Я все понимаю, но что с этим делать?

Я правда думал, что всё пройдет гладко? Нет, я конечно знал, что моё привилигерованное положение не позволит прислать для ритуала совсем уж низшую особь, отродье или слизня. Нет. Хотя и на счет четырёхрукого Пусона, демона-полудракона, я вовсе надежд не питал — такие диковинки никогда не будут отосланными, слишком редкие, слишком ценные экземляры. Но чтобы такое… Из множества вариаций, какие только приходили мне в голову, когда я пытался себя настроить, таковой вариант не то, чтобы последним в списке — вообще не рассматривался! Сами посудите, какая мне польза от демона, сила которого подобна моему роду? Да и я её в любом случае превосхожу настолько, что и резервом бы такую не назвал. Когда на свете есть сотни существ и тысячи их вариаций, силы которых мне бы сейчас не помешали? Даже из низших встречались неплохие предсказатели, слеповатые создатели защитных куполов, обладатели недюжей скорости… Врачеватель среднего класса был бы прекрасным вариантом. Но ни одна из моих надежд сегодня не оправдалась. Надо было всё-таки отказаться… Как будто мне был знак свыше… Или сниже… А теперь у меня нет выбора. Морально я словно припечатан к стене. Намного проще сейчас было бы поглотить невнятную полукровку неопределённого класса, ну или забрать силу из диких особей с низким уровнем интеллекта. Я уже и на такой исход махнул бы рукой. Но это… Как вообще теперь возможно взять себя в руки? Я обречённо вздохнул и ещё раз осмотрел круг призыва: неразрывные связи цепочек белой искрящей соли, соединённые узорами в единый рисунок, гуляющие тени от мерцания горящих свечей по контуру. Через дымку подрасплавленных огней на ставшей в полутьме цвета охры стене отбрасывалась тень, и я сверлил её очертания глазами, будто что-то должно сейчас измениться, или то, что я вижу, на самом деле представляет собой нечто другое. Вопреки моему отрицанию происходящего, доставленное тело словно издевалось над моей и без того эмпатичной натурой, небеспристрастной даже к камневидным, сбивающим путников с дороги: в центре круга на коленях с опущенной головой торчал человекоподобный юноша. Ни шерсти, ни чешуи, ни костных отростков на обнаженном выше пояса теле. Мне даже не было необходимости заглядывать тому в лицо, отвернутое к стене и закрытое волосами, чтобы понять, что клыков и жабр там тоже нет — демон ещё и молод ко всему прочему! Я снова тягостно вздохнул. Пройдя мимо, стараясь отогнать от себя всё, что роилось в мозгу, что на самом деле обо всём этом думаю, я отбросил сапогом свечные ограки. Делая вид, что разрываю солевую цепь, я прочёл от тела необходимый минимум информации, чтобы не уточнять ничего у жертвы. Чтобы не слышать его голоса, не видеть его лица. Демона для меня явно готовили не один день, ошибки призыва быть не могло — ни колебаний борьбы, ни сгустков ярости я не улавливал. Настолько сломить волю чистокровного — а выглядел он однозначно средним уровнем и без примесей — для этого надо было долго держать в ритуальных ошейниках. Почему-то не было сомнений, что святой воды ему вливали постоянно и нещадно — сейчас его тело веяло сплошной чистотой, такой, что аж блевать хотелось. Или это мне это чувство передалось от него? Немудрено, ведь тело более низшего уровня от такого обращения бы просто повсеместно разъело язвами. Стоп, хватит мыслей. И без них тошно. Все это уже не имеет никакого значения. Ничего уже не изменить, и уж совсем излишне думать, за что так с ним обошлись — это лишь усугубит моё и без того удручённое болезненное состояние. Опустошить голову и скорее покончить с этим фарсом. С самовнушением я приободрился. Дамас — так дамас: я открыл шкаф и выбрал подходящий для этого вида демонов, произошедших когда-то от падшего архангела, ритуальный предмет. Эмоциональных помех я не ловил — что в данном случае совсем не плохо. Демон был опустошён, смирился