Проклятые души

      Отель «Кортез» проклят, как и все, кто обитает в нём. Его стены пропитаны кровью и смертью. Он дышит, словно живой организм, но не кислородом, а чистым злом. Стоит перешагнуть его порог — и ты навеки пленник отеля, и не сбежать отсюда, не вырваться. Ты будешь возвращаться снова и снова, чтобы однажды остаться тут навсегда.       Для Донована это место — дом, иного он давно не знает. До чуткого слуха доносятся крики и плач новых жертв, но он не испытывает жалости к ним, как не испытывал, когда, будучи вампиром, перегрызал чужие глотки, жадно глотая кровь. Горло иногда терзает фантомная жажда, будто он ещё жив и не превратился в одного из призраков, запертых в отеле. Донован не знает, сколько дней, месяцев или лет прошло с момента его гибели, но это не важно. Время здесь остановилось навсегда, превратившись в нескончаемый круговорот боли. Страдай сам или заставляй страдать других, а лучше всё сразу — и тогда будешь чувствовать себя тут как дома. Доновану это всегда с успехом удавалось.       Он не знает, что произошло бы, если бы он умер за территорией отеля: забвение или ад. Рай для таких, как он, заказан. Но в итоге он остался в своём личном аду, заключённом в этих стенах. А главный ад — в ней. Всё в ней: и невыносимая боль, и неповторимое наслаждение, и нежная любовь, и жгучая ненависть.       Одна из причин, почему Донован желал умереть за стенами отеля — тогда бы он больше никогда не увидел Элизабет, не ощутил её власть над собой, что сохранилась даже после их смерти. Правда, от мысли, что она тоже оказалась здесь заперта, он испытывает невольное злорадство. Самое забавное: это случилось, когда, собрав вещи, она собиралась навсегда уехать отсюда, забыв, что отель властен даже над ней. И теперь Элизабет — такая же пленница, как и Донован, даже смерть их не разлучила.       Иногда он наблюдает за ней, не показываясь на глаза. Завороженно смотрит, как она выбирает наряды, наносит макияж, укладывает волосы, которые Донован так любил перебирать пальцами, наслаждаясь их шелковистостью. Нередко взгляд Элизабет становится печален, словно она вспоминает о ком-то или о чём-то сожалеет. Сожалеть о совершённых за долгую жизнь грехах ей можно вечность, но Донован сомневается, что дело в этом. Скорее, причина в тех, кого она когда-то потеряла. В её приёмных детях-вампирах или… Рудольфе Валентино.       Донован испытывает злость, вспоминая имя ненавистного соперника и радуясь, что тот погиб от его руки, и главное — не в пределах отеля. Их возможный счастливый союз с Элизабет, пускай и посмертно, стал бы для Донована настоящим кошмаром. Но Рудольфа больше нет, он превратился в воспоминание, того, кого Элизабет больше никогда не получит и будет вечно о нём тосковать. Пускай страдает, она заслужила за все муки, что причинила другим, за разбитое сердце Донована, для которого она была всем. Для которого остаётся всем до сих пор.       Он появляется в её роскошной спальне, когда Элизабет расчёсывает свои белокурые волосы, сидя на кушетке. Он садится сзади и аккуратно перехватывает расчёску. Её рука на секунду замирает, но она позволяет сделать это. На её губах появляется лёгкая улыбка, и она шепчет:        — Донован…       Он не отвечает, принимаясь нежно расчёсывать её волосы. Элизабет закрывает глаза и чуть откидывает голову назад, млея от его действий, словно от самой чувственной ласки. Он наклоняется и вдыхает тёплый, обволакивающий аромат её волос, в котором витают нотки роз и сандала.        — Я скучал, — негромко произносит Донован.        — Ты можешь постоянно быть рядом со мной. Я никуда от тебя не денусь. Теперь.        — Мне этого мало. Всегда будет мало тебя.       Он касается губами шеи Элизабет, срывая с её губ тихий стон, такой сладкий для его ушей. Он сам поражается, как смог жить без неё, когда она отвергла его, выгнала из отеля, словно бродячего пса, заменив новым любовником. Донован несильно сжимает её шею ладонью. Вот бы сжать сильнее, задушить, услышать хруст сломанных позвонков…        — Я люблю тебя так сильно, что хотел бы убить, — произносит он.        — С этим ты опоздал, любовь моя, — хрипловато смеётся Элизабет.       После смерти почти все чувства стали слабее, больше напоминая их тень, но с ней всё ощущается так же ярко. Донован проводит по её шее металлическим когтем, и по коже бежит струйка крови. Он медленно слизывает её, крепко сжимая ладонями талию Элизабет, и она податливо льнёт к нему. Кровь не приносит прежнего удовольствия и насыщения, ведь вечный голод, терзающий его, носит иное имя.       Она оборачивается к нему, вспарывает чёрную душу своим пронзительным взглядом зелёных глаз.        — Почему ты не ненавидишь меня? — спрашивает Донован. Элизабет печально улыбается и обхватывает ладонями его лицо:        — Как я могу ненавидеть своё самое прекрасное создание? Ты убил ради меня. Ты погиб ради меня. Лишь после смерти я осознала, как сильно тебя люблю.        — Чьей смерти? Моей или твоей? — ухмыляется он, и она смеётся, а затем целует его, чувственно, жадно. И больше ничего нет, кроме неё, кроме них, лишь жар поцелуев, порывистые ласки, падающая на пол одежда и Элизабет, откровенно стонущая в его объятьях. Она подобна отравляющему дурману, но без неё и его жизнь, и посмертное существование были бы лишены смысла. С той минуты, как она увидела его, умирающего от передоза, и решила обратить, он полностью принадлежал ей.       Когда их страсть ненадолго утихает, Донован приподнимается на одном локте, внимательно смотрит на неё и спрашивает:        — Почему? Почему, чтобы услышать, чтобы ты любишь меня, нам обоим пришлось умереть?       Элизабет улыбается, нежно касается его щеки и отвечает:        — Я не могла позволить себе подобную слабость. Но теперь прежние опасения не имеют смысла.       Он сжимает её руку в своей, прижимается к костяшкам её пальцев губами и произносит:        — Мы причинили друг другу так много боли… Но я не стал бы ничего менять, даже если бы смог.       Донован не сожалеет ни о убийстве множества невинных людей, ни о смерти того, кого Элизабет любила всю жизнь, ни о том, что прикрыл своим телом от пуль. Ни о том, что впустил её в своё сердце, а позже позволил его разбить.        — И я. Без боли наши чувства обратились бы в прах, — отвечает она и вновь целует его. Донован в эти минуты почти чувствует себя счастливым. Но он понимает, что это ощущение хрупко и может исчезнуть в любую секунду.       Он не забывает, что проклят, как и Элизабет, как и каждый обитатель отеля «Кортез».