зверствах. Было бы глупо надеяться, что опытный мракоборец снял все свои подозрения по другим преступлениям. Однако с его стороны было ещё большей глупостью не предположить, что в её молчании есть нюанс в виде родственных связей, а может даже чего-то другого. Ещё около десяти минут они беседовали на отвлечённые темы, пока Лауч не сообщил о необходимости вернуться к своим прямым обязанностям. Элизабет проводила гостя до самой двери. Остановившись у порога, она смотрела, как Лауч отдаляется на небольшое расстояние от дома на поляну, а потом трансгрессирует. И только после этого она позволила наигранной улыбке исчезнуть. Уголки губ сползли вниз так быстро, будто их кто-то резко дёрнул за верёвку. За спиной возникли два домовика. — Мисс Элизабет, вы правда думаете, что он никому ничего не сказал? — спросил один из эльфов, выглядывая вперёд. Он пытался прочитать эмоции своей хозяйки, но она опустила глаза вниз, прокручивая в голове разные мысли. — Даже если рассказал, то дозы яда, смешанной с оттягивающим зельем, будет достаточно, чтобы смерть наступила не слишком быстро. Никто не сможет связать это со мной, — будто вырвавшись из навязчивых размышлений, Элизабет высоко задрала подбородок, с упоением смотря на свой двор, где ещё минуту назад проходил Лауч. — А если всё же кто-то догадается? — дрожащий трусливый голосок подал второй эльф, боясь, что совершил ошибку. — Если кто и был в рядах мракоборцев достаточно сообразительный, так это их глава, — Элизабет насмешливо улыбнулась, повернув голову к испуганному существу. — Боюсь, что без него отделу точно придёт конец.***
Прошло уже три недели с тех пор, как Пожиратели смерти покинули особняк в Албании. Дни скоротечно ускользали сквозь пальцы. Никаких особо важных событий не происходило, лишь редкие собрания и появления Розье со свежей, но непримечательной информацией о деятельности Министерства. Смерть главы мракоборческого отдела действительно не вызвала ни у кого вопросов, а на его место поспешно поставили толстого и ленивого чиновника. Тот был глуп и стар, но с неотъемлемым чувством собственной важности. Оказавшись единственным кандидатом, он отнёсся к новой должности как к положенной только ему привилегии. Предпочитал скидывать все свои обязанности на другие отделы или на подчинённых, а сам любил позировать для пёстрых обложек газет, где широко улыбался и демонстрировал накопленный «опыт» в виде толстого брюха, придерживая себя за подтяжки большими пальцами у самой груди. Том проводил почти всё время в новом кабинете, позволяя слугам быть предоставленными самим себе. Вербовка новых членов остановилась. Не хватало нужных рычагов давления и связей, несмотря на активное участие Эйвери и Лейстрейнджа. Кучки потомков из чистокровных семей было явно недостаточно. Мало кто был готов так легко поддаться новой идеологии, особенно после громкого падения Гриндевальда. Необходимы были более существенные связи и ресурсы. Самую ближайшую комнату к лестнице занимал Антонин. Там была самая старая и скрипучая одноместная кровать, искривлённая тумбочка и торшер с тусклым светом. Иной мебели не было. Обшарпанные стены явно не облагораживали внешний вид помещения. Антонин, к общему удивлению, сам для себя выбрал это место, которое напоминало спальню в его родном старом доме в такой уже далёкой Болгарии. Детская спальня сестры была куда более живой: яркие обои с весёлыми рисунками, полки, заставленные игрушками, в которые она даже не играла, и тёплый яркий свет. Из всех комнат старого дома она являлась самой красивой и ухоженной. Отношение родителей проявлялось даже в такой мелочи. Волновало ли это Антонина? Нет. Ни тогда, ни сейчас. Лиззи и сама не замечала этой разницы и чаще проводила время с ним в его комнате, закидывая нелепыми вопросами и просьбами научить правильно колдовать. Из воспоминаний вырвало жжение на груди. Монета, висевшая на шее, которая соединяла с младшей сестрой, тревожно вибрировала и нагрелась до красноты. Антонин подскочил с кровати, проверяя самодельный кулон на достоверность ощущений. Понимая, что реакция кулона реальна, он выбежал из комнаты и устремился в кабинет Тома. После нескольких быстрых ударов костяшкой по толстому дереву он вошёл. Едва не забыв приклонить голову, Долохов, запинаясь, затараторил: — Повелитель! Моя сестра. Ей нужна моя помощь. Позвольте мне отлучиться. Реддл всё это время стоял с книгой у стены, изучая Антонина заинтересованным взглядом. Он молчал, одаривая лишь холодной ухмылкой. Напряжение от долгой тишины заставляло Антонина трястись, но Том всё продолжал растягивать этот момент. Он медленно приблизился к столу и, разделив страницы закладкой, положил книгу на стол. Наконец, подняв глаза на томящегося Антонина, он произнес: — В таком случае, нам стоит пойти вместе.