с участью и просто ждал, когда все это закончится. Я ждал того же не меньше. Значит, побыстрее и закончим. Я призывал цепи, поднял его руки вверх и в стороны в воздух. С колен не поднимал, просто хотел приподнять спину, чтобы бить не совсем лежачего… Но он так и повис на оковах, словно марионетка на ниточках, хотя будто всё осознавал — я почувствовал во рту привкус его горечи. Хорошо, хоть продолжает молчать. Я развернул кнут и нанёс демону первые пять ударов. Под ладонью пощипывало — через рукоять ко мне начали поступать сгустки накопленной его поколениями энергии. Так и должно происходить, вот только… Как раз так быть и не должно. Я остановился и шагнул к висящему демону. Присел сбоку, поднял и повернул за подбородок лицо, заглянул в глаза… «Черт, да кто ж им лица делает такими приятными! Что за издевательство?» Так, стоп, не отвлекайся. Просто скажи это. Твёрдо. — Выпрямись, и не висни. Тебе так больнее, а мне не удобно — я пытаюсь не захлестнуть тебе за плечи. Я старался говорить как можно жёстче, потому что жалость к себе демоны не выносят, и парень похоже понял, что причинять излишнюю боль меня совсем не воодушевляет. А может и нет. Может просто ритуальный хлыст начал воздействовать: эта штука не простая, в ней заложен опыт множества обрядов и вплавлена уйма артефактов. Поэтому он настолько действенный в отношении мощных, наделённых тёмной силой существ. Действенен он в обе стороны, настраивая канал перехода. Когда я вернулся на прежнее место, дамас выпрямился, упираясь на колени, концентрируя теперь мой взгляд не на своём затылке, а на макушке. После ещё пятнадцати ударов настанет заключительный этап. И я вложил всю свою волю и стойкость, чтобы до него добраться. Уже был почти на грани, в состоянии выжатого лимона. Оставалось одно мгновение до… Однако, такого поворота я никак не ожидал. К моему удивлению, когда я уже раскалил в камине наконечник подготовленной заранее шпаги, парень произнес: — Подождите! Я замер скорее от неожиданности, чем от самой просьбы. — Ещё двадцать. — Чего? — Я дамас! Для ритуала необходимо ещё двадцать ударов… по бедрам, — на ходу придумывал он. Я начал сканировать его эмоции, гадая, зачем ему оттягивать неизбежное, тем более таким жутким способом. Но, кажется, понял. И всё же проверю, правильно ли я их истолковал: — Ты уверен? Что-то я не припоминаю подобного в регламенте. — Я дамас! Я абсолютно уверен, что так надо! — прорычал он себе под нос не оборачиваясь. Его голос клокотал и отзывался от стен. И пронзал меня словно со всех сторон. Все ясно: напоследок демон вдруг захотел обставить всё так, чтобы это было его единоличным решением. Теперь он мне указывает, как проводить ритуал. Пониже спины, раз на той уже живого места не осталось, и не меньшее число, чтобы перекрыть мой счет... Да, что тут скажешь, он и правда стал похож на чистокровного дамаса: проявить такую стойкость даже вопреки своему возрасту и обречённому положению, когда уже едва жив. Проявить силу повелителя бури, которая в нём заложена изначально. Как жаль, что это в последний раз… Хоть я и не обязан ничего такого исполнять, и уж тем более потакать неслыханному вранью… Но кто я, собственно, такой, чтобы отказывать в последней просьбе? Хочет быть сам себе палачом — да пусть им и будет. Меня даже устраивает. Снимает груз ответствености. Ч-чёрт, ничего оно не снимает! Вся ответственность возлежит на мне, как и прежде, что бы он там себе не напридумывал. Он лишь тешит себя этой иллюзией. Потому что… я тоже уже не отступлю. Свист рассекает воздух и заглушается, врезавшись в тело. «Раз». Он испытывает сейчас нас обоих. «Два». А я поддаюсь. «Три». Да чья это была идея? — «четыре» — прислать дамаса! «Пять». О чём они только там думали! «Шесть». Чёртов совет. Чёртов ритуал! Чёртово господство! Чёртов падший архангел Риммон! Нет, не думайте, что я проклинал всё мироустройство. Даже