Русские такие русские
5 июня 2022 г. в 23:03
Хэйтем Кенуэй повидал разных женщин за свою жизнь, но таких — ещё никогда.
Братство не предупреждало Ассасина, что работа в команде предполагает в себе работу с особо красивыми и особо опасными. Катерина. Русская девушка, что наемником работала на Орден, выполняя его поручения безпрекословно. Она была идеальна. Быстра. Ловка. Незаметна. И главное — никогда не задавала лишних вопросов.
Изящная и тихая поступь не выдавала в женской красоте опасности и ее легко можно было спутать с особо богатой дворянкой. На деле же — воровка. Искусная. Ступает за Хэйтемом как тень, смотрит и наблюдает за окружением, читает особо красивого американца.
Затянув корсет поуже, подтянув высокий хвост, она выходит на охоту, надев на себя армейскую треуголку. Впервые в жизни Кенуэй шел за женщиной, что так просто вела его в логово Бульдога. Будь проклят тот день, когда Катерина вытянула длинную спичку, а он — короткую.
Ростова не любила бесполезность и эта вылазка обещала быть интересной. Обещала девице веселье и то она получила — Бэддрок убит, а она, хохоча, ступает по тонкому перилу, наполовину пьяна, наполовину обкурена лучшими сортами нелегальщины. Ступает легко. Вертится на опасности, словно это бравое дело для нее. А Хэйтем ступает следом, слушая воркующую о всяких глупостях девицу.
Она красива. Опасна. И вокруг нее много сучек из борделей, которые нашептуют своей милой Госпоже все, что она хочет знать, а Катерина им в карманы сует бумажки, одаривая напарфюменные шеи поцелуем. Даже куртизанки, искусные владелицы сердец и того, что пониже, не могли отвертеться от обаяния русской девушки.
А как на него завистливо вертели свои головы мужчины в тавернах, куда они приходили по выпивку и веселье? Рыжая девица то тут, то там сверкнёт своей улыбкой и уже через минуты она воркует с тем пьяным солдатом, что выдает из себя канаты полезной информации. И проклинает того, кто убил их дорого любимого Бульдога. А она все мило улыбается, подперев лицо рукой, очаровывая всех вокруг.
Ах, эти русские!
Бледные, тонкие и длинные пальцы сжали светлую простынь с завитающим треском, словно желая разорвать подвернувшуюся под руки ткань. Непрошенные звуки шелеста и шороха, скрипа отрезвляли и отвлекали от процесса, желая завлечь внимание совсем иными звуками, но столь великие усердия не были замечены, отброшены, утоплены в нависающем лице.
Накрохмаленная ткань очередного чудного отеля так неприятно прилипала к мокрой спине, а пальцы в какой-то момент упустили эту ткань быстро, заскользили по ней, словно желая снова ухватиться, но под руку попались напряжённые ладони с выступающими венами, что так же с силой сжимали ткань.
Ах, мягкие и дурманящие прикосновения нежных ладоней скружили голову и отрезвили ее уже острые ноготки, что сломались под напором ещё об ткань, а теперь вжимались в кожу на сильных плечах, оставляя незаметные в пылу ранки, которые к утру уже покроются корочкой или затянуться от неимения особого повреждения.
Хэйтему казалось, что эту сущий пустяк, что нет смысла обращать внимание на то, как хозяйка острых обрубков с силой раздирает кожу на лопатке, но в какой-то момент он прерывисто выдыхает ей прямо в губы, дразня нежную кожу, и хватает тонкие запястья одной своей большой ладонью, прижимая руки к холодной постели над девичьей головой.
Встретившись взглядом, на миг, Кенуэй проклинает тот день, когда согласился работать с воровкой и теперь утонул сам в ее чарах. Темные глаза окатились снова назад, разглядывая туманным взглядом пятна плесени на потолке, темные углы, даже свет из соседнего окна дома напротив, но Хэйтем взгляда так и не дождался, так и утопив лицо в мягких волосах, что так дурманяще пахли медом и холодным дождем.
Катерине не видано такое понятие, как смущение, не единожды так оказываясь под мужчиной, прямо сводя их с ума громкими и звонкими стонами, так и льющимися из груди. Словно самая излюбленная пьеса Хэйтема, которую он готов переслушивать раз за разом.
