Самолёт межзвёздую мглу
Рассекает крылом отточенным.
Он, быть может, напрасно спешит
И летит он совсем не ко мне.
Только я в глубине души
Очень верю в хороший конец.
Эрени Корали
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Блок
Давка в аэропорту стояла невообразимая. Единственное, что могло прийти на ум при виде такого скопления людей — Вавилонское столпотворение. Крики полицейских, рыдания женщин и звонкий плач детей слились в единый гул, невыносимо бивший по ушам. Мысли путались от духоты, усталости, всеобщего гвалта и шума взлетающих самолетов, выкрашенных в маскировочный цвет. Кажется, этим забота о безопасности эвакуации малолетних англичан ограничивалась. Как и большинство провожающих, Сэм всхлипывала. Мужество и сдержанность изменили ей лишь теперь, перед трапом. Оставалось лишь несколько минут до отлёта. Саймон держался — за время долгой регистрации и проверки документов он ни разу не терял сознания. Только сейчас, побледнев, тихонько попросил немного посидеть. Они нашли какой-то закуток, где ждали отлета другие уставшие беженцы, и опустились на чемодан. Брат, целых два часа игравший роль стойкого оловянного солдатика, наконец не выдержал и расплакался. Сэм обняла его так крепко, как, кажется, никогда не обнимала. Всхлипы переросли в рыдания. Слезы бежали по щекам и исчезали в темной шевелюре Саймона. — Все… Все будет хорошо, слышишь? Погода ясная, облаков мало. Быстро долетите. Наверное, через два часа, — она понятия не имела, сколько времени занимает перелет из изрытой траншеями Британии в сытую Америку. — Ты только не забудь послать письмо, хорошо? И таблетки пей два раза в день, я их в карман пиджака положила. — А вы с мамой? Что с вами будет? — прошептал брат, глядя на сестру темными заплаканными глазами. Маленькие пальцы хориста отчаянно цеплялись за ее платье. — А мы тоже будем тебе писать, как мы тут живем. Война кончится, и ты прилетишь обратно. Папа вернется. Будем все вместе. Непременно будем. Саманта не понимала, кого она хочет убедить в благополучном исходе происходящего — брата или себя. Заметив на лице Саймона бледную дрожащую улыбку, она улыбнулась в ответ. Они улыбались отнюдь не из-за веры в лучшее будущее, а друг для друга. Саймон привык быть опорой для сестры. Сэм — защищать и опекать брата. Раздался первый гудок, перекрывая какофонию голосов. На несколько мгновений толпа немного притихла. — Пора. К трапу, превратившимся для Кемборнов в эшафот, они пробирались медленно. Саманта крепко сжимала потную ладошку брата — со всех сторон напирали люди, потерявшегося ребенка могли не заметить и просто затоптать. Возле самолета жалась стайка мальчиков в черных плащиках с серебряными крестами. Темное пятно казалось совершенно инородным в разноцветной толпе. — Меридью! Джек! Самый высокий вороненок чудом услышал в гвалте крик и обернулся. Лицо его было бледным, но на удивление спокойным, словно полеты в Америку в военное время для него — совершенно привычное событие. — Сэм! Ну наконец! Где вас носит? Ловким движением рук он выудил брата и сестру из давки и втащил в черный кружок. — Тебе особое приглашение нужно? — раздраженно поинтересовался Меридью у Саймона. Тот испуганно помотал головой. — Вы там где-то ходите, а потом на самолете народу не досчитаются. И что, прикажешь разворачиваться? — Успокойся, — одернула его Саманта, торопливо вытирая лицо, — он и так переживает, а ты еще больше нагнетаешь. — Ладно, — пробурчал Джек чуть спокойнее, — если все наконец изволили явиться, то давайте пересчитаемся. Хор, перекличка! Билл! — Здесь! — Генри! — Тоже здесь! — Роберт! — Я тут, — низкорослый мальчик вышел из-за широкой спины Билла. — Роджер! — А не видно? — вопрос ответа не требовал, так как темноволосый мальчишка большим синяком