наоборот, я всегда и неуклонно верил в баланс и границы дозволенности. Но иначе сейчас без злости просто не смог бы наносить беспощадные удары. Природной жестокости, в отличии от железных принципов и стальной уверенности, во мне просто не было. Как иначе я смог бы исполнить подобную бессмысленную просьбу? Собрал в кулак всё, что во мне накипело. Ближе к двадцатому удару, мои мысли бурлили и кричали громче тех звуков, что шли через сжатые зубы демона — он демонстрировал почти перекрывая мою собственную стойкость своей мощью, а я уже в своих мыслях буквально утопал. Внезапно дамас яростно зашипел громким заглушающим нечеловеческим звуком, вскинулся и злостно обернулся на меня через вытянутое цепями плечо, пожирая огненным взглядом. «Я что, переусердствовал?» — и остановился, попытался вернуть самообладание и переключить эмоции. – «Похоже, что так.» Я снова шагнул вперёд, сжал ему руку чуть выше плеча, не трогая раны, потому что от этого хлыста самостоятельная регенерация невозможна, и сказал, внятно и жёстко, в то же время без давления, и тщательно скрывая сожаление — оно ему совсем не нужно: — Ещё один и всё закончится. — и отпустил. Он молча отвернулся. Странно, но сейчас в нём столько живых и неугасаемых эмоций, что стало страшно. Их стало слишком много. Меня разрывало сильнее, чем в момент когда я его призвал. Эмоции буквально дробили меня на куски. И медлить стало невыносимо. Рано или поздно всё это закончится. Окончательно и бесповоротно. После двадцатого удара я отбросил кнут, хотя так с реликвиями никогда не обращался. И схватил спицу, чтобы больше не дать возможности ни себе, ни ему промедлить. Все и так затянулось до предела. Накалил наконечник и завершил ритуал. Демон протяжно завыл, когда в его кожу внутренней части под кистью впился кипящий металл. Запахло преисподней, выжженная часть дала погрузиться до вен, испуская черную дымку. Моё клеймо не было гербом, или моими инициалами. Это была просто маленькая буква А. Выбирая её, я тоже тешил себя иллюзией, что можно в будущем сделать её частью татуировки, сохранив отголосок того, кем он был. Например, прекрасно бы вписалось слово «дамас». Но тешить свою совесть таким образом просто глупо — вот о чём я говорил, когда сравнивал его род со своим: мы в чём-то всегда были похожи. Необходимости маскировать его клеймо ни при каких обстоятельствах не существовало. Отныне демон не сможет и шагу ступить без моего ведома. Сделать хоть что-то без приказа. Его навыки, возможности, вся его сущность — отныне и навсегда — принадлежит мне. Даже сказать мне неправду у него не получится — ритуальный кнут подавил противостояние, внушил подчинение, при помощи давления не одного поколения высших. Теперь он мой слуга, целиком и полностью обращённый в служение моему роду. Фактически мой раб. Его таковым мне и прислали, в качестве подарка, в благодарность за помощь и присмотром за Он-они, от котрого всё ещё неизвестно чего ожидать. Такого слугу, которым не жаль пожертвовать, если что-то неожиданно произойдёт. От меня лишь требовалась привязка нового приобретения. Конечно я не ждал четырёхрукого Путаса, держащего всех моих отпрысков аккурат под четыре подмышки, однако человекоподобный демон для моих самых необычных воспитанников — наихудший вариант, который только можно вообразить. Более того, это может стать проблемой в будущем. Дело даже не в суккубе и не в том, что демон слишком напоминает человеческого мужчину — дамасы склонны привязываться только к определенным предметам, местам или обращают внимание на достойных высших демонов — средние на них не оказывают особого влияния. Проблем с Нолами тоже не должно быть — они вообще безмятежны по своей сути. Что касается ночных проделок Баку — ну тут уже даже высший был бы не властен. Горечь моих неоправданных ожиданий была скорее из-за полукровки Он-они, и в тех его способностях, которых