Руки отпускают, но те так и остаются вверху, вжимаясь в подушку пальцами. А вот его ладонь бродит по шее, ключица, очерчивает грудь, все шрамы и неровности, прижимаясь к плоскому и напряженному животу девушки, чувствуя, как от нее прямо веет этим сексуально-животным желанием получить намного больше.
И он это даст.
Руки хватают за лицо и внезапно несдержанно притягивают к себе, впиваясь в обсохшие губы своими, надавливая языком на преграду, прямо вынуждая и требуя открыть рот. Она, самая искусная куртизанка из тех, кого он встречал, целовалась до одури хорошо, делая все по-своему, уникально. Это и делает ее другой, не похожей, единственной в своем роде.
Такой женщины Хэйтем точно больше никогда не встретит.
Он отвлекает ее, заставляет удивлённо распахнуть глаза, когда, взяв за подбородок, запрокидывает голову назад и заставляет громко взглотнуть. Бледная кожа на свету казалась болезнно белой, словно мертвая, а тепло ее ещё напоминало о том, что дева под ним — живая, настоящая, не проделки уставшего и изголодавшегося разума.
Сердце внезапно сжимается, а в воздухе застывает немой крик через приоткрытый рот. Укус, от которого по спине болезненным разрядом прошлись мурашки, остался лёгкой рамочкой вокруг пульсирующей жилки. Такая хрупкая, тонкая, он мог бы прокусить легко кожу или задушить ее, но чистую кожу хотелось оставить не тронутой, такой же идеальной, а подтёки от пальцев явно не пойдут на пользу.
Особо непрошенные мысли улетают и Кенуэй всё-таки хватает ее за шею, шипит тихо на ухо что-то такое, от чего у нее внутри все сжимается. Совсем не от страха. Это вовсе не угрозы. Нет. Он говорил что-то до одури сексуальное, своим низким баритоном, прямо вынуждая женское нутро ему подчиняться. А тело — выгибаться.
В этой женской игре он стал победителем. Это не она решила, что они переспят сегодня, а он, мерно изводящий своей манерностью и правильностью, чистотой мысли и ума. Теперь она поняла, что попала в ловушку демона. Дьявола во плоти. Черта, что водится в омуте ее мыслей. Тот идеальный герой из ее любимых книг. Наяву.
Но Катерина кошка, которая ходит куда хочет и с кем хочет, она безупречна, превосходна и совершенна. Неограненный алмаз, что выбрался из грязи и нищеты, подняв голову настолько высоко, что больше не видел ненавистного отребья под своими ногами, ступая по их шеям. На свою шею Хэйтем Кенуэй ступить не дал и теперь он — ее интерес.
Губы манительно открываются. Ранки вновь кровоточат. И Ростова пытается что-то сказать, но сбитое дыхание и мелодичные громкие звуки перекрывают горло, не дают и слова вымолвить, а глаза снова закатываются, заставляя смотреть на лицо, наполненное неподдельным получаемым удовольствием, которое ещё ни один мужчина не мог принести Катерине.
Грубые и резкие рывки не дают продыху, не позволяют оттолкнуть от себя, даже если очень хочется. Последние толчки выходят такой силы, что хрупкое и худое тело болезненно вжимают в кровать, чтобы не смела рыпаться или пытаться сбежать, скинуть в сторону.
Грудь вздымается часто. Из рта с хрипом и свистом выходит воздух. А простыни шелестят под телами, нарушая взаимно поддерживаемую тишину, словно боевое перемирие перед бурей или миром.
На утро он находит Катерину внизу, спокойно слушающую новости из газеты, которую ей любезно читал проплаченный мальчишка. По тому, как она сидела, как подпиливала ногти, силясь вернуть им перспектабельный вид, ничего не выдавали в прекрасной рыжей даме настоящую воровку и охотницу, преступника и коллекционера разбитых мужских сердец, что не могли больше найти среди однотипных женщин ту самую.
Похоже, Хэйтему повезло застать ее в добром здравии и настроении. Ему вообще повезло после беспокойной ночи на двоих застать ее. Работа есть работа и Орден Катерине платил за нее, а то, с кем спала дама и кому предпочитала за деньги предоставлять свои разного рода услуги — их тоже мало чем волновало, так что Кенуэй мог быть спокоен.
Ещё не раз эта рыжая кошка сломает о него свои безупречно подточенные ноготки, а он, улыбаясь за чашкой кофе, явно не против такого расклада дел и партнёрства с Екатериной Ростовой.