под глазом стоял прямо перед Джеком. — Я для порядка, — заявил Меридью и поставил галочку напротив имени Роджера. — Так, Саймона я уже видел. Где Морис? — Тут я, — рослый, пышущий здоровьем хорист даже теперь, вопреки всему, улыбался. Слишком парадоксальной показалась Сэм эта улыбка. По спине пробежали мурашки. — Вижу, — еще одна галочка. — А Гарольд где? — Он уже сел, — сообщил Билл, — он толпы боится. Джек закатил глаза. На лице его отразилась мука руководителя непутевых детей. — У нас в хоре что ни певец, то либо боится каждого шороха, либо всегда с фонарями ходит, либо припадочный. Роджер нахмурился. Он хотел было ответить грубостью вроде «за базаром следи», но понял, что с противным запевалой ему коротать ближайшие полгода, и счел за лучшее не нарываться на лишние ссоры. Прозвучал второй гудок. Волнение людского моря достигло апогея. Хористы похватали друг друга за руки, чтобы никого из них не унесло течением. Меридью и Билл возвышались над ними, словно две отвесные скалы. — Загружаемся, — приказал Джек, подталкивая товарищей к трапу. Широко раскрытыми глазами Сэм смотрела, как ее друзья один за другим исчезают в железном чреве самолета. По лицу бежали слезы, но вытирать их не было никакого смысла. Тот потерялся где-то в прошлом, где держать лицо казалось чем-то жизненно необходимым. Где прозвища «плакса» и «девчонка» казались смертельными оскорблениями и страшной трагедией. Онемевшими пальцами она мяла рукав и мечтала, чтобы все происходящее оказалось дурным сном, но проснуться не получалось. Меридью повернулся к подруге и церемонно протянул руку: — Ну, увидимся. Береги себя. Саманта слабо пожала его ладонь и про себя удивилась, какая же она холодная и твердая. Словно мраморная. — Джек, береги их всех. Ты старший, понимаешь? Он кивнул: — Я же обещал, что все будет хорошо. Что может случиться? Единственным возможным ответом было: «не знаю». Жуткое предчувствие чего-то неотвратимого и страшного преследовало ее с дня решения о эвакуации. Но, зная недоверие Джека ко всему, что невозможно обосновать и объяснить логически, подкрепляя фактами, Саманта понимала, что хорист только рассмеется в ответ на ее опасения. Саймон бросился на шею сестры, глухо рыдая: — Сэм, пусть тебя Бог сохранит, я буду молиться за тебя каждый день! — мальчика била крупная дрожь, он захлебывался слезами и последними словами, которые должен был, непременно должен сказать сестре. — Я тебя люблю, Сэм! — Все будет хорошо. Обязательно. Я обещаю, — голос сел от слез. Тонкая рука в последний раз прошлась по темным вихрам. Раздался третий гудок. Потерявший терпение Джек вырвал Саймона из объятий сестры и поволок вверх по трапу. — Я обещаю, слышишь! Друг и брат растворились во тьме дверного проема. Сэм показалось, что их проглотило огромное металлическое чудовище. Сердце пропустило несколько ударов, упало и так и не смогло вернутся в прежний ритм. Самолет разгонялся, унося первых друзей детства и последнего родного человека. Про маму она не вспомнила, потому что ближе брата ей все равно никто из смертных не станет. Никогда. В небе самолет казался совсем маленькой точкой, словно неизвестный остров, затерянный в Атлантическом океане. Редкие облака приняли мальчиков, оставив от них тонкую полоску-шрам, белеющую на синеве небосвода. Сэм прикрыла глаза. Шум многолюдной толпы давил на уши, а земля уходила из-под дрожащих ног. Она осталась одна. Дорога домой не запомнилась, как и следующие два дня. Словно неведомый волшебник прошелся по книге памяти ластиком и стер все ненужное и бытовое. Единственное, что посчитал нужным оставить загадочный маг, было широкое, на полстраницы, липкое от типографской краски объявление о крушении самолета с маленькими беженцами на борту. А потом наступила темнота.