не дано сдержать ни нашему виду, ни роду дамасов. Да уж, спасибо ордену, низкий, да чтоб вас всех изжарило в исполинской пустыне, поклон. Я разрушил цепи, и демон сник. Оперся ладонями в остатки разбросанной уже не в упорядоченных узорами по полу соли и дышал слишком часто. Ему было не до физических ощущений, и боль его, которая неумолимо заглатывала и меня, была уже далека от физической. Более того, физическую он уже практически не ощущал. Его заметно подтряхивало, и совсем не от холода или стыда, поскольку от его штанов после ритуала буквально ничего не осталось — он не мог принять того, что уже для него наступило. А я не желал знать, за что его ко мне отправили. Что он такого натворил, чтобы разрушили его самого и то место, которое ему предназначалось в нашем мире. И я не собирался пользоваться переданной мне властью, чтобы копаться в его голове, и отбирать последнее, что у него осталось. Я не смогу так с ним поступить — отобрать последнее. Пусть остаётся что-то личное, нетронутое мной. Пусть даже это будет ненависть — все равно без неё ему не выжить. Однако заговорить о чём-то надо — не хочу силком или приказом тащить его через весь дом в его комнату: — Тебе сказали, кто я такой? Ответом мне было молчание, демон даже не шелохнулся и не перестал пропускать дрожь, будто время от времени через него проходил разряд молнии. Но я эмпат, и обычно моё имя производило хоть какой-то ощутимый для меня эффект, поэтому я расценил стабильность его эмоций как отрицательный. — Максимилиан Лоурренс, и ты теперь живешь в моём доме. Как же мне называть тебя, дамас? Кажется он подумал, что я не спрашиваю, а придумываю, как мне будет удобнее его называть. Ведь я имею право на что угодно. Однако я поспешил себя поправить: — Ты можешь оставить своё имя, если этого хочешь. Вот теперь на меня уставились два едких глаза. Опухших, красных, не бездонных, как обычно у них в спокойном состоянии, а налитых недоверием и проверкой моих слов. И действительно, зачем демону-хозяину что-либо спрашивать? Приказывай что нужно, или махни рукой сгинуть с глаз долой. Как же ты много ещё обо мне не знаешь, дамас! — Если не хочешь решать вопрос с именем, мне придётся сделать это за тебя. — Нет необходимости, «господин», — Вот тут я залился смехом, под его презирающем за это взглядом, потому как начало-то слова он ещё выдавил из себя человеческим голосом, а вот окончание «подин» звучало утробно и прямо-таки зловеще. А пугаться мне тут нечего: он не сможет мне навредить, как и всему моему роду, после привязки. И ради безопасности воспитанников назовусь даже полноправным опекуном детей. Маленькая временная ложь — но мне так будет спокойнее. Хотя я мог бы первым делом приказать ему им не вредить, однако не стану по своим соображениям. Кстати о детях, скажу ему о них лучше завтра, а то такая новость может раскатать любое исчадие ада, а он и так нехило подавлен своим положением. — Моё имя Риммон! — А вот тут я уже перестал забавляться и захлопнулся. Риммон? Я не ослышался? Я удивленно вкинув одну бровь уставился на него, силясь прочитать ответ: нарочно выбрал имя прародителя своего рода или его действительно так нарекли? Это довольно сильная ответственность, чтобы носить имя второго падшего с небес архангела. Хоть он не ответил, но в его спокойствии меня осенило, почему произнесённое моё собственное имя не возымело никакого эффекта. Мой прародитель — и это всем известно — человек. Хоть и самый уважаемый из рода людей, однако не настолько приближенный к Богу, а потом и к Люциферу, как Риммон. А Максимилиан — могущественный правитель земель, управлявший мудро. И я гордился своим именем наверно не меньше, чем может вообразить этот демон, но ведь... Риммон был наделён крыльями, и имел свободу выбора поклонения кому-либо или чему-либо… Мой же Риммон свободы, как и крыльев, теперь не имел. И что теперь с этим делать?